Слёзы Марии-Антуанетты

Сразу после закрытия кладбища, как только разошлись последние посетители, могильщики принялись за работу. Промокшие до нитки, они вошли в сарай, неся тяжелый гроб, запачканный землей, но, судя по всему, достойно вынесший испытание временем. Поставив гроб на козлы, они по знаку Лемерсье стали отвинчивать проржавевшие болты, что удавалось им не без труда.

Альдо отвел глаза. Ему всегда было тягостно смотреть на то, как мертвец возвращается из земли в мир живых, но сегодня все казалось особенно гнетущим. Он вспоминал ночь в Богемии, когда они с Адальбером раскопали в чаще леса заброшенную могилу, чтобы вынуть из нее одну из самых злокозненных драгоценностей и вернуть усопшему покой. Тогда природа словно окутала их своим непроницаемым безмолвием. Возможно, поэтому сегодняшнее испытание, в присутствии определенного количества свидетелей, нервировало его куда больше. Он потихоньку огляделся, и его взгляд задержался на Каролин. Она в ужасе прижималась к мадемуазель дю План-Крепен, не могла без дрожи взглянуть, на старый гроб и крепко сжимала руку своей спутницы. С ее стороны было сущим идиотизмом приходить сюда, пусть даже она — единственная родственница покойной дамы. Лемерсье, стоявший рядом с ней, казалось бы, дремал, но на самом деле из-под тяжелых век он пристально следил за ходом работы. Массивный и бесстрастный Кроуфорд делал вид, что все происходящее его совершенно не интересует. Он спокойно курил сигарету, и Морозини тут же последовал его примеру. Генерал де Вернуа бросил на него негодующий взгляд, что заставило Оливье де Мальдана усмехнуться. За время своей уже достаточно долгой карьеры дипломат, вероятно, неоднократно присутствовал при подобных церемониях. Альдо подумал о том, что этот человек ему симпатичен. Возможно, потому, что они слегка походили друг на друга. Оба небрежно-элегантные, не склонные драматизировать неприятные события и придавать им слишком большое значение. Один только профессор Понан-Сен-Жермен был целиком поглощен зрелищем: несомненно, он сгорал от нетерпения и постоянно потирал руки, вытягивая свою длинную шею из воротника со срезанными углами, что делало его похожим на грифа, высматривающего добычу.

Болты никак не удавалось отвинтить… Время шло. Чтобы избавиться от неприятных впечатлений, Альдо мысленно воззвал к жене. Должно быть, она думала, что он порхает по ярко освещенной гостиной, целуя ручку дамам и беседуя с каким-нибудь важным лицом. Или же ужинает в роскошном ресторане вместе с Адальбером. Ей не могло прийти в голову, что у него мерзнут ноги — в проклятом сарае было холодно! — в ожидании, когда же наконец могильщики откроют гроб! Впрочем, скорее всего она ни о чём подобном не думала, если маленькому Марко хоть что-то понадобилось…

Упрямая крышка с хрустом поддалась. Все, кроме женщин, шагнули вперед. Полицейский, вынув из кармана фонарик, включил его и направил луч света на черноватую массу, лежавшую на некогда белой атласной подстилке. Покойница, одетая в расшитое золотом синее бархатное платье с металлическими завитками, походила на мумию, и ее иссохшая кожа плотно облегала скелет… На костях рук и пальцев сохранились золотые браслеты, три довольно красивых перстня, но никакого кулона на пергаментной шее не было…

Раздраженно щелкнув языком, Лемерсье обратился к Каролин Отье:

— Кулона здесь нет, мадемуазель! Как вы это объясните?

Она взглянула на него испуганно и тревожно.

— Что я могу вам сказать, комиссар? Вероятно, кулон украли.

— Не тронув другие украшения? Это невозможно!

— Я так не считаю, — вмешался Кроуфорд. — Когда речь идет о такой драгоценности, все прочее меркнет. Вору, если таковой вообще был, нужна была алмазная «слеза», и только она одна.

Отойдя в сторонку, Лемерсье коротко переговорил с могильщиками, затем вновь вернулся к козлам:

— Эти люди выражают категорическое мнение, совпадающее с моим. До сегодняшнего вечера никто не вскрывал гроб. Это означает, что усопшую похоронили именно в таком виде, как она предстала пред нами сейчас, следовательно, ее воля была нарушена. Но ведь вы говорили нам иное? — обратился он к Каролин.

— Ну да, — еле слышно пробормотала девушка, готовая разрыдаться. — После ее смерти дедушка велел принести портрет, засмеялся и сказал мне: «Не трать время на розыски этой драгоценности. Моя дорогая Флоринда так любила кулон, что незадолго перед кончиной пожелала, чтобы я его надел ей на шею. Она отошла в мир иной с этим кулоном… Я сам проследил, чтобы украшение было на месте, когда закрывали крышку гроба. И сам прикрыл его шелковым шарфиком, чтобы он не попался на глаза похоронным служителям».

— Это тупость, — взорвался Морозини, — и дурно понятая любовь! Ведь вы жили с дедом и были, безусловно, более достойны носить такую чудесную вещь, чем эта женщина!

— Дедушка так не думал. Он страстно любил свою жену. А меня нет. Кроме нее, он никогда никого не любил! И моего двоюродного брата Сильвена тоже не любил! Прогнал его из дома, обозвав нищим попрошайкой…

— А как же ваши отец и мать? Первая жена?

— Он никогда не скрывал своих чувств к ним. Первую жену он взял за ее богатство. Он был очень красив, а у нее было большое состояние. Их сын слишком походил на нее, и когда его убили в начале войны, дедушка и слезинки не проронил. Похоже, он был даже доволен, но еще больше его обрадовала смерть моей матери, которая вскоре умерла от горя, как он мне рассказывал. Это был ужасный человек! Господи, зачем я все это рассказываю? — вскричала она, заметив, как внимательно слушают ее все эти незнакомые люди. И разразилась слезами.

Лемерсье не успел и рта раскрыть, чтобы продолжить допрос, как вмешалась Мари-Анжелин:

— Вы не думаете, что на сегодняшний вечер достаточно, комиссар? Да посмотрите, где мы находимся, черт возьми! Холодно, льет дождь, а вы истязаете эту бедную девочку? Пойдемте, милая, мы вас отвезем, — добавила она заботливо, но благодарности не дождалась.

— Спасибо, но в этом нет нужды, — сказала вдруг Каролин Отье, отстранившись от старой девы. — Меня привез месье Лемерсье, полагаю, он окажет мне любезность и доставит обратно домой.

— Конечно, конечно, — поспешно подтвердил тот. — Я только отдам несколько распоряжений, и мы едем! Дамы и господа, спасибо за то, что вы присутствовали при эксгумации. Прошу вас явиться завтра в управление… скажем, часов в одиннадцать, и мы, возможно, придем к каким-то выводам…

— Мы зря потеряем время, — возразил Кроуфорд, — все выводы уже сделаны: нам нечего вручить убийце. Завтра в этот час у вас будет еще один труп на руках. Как вы надеетесь предотвратить трагедию?

Комиссар пожал плечами:

— У меня нет ни единой мысли на сей счет, сэр Квентин, именно поэтому я хочу видеть вас всех в своем кабинете завтра в одиннадцать. Говорят, утро вечера мудренее: возможно, кому-то из вас придет в голову какая-то идея. В конце концов, именно вы и ваша треклятая выставка стали причиной этой серии убийств! Желаю всем спокойной ночи!

Предоставив могильщикам и сторожу заняться восстановлением прежнего порядка вещей, он проводил девушку к машине, на которой оба они приехали на кладбище, помог ей сесть, и автомобиль укатил под дождем, который так и не прекратился.

— Нам лучше последовать их примеру, — визгливо заявил профессор. — Такая влажная погода не пойдет на пользу моему ревматизму, к тому же я чувствую, что у меня начинается насморк. Не будет ли кто-нибудь так любезен доставить меня до дома?

— Моя машина к вашим услугам, — любезно отозвался Кроуфорд. — Я могу довезти вас, а также мадемуазель дю План-Крепен и князя Морозини.

Но двое последних, не сговариваясь, ответили отказом. «Трианон-Палас» был недалеко, и они предпочитали вернуться туда пешком. Им по-прежнему не хотелось встречаться с журналистами. Тогда Кроуфорд предложил свои услуги генералу. Что касается Мальдана, то он жил в двух шагах от кладбища…

Альдо взял Мари-Анжелин под руку, а та раскрыла свой огромный зонт. И оба храбро вышли из сарая под ливень, который хлестал теперь с удвоенной силой, так что под ногами у них хлюпала вода. Погода отнюдь не благоприятствовала разговорам, к тому же машина, прошедшая мимо них на приличной скорости, обрызгала их с ног до головы.