Бриллиант для короля

Мадам де Креки замолчала, она была очень взволнована. Де ла Рейни налил ей в стакан вина, и она приняла его с благодарностью. Он не прерывал молчания, дожидаясь, пока она выпьет вино и немного успокоится. Потом он сказал с большой проникновенностью:

— Я восхищаюсь вашими познаниями в медицине, мадам герцогиня. Это редкий талант среди знатных дам.

— Я прошла хорошую школу, — ответила она, слабо улыбнувшись. — Моя семья была в большой дружбе с семьей несчастного Фуке, а его мать, мадемуазель Мопу, действительно обладала обширными познаниями в медицине. Она составила замечательную книгу рецептов, с которой я не знаю, что сталось, разве что господин Кольбер, теперь покойный, забрал ее себе. Ее познания позволили ей спасти жизнь королевы, когда она подверглась опасности в первый раз. Ее пластыри, которые она ставила тайком, сотворили настоящее чудо, но король не выказал ей никакой благодарности... Впрочем, конец вам известен. А возвращаясь к юной графине, скажу, что боюсь, как бы она не навлекла на себя больших неприятностей. Она слишком молода, чтобы знать, что при дворе, и уж тем более королю, вовсе не нужно говорить правды... А иногда даже и слышать ее, в чем я убедилась на примере моего супруга.

— Неужели герцог де Креки может пожаловаться на дурное обращение?

— С герцогом? Дурно обойтись? Никогда! Но я прекрасно знаю, что сейчас он страдает из-за того доверия, которым дарил его еще совсем недавно король и которое всегда было для него самым главным сокровищем. Как-то вечером... это было очень давно, они воевали тогда во Фландрии, король со смехом сообщил ему странное предсказание: он женится на престарелой вдове, которая будет водить его за нос...

Де ла Рейни не мог удержаться от смеха.

— Забавно, не правда ли? — подхватила гостья. — Но с тех пор, как в окружении короля появилась мадам де Ментенон, предсказание перестало быть таким уж забавным, и Его величество, без сомнения, сожалеет о своей откровенности. Герцогу поручили управление городом Парижем, что отдалило его от Версаля и от «короля-солнца», без которого он жить не может. Что касается меня, то после смерти королевы я перестала быть статс-дамой и стала одной из многочисленных придворных. Одним словом, мы теперь пара старичков, которых из-за всей этой скверной истории хотят видеть при дворе как можно реже...

— Неужели вы думаете, госпожа герцогиня, что король женится на мадам де Ментенон?

— Если уже не женился... Но мы уклонились от цели моего визита: нужно непременно разыскать мадам де Сен-Форжа. Она, как и я, убеждена, что королеву убили, а значит, подвергается величайшей опасности, особенно после смерти хирурга. Слухи, которые распространяются по Парижу, могут навести на мысль, что у нее слишком длинный язычок...

— Меры были приняты сразу, ее лишили свободы. Из кабинета короля ее увезли в Бастилию.

— Боже мой! Бедная девочка! Она погибла!..

— Возможно, и нет. Судя по тому, к чему мы движемся, скоро придется пересажать половину Франции. Но вы были бесконечно правы, когда решились приехать ко мне, я обещаю, что приложу все усилия, чтобы вернуть мадам де Сен-Форжа на свободу. В некотором смысле теперешние слухи и волнения могут сыграть положительную роль: король может задуматься и не совершить шага, которого мы все опасаемся.

— Я уже вам сказала, что, скорее всего, он его уже совершил.

— Не обижайтесь на меня, но я не могу вам поверить. Я бесконечно благодарен вам, госпожа герцогиня, за ваше мужество, благодаря которому вы приехали ко мне. Я глубоко чувствую оказанную мне честь и, если мне будет позволено, осмелюсь вам дать совет: не сообщайте больше никому о ваших сомнениях, которые для меня являются неопровержимым фактом и проливают свет на исчезновение юной графини. Сосредоточьте ваши заботы на господине градоправителе[9]. Ваше участие будет для него лучшим утешением.

Герцогиня уехала, почти что успокоившись. Между тем де ла Рейни не обладал в глубине души той уверенностью, которая отражалась на его лице. Он прекрасно знал, что влияние Ментенон возрастает с каждым днем, и это уже не было секретом. Но он не мог вообразить себе, что гордец «король-солнце» заменит у себя за столом и в постели благороднейшую инфанту женой старого скандалиста Скаррона, чья выставляемая напоказ набожность больше всего напоминала замаливание былых грехов.

«Опускать пальцы в чашу со святой водой все-таки не так приятно, как нежиться на шелковых простынях с такой обольстительной грешницей, как маркиза де Монтеспан», — решил главный полицейский.

Придя к такому заключению, он взял шляпу, перчатки, трость, завернулся поплотнее в плащ, потому что на улице заметно похолодало, и отправился ужинать на улицу Ботрей. Аппетитные запахи жареного мяса и печеного теста сообщили ему с порога, что он желанный гость в этом доме. Мадемуазель Леони, гордясь тем, что ей довелось принимать лучших служащих полиции и советника посольства, пусть и бывшего, засучила рукава и позаботилась о самых вкусных и питательных блюдах: жирных устрицах из Сен-Вааста на Контантене, рагу из куропаток с грибами, кабаньей ноге с брусникой и каштанами, небольшом блюде сыров и тортах, какие пекут в ее родной Бретани: слоеном с виноградом и кремом и песочном с вареньем. Господин Исидор настоял на своем участии в ужине и прислал Фромантена, нагруженного полудюжиной бутылок, тщательно выбранных в погребе покойного брата. Вино было единственной роскошью, которую позволял себе этот скупец, тщательно следя, чтобы его погреб был всегда полон. Когда гости и хозяева уселись за стол, покрытый белой скатертью и украшенный букетом из осенних ромашек и ветки с золотыми листьями, всем стало тепло и уютно; весело застучали ножи и вилки, отдавая дань вкусной еде, зато разговоры велись самые незначительные до тех пор, пока не подали сладкое.

Вот тогда-то господин де ла Рейни, допив свой стакан с «Аликанте», заговорил.

— Мне кажется, — сказал он, — настало время поговорить о том, ради чего мы все собрались за этим великолепным столом: о необъяснимом исчезновении мадам де Сен-Форжа. Первым делом, узнав от мадам де Монтеспан, что она «оскорбила короля», я отправился в Бастилию, и там комендант Безмо тут же сообщил мне, что 30 июля в закрытой карете под охраной стражников прево ему была доставлена та, кого мы ищем. К несчастью, — поспешил он добавить, увидев, как посветлели все лица, — она пробыла там всего несколько недель, а потом вновь появилась карета, на этот раз без стражников, но с приказом господина де Лувуа перевезти ее в Венсен, под предлогом, что воздух там гораздо лучше.

— Значит, она в Венсенском замке? — нетерпеливо уточнил Альбан.

— Нет, туда ее так и не доставили. Маркиз дю Шатле принял меня весьма любезно, убедившись, что со мной не приехала ни одна ведьма, и сообщил, что к нему не поступала такая узница, добавив, что в настоящее время в замке нет ни одной женщины.

— Боже мой! — простонала мадемуазель Леони. — Где же она может быть?

— Вот это мы все вместе и постараемся выяснить.

— Если только она еще жива! — воскликнул Альбан, гневно сжав кулаки.

— Я совершенно уверен в том, что Шарлотта жива, — проговорил его начальник умиротворяющим тоном. — Но дай мне возможность договорить. Из достоверного источника мне известно, чем она могла оскорбить короля. Ее заточили в тюрьму, чтобы она не предала огласке весьма нежелательное мнение, которое расползлось по Парижу после смерти Жерве: королева была убита своими врачами; сознательно или бессознательно, но они довели ее до смерти. Шарлотта, оказавшись в подсобной комнате, невольно услышала их последнее совещание. Именно о нем она и хотела рассказать королю, именно оно и послужило причиной ее исчезновения.

— Откуда вы об этом узнали? — осведомился де Сенфуэн, внезапно став очень серьезным.

— Я все вам расскажу, но вы все должны дать мне клятву, что будете немы как рыбы.

9

Герцог Шарль III де Креки, после многочисленных военных кампаний, был градоправителем города Парижа, а затем послом в Риме, где и умер спустя три года от горя, потому что перестал быть другом короля. Людовик XIV, без сомнения, испытывал чувство неловкости, но после перевода больше никогда с ним не разговаривал. (Прим. авт.)