Деяние XII

— Дайте я эту суку торцану! — раздался рёв Серого, и в переносицу Руслану устремился огромный кулак. На сей раз он не смог его перехватить. Нос хрустнул, затылок со страшной силой ударился о стену, Руслан стал медленно сползать по ней.

— Смирно, урки мокрожопые! — раздался ещё более оглушающий рёв.

Серый чудесным образом вспорхнул и отлетел, всем весом вдарив о заднюю стену. Теряющий сознание Руслан с изумлением увидел Лысого в одних трусах. Его огромное тело с буграми мышц, совсем не стариковское, лоснилось в тусклом свете единственной лампочки, огромные руки, как маховики, ходили в разные стороны, разбрасывая обалдевших от творящихся ужасов "блатных".

— По конвертам, вафлы позорные! Я таких по зоне бушлатом гонял, падлы! Опущу ниже параши! — орал дед диким голосом.

— Припухай, вор в загоне! — его кулак ловко отправил Зубана в трепещущую кучу поверженных тел.

Сползший на пол Руслан увидел прямо перед собой струйку крови, стекающую с бледного пархатого черепа и вывернутую под неестественным углом шею.

— Розочка… — отчаянно вспыхнуло в нем.

Пред тем, как окончательно соскользнуть во мрак, он услышал топот и заплетающийся испуганный голос доктора Бывалого, подоспевшего, как позже выяснилось, с подкреплением санитаров из других отделений.

…Он словно бы видел драку со стороны и как-то даже сверху, словно прилепился к потолку курилки и не в состоянии был сойти вниз, да даже и пошевелиться. Искаженные красные морды, хлещущие удары, кровь на полу, вопли и маты. Видел себя самого, окровавленного, прижимающегося к стене, с трудом защищающегося и, наконец, упавшего. Вся кодла кинулась на него, неистово топча ногами, избивая ручками швабр. Его тело перестало дергаться, он со страхом понял, что умер.

И в этот момент его пронзил ещё более чёрный ужас: кучка убийц расступилась, а он заорал, вернее, беззвучно раззявил рот, увидев, что вместо него на заляпанных плитках распростерлась изувеченная женщина в жалких клочьях одежды.

Его мать.

Убийцы стали изменяться на глазах: их лица вытягивались, уши заострялись, из кожи пробивалась густая шерсть. Челюсти оттопыривались, из них прорастали острые клыки. Руки скрючились, явили на концах пальцев изогнутые когти. Толпа воняющих козлятиной зверообразных существ накинулась на бездыханное тело Асии и принялась отрывать огромные куски мяса, тут же с ворчанием пожирая их.

Главный кошмар заключался в том, что мать все время была в сознании, серьезно глядя прямо на сына широко раскрытыми глазами.

В этот жуткий момент Руслан почувствовал, что имеет власть над своими руками, и стал лихорадочно искать что-нибудь тяжелое, чтобы бросить в демонов. В руке непонятным образом оказалось неприятно податливое, но с твердой структурой внутри, холодное и сыроватое, как полуразмороженный цыпленок. Он бросил взгляд и с ужасом увидел, что сжимает переломанную шею Розочки, безвольно свисавшего и касающегося ногами пола. Но и Розочка был живой, глядел на него таким же серьезным, как у матери, взглядом.

Тут Руслан разом оказался лежащим на полу, Розочка куда-то девался, а прямо на него продолжала испытующе глядеть Асия, от которой оставалась одна окровавленная голова с перепутанными волосами.

Он понял, что сейчас провалится куда-то, где не должен быть никто — в ту самую беспредельность без крыши и дна, в какой беспомощно растворялся в детстве. "Ма-а-а-а!" — заорал он, и, теряя рассудок, увидел, что почерневшие губы Асии раздвигает снисходительная улыбка. "Все будет хорошо, сынок, — сказала она сиплым, словно простуженным, голосом, — ты не волнуйся, все будет хорошо!".

Впервые он не поверил матери.

— Все будет хорошо, успокойся, — настойчиво уговаривал голос, который больше не принадлежал Асие.

Руслан застонал и открыл глаза. Наверху была потрескавшаяся известь потолка. Это была "надзорка" — кругом разливался яркий свет. Руки и ноги плотно охватывали вязки, а слева высилась уродливая капельница, лениво испускавшая ему в вену бесцветную жидкость.

Над ним склонялось лицо лысого старика.

— Ну вот, очнулся, — удовлетворенно констатировал тот.

Теперь он был полностью одет в опрятную, на все пуговицы застегнутую пижаму, из-под которой виднелся воротничок чистой сорочки. На нём не было заметно никаких следов бурных событий.

Лицо Руслана невыносимо давило и щипало — похоже, его распухший нос основательно обработали зелёнкой. В голове было совсем мутно от боли и слоновьей дозы аминазина, мир временами расплывался, но он собрал мысли и хрипло произнес в пространство:

— Розочка?..

— Увы, Вадим Залманович Симановский, именуемый здесь Розой, приказал долго жить… — печально ответил старик.

— Я опоздал… — в голосе Руслана было море раскаяния, но утешения он не получил.

— Да, ты опоздал, — кивнул Лысый.

Он ловкими пальцами освобождал Руслана от вязок и вытаскивал из вены иглу капельницы.

— Что ты делаешь, тебя же накажут, — проговорил Руслан, садясь на койке и растирая запястья. Но старик только покачал головой.

— Тебя этот прохвост Гестапо велел положить на вязки, пока я объяснялся с господином Бывалым. Хотел всё на тебя свалить, но я не дал. Сейчас санитары вяжут всю банду.

Со стороны "Блатной" доносились возня и ругань. Несмотря на глухую ночь, отделение гудело. Всюду сновали возбужденные пациенты, носились санитары из других отделений и милиционеры из внешней охраны больницы. На Руслана и деда никто не обращал внимание.

— Кто ты? — спросил его Руслан, почувствовав, что кровообращение в руках и ногах восстанавливается, а мысли немного проясняются.

— Ак Дервиш, — коротко ответил тот и произнес нелепую фразу:

— Есть возможность устроить тебя на курсы арабского языка. Недорого.

Руслана словно со всей дури саданули поддых. Все сдерживаемые усилием воли воспоминания-бесы разом поднялись в нём жгучей волной ненависти. В центре этой смуты, как око бури, возник в упор глядящий на него мёртвый глаз, он не понимал, кому тот принадлежит — отцу или матери, да это было и неважно. С яростным воплем Руслан схватил старика за шею, ощутив под пальцами тугую сеть мышц. Давил, с шипением выталкивая из себя полные гнева и жажды убийства фразы. Ак Дервиш спокойно глядел на него, не делая попыток защититься.

— Я тебя не узнал без бороды, — выплевывал в него слова Руслан, не оставляя безуспешные попытки удушения, — ты тот дед, который следил… Ты из этих… Вы меня с детства пасли… Все из-за вас, гады! Ненавижу!

Старик без всякого труда освободился от захвата, прижав руки юноши к койке.

— Я надеюсь, ты не забыл, что надо ответить?

— Ненавижу!.. Ненавижу!.. — не слушал его Руслан, пытаясь вырваться.

— Отзыв! — рявкнул Ак Дервиш так, что юноша, растеряно глядя, замер.

Его вдруг окатило, словно водой из ведра, каким-то совсем уж неуместным весельем. Расширенными глазами он глядел на того, кого только что хотел убить.

— Отзыв! — повторил дед.

— У папы хватит денег только на турецкий…

Веселье ушло туда же, откуда явилось.

— Только у меня больше нет папы…

В глазах Руслана замельтешили золотистые блики и вновь увлекли во тьму.

Архив Артели

Только для членов Совета.

Единица хранения N 0095-812

Письмо Бодуэна IV Иерусалимского Тэмуджину Синеокому.

Я, Бодуэн, получивший Иерусалимское королевство по воле Божьей, и по воле Божьей ныне его оставляющий, пишу тебе на другой край земли, в надежде, что слова мои достигнут тебя. О тебе же я знаю лишь то, что ты, как и я — Отрок, Божий оруженосец, избранный Провидением совершить некий великий подвиг. Господь не дал мне исполнить его, и я ныне горько раскаиваюсь, что осмелился принять царский венец в том благословенном месте, в каком Спаситель принял терновый. Отрекись я в тринадцать лет от короны, быть может, я сумел бы с помощью Божией, преодолеть свой недуг и исполнить предназначение. Но случилось, что я был единственным сыном своего отца и долг велел мне воссесть на престол.

С детства я был поражен тяжкой болезнью, как полагал, за грехи моих предков. Но посланники тайного братства, именуемого Орда (несомненно, это слово значит то же, что и орден у христиан), недавно достигшие пределов моего королевства, открыли мне, что я был злонамеренно поражён проказой некоторыми злодеями в моём окружении, которые исполняли волю другого тайного братства, именуемого Конгрегация.

Ныне я слеп и немощен. Не владеть конечностями — не самая лучшая подмога человеку, управляющему государством. Тем более верно это в отношении дела, о котором рассказали мне посланцы Орды, а ещё раньше Господь наш открыл видением, в котором явился мне сам Святой Архангел Михаил.

Моя слабость увеличивается, я чувствую, что скоро покину сей мир, или от своей болезни, или изведённый злодейством врагов христианской веры. Моя единственная рука уже не в силах сдерживать напор недругов, рвущихся к Священному Граду. А между тем они окружают меня и в его стенах. Недавно мне открылось прискорбное отступничество рыцарей Ордена Храма, отрекшихся от Христа и Его спасительной жертвы и посвятивших себя служению дьяволу. Я вынужден скрывать это знание даже от самых близких мне людей и втайне горько плакать о своём бессилии, ибо, как мне известно, даже при Святом Римском Престоле весьма усилились враги Христовы.

От всего этого я пребывал в унынии, ибо вижу, что свет истинной веры, столь ярко воссиявший некогда среди народов Запада, ныне едва мерцает. Но прибытие посланцев Орды возвратило мне надежду, что не всё потеряно и крестоносное дело будет продолжено с другого конца света.

Я знаю, брат мой, что ты не христианин, однако веришь во единого Бога, и Благая весть дошла и до тебя, поскольку живешь ты вблизи царства Пресвитера Иоанна. Посланцы Орды заверили меня, что ты можешь принять величайшую святыню нашей Церкви — Само Спасительное древо Креста Господа нашего Иисуса Христа, коего я как король Иерусалимский, выступаю охранителем. Как только это станет возможно, оно отправится к тебе, ибо, как заверили меня посланцы, вооружившись им, ты победоносно пройдешь по всему миру и уничтожишь окончательно нечестивый закон Магомета, навечно утвердив Иерусалим за христианами. Более мне надеяться не на что, ибо, как чувствую я, после скорой моей смерти Святой Град падет перед неверными.

Посему я поручил некоему верному рыцарю после того, как оставлю сию юдоль, передать Святой Крест посланцам Орды с тем, чтобы они доставили его тебе. Следует сказать, что рыцарь этот, хоть и почитается братом нечестивого Ордена Храма, однако на деле давно оставил его сатанинские дела и остаётся предан лишь Богу и мне. Он поклялся Именем Господа выполнить мою волю, и что ни он, ни его потомки не выдадут сию тайну, даже если к ним применят самую жестокую пытку.

Пока же я до последней своей минуты в этом мире буду оберегать Святое Древо, ибо именно мне Господь доверил хранить его.

Да будешь благословен ты Богом, Отрок Тэмуджин Синеокий, и да пребудет с тобой Пресвятая Дева и все воинство Божие во главе со Святым Архангелом Михаилом.

Попроси Пресвитера Иоанна и все священство его молиться, дабы не оставил Господь Своим попечением и не вверг за грехи в кромешную пустоту, которая есть прибежище и царство дьявола, меня, несчастного

Бодуэна IV, Божией милостью шестого короля латинян в Святом граде Иерусалиме.

Писано со слов владыки моего короля рыцарем Филиппом де Патте в Иерусалиме 1 марта 1185 года от Рождества Господа нашего.