Пришелец

— Не мучайте Люса, падре, — вдруг услышал он знакомый голос, — ему и так больно.

— Ты хочешь, чтобы он переродился в какое-нибудь страши… — начал было священник, но внезапно умолк на полуслове и поднял глаза на светлую, облаченную в свободный складчатый хитон фигуру.

— Эрних?!. — с тихим восторгом в голосе воскликнул он. — Но как ты вошел к нам?..

— Вошел?.. А разве я куда-нибудь выходил? — удивленно спросил юноша, откидывая на спину остроконечный капюшон и разбрасывая по плечам легкие искрящиеся волосы.

— Нет-нет, конечно, нет, — закивал падре, перебрасывая в ладонях глиняный осколок с горящим фитилем, — но Люса надо бы прижечь, а то как бы чего не вышло!..

— А вы не беспокойтесь, святой отец! — воскликнул призрак, всплеснув складками хитона, — чтобы наш Люс — это мудрейшее, совершеннейшее существо во всей Вселенной — обратился в какую-нибудь скользкую чешуйчатую гадину?!. Да никогда в жизни!..

— Ну если ты говоришь… — начал падре.

— Зачем говорить? — быстро перебил призрак. — Я делаю!..

Он шагнул к сидящему на корточках Люсу и слегка коснулся прозрачной ладонью четырех темных крапинок на его жилистой шее.

— И здесь… И здесь… — продолжал он, проводя пальцами по синякам и ссадинам, полученным задиристым пушкарем в какой-то кабацкой потасовке. — Теперь легче?.. Не больно?

— Мне нет, — кивнул Люс, не сводя глаз с очертаний громадной рваной раны, темным неровным пятном проступавшей сквозь воздушные складки хитона, — а тебе?

— Мне? — удивился призрак. — А почему мне должно быть больно?

— Не сейчас — тогда? — прошептал Люс, осторожно раздвигая складки хитона и слегка касаясь пальцами выступающего обломка ребра.

— Тогда?.. Тогда — не помню… — ответил призрак, плавно отводя руку пушкаря. — Впрочем, зачем вспоминать?.. Мало ли что могло тогда случиться!.. Не надо оглядываться… Тинга?!.

— Я здесь! — откликнулась девушка.

— И Бэрг здесь?.. И Янгор?.. И Сконн?.. — несколько раз воскликнул призрак, отступая на середину хатанги и беспокойно оглядываясь по сторонам.

— Здесь… Здесь… Все здесь… — раздалось несколько нестройных приглушенных голосов.

— Это хорошо!.. — призрак облегченно вздохнул и посмотрел на Тингу, все еще державшую на коленях выпуклый растрепанный нагрудник.

— Что ты делаешь, девушка? — спросил он. — Плетешь корзину?.. Вершу?.. Где ты будешь ее ставить?.. Здесь кругом так сухо… Рыба не может здесь жить — не веришь?.. Вот, смотри…

Пришелец протянул руку и выхватил из воздуха темную осклизлую щуку, покрытую малахитовыми разводами. Рыба топорщила мраморные плавники, слабо шевелила тяжелым хвостом и раскрывала рот, пытаясь высвободиться из цепких пальцев юноши, запущенных ей под жабры.

— А где твой муж? — спросил пришелец.

— Здесь, — коротко отозвался Бэрг, недоверчиво поглядывая на длинную мутноглазую рыбину в его руке.

— Что ты так смотришь?.. — призрак подвинулся к Бэргу и протянул ему щуку. — Не веришь?.. На, возьми… Потрогай, не бойся!..

— Я не боюсь, — сказал Бэрг, — щука как щука — что ее трогать?.. Ты поймал, ты и возись!

— А что с ней возиться? — Пришелец положил щуку на каменную плиту, провел над ней раскрытой ладонью, и рыба мгновенно покрылась темной пузырчатой корочкой.

— Подходите, ешьте! — сказал он, снимая запекшуюся шкурку и отслаивая от костей кусок влажной, белой как снег рыбьей плоти, — ну что же вы медлите?.. Перед выходом на арену надо поесть как следует…

— Арена?.. — вскинулся Дильс. — Откуда тебе известно про арену?..

— А это что? — Пришелец кивнул на груду доспехов под окнами хатанги. — Но боюсь, что это вас не спасет… Впрочем, попробуем… Подойди ко мне!

Пришелец жестом подозвал Свегга и, взяв из рук Тинги недоделанный доспех, одним неуловимым движением набросил его на мускулистый торс воина. Ничто не треснуло, не лопнула ни одна жила, а панцирь словно прирос к Свеггу.

— Нигде не жмет?.. Не тянет?.. — спросил пришелец. — Пройди, попробуй что-нибудь сделать!

— С большим удовольствием! — воскликнул Свегг и, бросившись к решетке, перекрывавшей дверной проем, переломил толстый ржавый прут ударом кулака. Хозяин хатанги, стоявший по ту сторону решетки и внимательно следивший за всем, что происходило перед его глазами, выхватил из-за пояса короткий тяжелый клинок и в тот момент, когда Свегг обеими руками ухватился за прутья, сделал выпад. Послышались резкий треск, скрежет ржавого железа и чистый холодный звон ломающейся стали. Спина воина дрогнула, но пальцы, захватившие прутья решетки, не разжались, а продолжали делать свое трудное дело до тех пор, пока четкие квадратные очертания проемов не поплыли в стороны наподобие ячеек заброшенной в воду рыбачьей сети. Хозяин хатанги медленно пятился в глубь двора, растерянно вертя в руке рукоятку клинка и все еще тыча перед собой коротким поблескивающим обломком. Когда же один из прутьев решетки со звоном лопнул, осыпав ржавой трухой голову и плечи Свегга, хозяин отшвырнул обломок и исчез, напоследок разорвав ночной мрак истерическим захлебывающимся воплем.

— Зачем ты ломаешь решетку, Свегг? — спросил пришелец.

— Масло для плошки… Свет… Доспехи подгонять… Свобода… — с натугой прохрипел воин, отгибая сломанный прут.

— Свет?.. А разве здесь темно?.. И зачем подгонять доспехи?.. Разве твой панцирь стесняет движения?..

Пришелец подошел к Свеггу и потрогал его за плечо.

— Перестань, не трать силы, — сказал он, — они тебе пригодятся…

Свегг разжал руки, обернулся, и все увидели, что клинок хозяина оставил на его панцире лишь легкую кривую царапину.

— Лихо, — присвистнул Дильс и, подойдя к наваленным на полу доспехам, не глядя вытащил из груды широкий, обшитый костяными пластинками пояс. Вслед за ним и остальные стали выбирать и примеривать на себя наколенники, шлемы, панцири и даже небольшие полумаски, снабженные длинными узкими ремешками. Но никакие ремешки не понадобились: каждый доспех словно прирастал к коже, едва коснувшись предназначенного для него места. В пылу примерки все то ли забыли о призрачном незнакомце, то ли так свыклись с его появлением, что Сконн походя отхватил пальцами кусок рыбины, чудесным образом испеченной прямо на каменном полу хатанги. Прожевав кусок, рыжий охотник сел на пол и стал вытирать ладони о косматую шевелюру. Когда же пальцы запутались в волосах, Сконн по привычке слегка дернул рукой и тут же взвыл не столько от страшной боли, сколько от ужаса, увидев на собственной ладони окровавленный клок волосатой кожи.

— Осторожнее, Сконн!.. — сказал пришелец. — Так можно и собственную голову оторвать…

Он подошел к вягу, взял у него из рук клок кожи и, приложив к окровавленному черепу, мягко провел ладонью над пораженным местом. Послышалось легкое потрескивание, в густых рыжих космах забегали беспокойные голубые искорки, и вырванный клок вновь намертво прирос к шишковатой голове.

— Однако… — пробормотал Свегг и тоже потянулся к початой щуке.

— Только не особенно увлекайтесь!.. И поберегите на утро!.. — сухо предупредил падре, когда вслед за воином и остальные стали подходить и отщипывать кусочки от рыбьего хребта. Сам он оторвал щучью голову, хвост, кусок запеченной шкурки и, поместив все это в полотняный мешочек, туго перевязал его кожаной тесемкой. Но даже занимаясь всем этим, падре ни на миг не выпускал из виду своих людей, наблюдая за тем, как они осторожно, волокно за волокном, поглощают белую плоть рыбы, неукоснительно нараставшую на обнажающихся костях. Осветительные плошки по углам давно остыли, но внутренность хатанги продолжал заливать ровный, не отбрасывающий теней свет. Падре поднял голову в поисках призрачного пришельца, но его нигде не было.

— Норман? — окликнул он командора. — Вы не видели, куда исчез наш гость?..

— Гость?.. — усмехнулся Норман, пристально глядя в глаза священнику. — Вы спрашиваете так, словно не узнали его?..

— Так вы думаете…

— Я не думаю, — перебил Норман, — я знаю… И знаю, что вы знаете, и вы знаете, что я это знаю…