Дай пять

Мусорная контора располагалась ниже у реки, на другой стороне дороги. Это был район складов и семейных фабрик. Не особенно живописный. Но идеальный для мусоровозов.

Я влилась в поток транспорта и нацелила нос Большого Голубого на запад. Десятью минутами и семью светофорами позже я ехала по Уотер–стрит, кося глазом на неприветливые кирпичные здания, отслеживая номера. Дорога была вся в рытвинах и ухабах. Служебные парковки были огорожены цепными заборами. Тротуары пустовали. В темных окнах никаких признаков жизни. Мне не понадобился номер. «АР ДЖИ СИ» оказалось легко вычислить. Огромная вывеска. На стоянке куча мусоровозов. У здания было пять парковочных мест для посетителей. Все пустовали. Неудивительно. Здесь точно пахло не розами.

Я припарковалась на одном из мест и стремительно вошла внутрь. Контора была небольшой. Линолеум на полу, стены цвета мертвенно–бледной зелени и прилавок в половину комнаты. В задней части находились два письменных стола и шкафы для бумаг.

Из–за одного из столов встала женщина и подошла к прилавку. На прилавке находился жетон с надписью «МАРТА ДИТЕР, ПРИЕМНАЯ», и я предположила, что эта женщина и есть Марта.

– Чем могу служить? – спросила Марта.

Я представилась племянницей дяди Фреда и сказала, что разыскиваю его.

– Я помню, как разговаривала с ним, – вспомнила она. – Он отправился домой за забытым чеком и уже не вернулся. Мне и в голову не пришло, что с ним что–то могло случиться. Я предположила, что он отступил. У нас много народу, которые пытаются извлечь выгоду из ничего.

– Надо же!

– Точно. Вот почему я послала его домой за чеком. Старики хуже всех. У них всех фиксированные доходы. Они наплетут что угодно, лишь бы не выпустить из рук лишний доллар.

За вторым столом сидел мужчина. Он встал и подошел к Марте.

– Возможно, я здесь могу чем–то помочь. Я бухгалтер, и, боюсь, это моя проблема. Дело в том, что такое случалось и прежде. Это все компьютер. Просто не можем понять, почему он не распознает некоторых клиентов.

Марта постукивала пальцем по столу:

– Компьютер ни при чем. Просто кое–где еще водится народ, который хочет получить преимущество. Люди думают, что это в порядке вещей – надуть большой бизнес.

Мужчина скупо улыбнулся и протянул мне руку:

– Лари Липински. Я удостоверюсь, что счет исправлен.

Марта не выглядела счастливой:

– Нам наяву стоило бы увидеть погашенный чек.

– Ради Бога, – обратился к Марте Липински, – человек исчез посреди беготни по хозяйственным делам. Наверно, чек был при нем. И как, ты полагаешь, тебе покажут тот чек?

– Предположительно, Шутцы долгие годы были клиентами. Должно быть, у них имеются погашенные чеки за предыдущие кварталы, – предложила она.

– Не могу поверить, – возмущался Липински. – Да отвяжись ты. Дело в компьютере. Помнишь прошлый месяц? У нас были те же проблемы.

– Это не компьютер.

– Компьютер.

– Нет.

– Да.

Я попятилась и выскользнула в дверь. Мне не хотелось маячить поблизости, когда дело дойдет до грязной потасовки и выдирания волос. Если Фред собирался «чрезвычайно преуспеть», то с виду не похоже, что он сорвал куш с этих двоих.

Полчаса спустя я вернулась в резиденцию Винни. Его кабинет был закрыт, а возле стола Конни не слонялись претенденты на залог. Лула и Конни вели дискуссию о мясном хлебе.

– Что за мерзость, – говорила Лула, тараща глаза на сэндвич Конни. – Разве слышали когда–нибудь о майонезе с мясным хлебом? Все знают, что мясной хлеб едят с кетчупом. Нельзя класть на мясной хлеб какой–то дерьмовый майонез. Это что, ваши итальянские штучки?

Конни показала Луле средний палец.

– Вот наши итальянские штучки, – сказала при этом Конни.

Я стащила из коробки на столе Конни кукурузные чипсы.

– Так что происходит? – спросила я Лулу. – Вы теперь с Торчком пара?

– Он не так уж плохо целуется, – ответила Лула. – Поначалу ему было трудно сосредоточиться, но потом, я думаю, он вошел во вкус.

– Я собираюсь за Бриггсом, – сообщила я. – Хочешь поехать со мной для страховки?

– Конечно, – подтвердила Лула, натягивая через голову трикотажную рубашку. – Все лучше, чем сидеть тут без дела. Весь день такая скукотища.

В руках у нее уже были ключи.

– Но поведу я. У тебя фиговая аудиосистема в «бьюике», а мне нужно «Долби». Мне для настроения требуется музыка. Я собираюсь настроиться, прежде чем надрать кому–нибудь задницу.

– Мы не надираем задницы. Мы действуем хитростью.

– Это я тоже могу, – согласилась Лула.

Я последовала за Лулой к ее машине. Мы пристегнули ремни, врубили CD–плейер и чуть не стартовали с земли от мощных басов.

– Каков у нас план? – спросила Лула, въезжая на парковку у дома Бриггса. – Нам нужен план.

– План таков: стучим в дверь и врем в три короба.

– Я могла бы начать первой, – взбодрилась Лула. – Люблю я врать. Могу навешать лапшу любой заднице.

Мы пересекли парковку и поднялись по лестнице. Холл был пустым, из квартиры Бриггса не доносилось ни звука.

Я прижалась сбоку к стене, вне поля зрения глазка, а Лула дважды постучала в дверь Бриггса.

– Как я? – спросила она. – Хорошо выгляжу? Это мой доброжелательный взгляд. Он говорит: «давай, ублюдок, открывай дверь».

Увидь я такой вот Лулин взгляд по другую сторону своей двери, то спряталась бы под кроватью. Но то я.

Дверь на цепочке открылась, высунулся Бриггс и уставился на Лулу.

– Приветик, – поздоровалась Лула. – Я соседка снизу, принесла вам тут петицию подписать, поскольку нам собираются поднять квартплату.

– Я ничего не слышал, что нам собираются поднять плату за квартиру, – заявил Бриггс. – Я ничего не заметил.

– Ну, они все равно поднимут, – обнадежила Лула.

– Сукины дети, – возопил Бриггс. – Вечно они что–то устраивают в этом доме. Не знаю, что меня тут держит.

– Дешевая плата? – предположила Лула.

Дверь закрылась, цепочка исчезла, и дверь открылась снова, уже шире.

– Эй! – возмутился Бриггс, когда мы с Лулой втолкнули его в квартиру. – Нельзя так толкаться. Вы меня надули.

– Подумай еще раз, – напомнила Лула. – Мы охотники за головами. Можем толкаться сколько душе угодно. У нас есть право.

– Нету вас прав, – возразил Бриггс. – Обвинение сфальсифицировали. Я носил ритуальный нож. Он с гравировкой по лезвию.

– Ритуальный нож, – повторила Лула. – Кажется, маленький чувак типа тебя мог бы таскать ритуальный нож.

– Точно, – подтвердил Рэнди. – Меня незаконно обвинили.

–Толечки это не важно, – заявила Лула. – Все равно пойдешь с нами в тюрьму.

– У меня разгар большого проекта. Времени у меня нет.

– Хммм, – сказала Лула. – Позволь мне объяснить, как это работает. Говоря в общем: а нам пофиг.

Бриггс поджал губы и сложил руки на груди.

– Вы не можете заставить меня пойти.

– Еще как можем, – возразила Лула. – Ты просто салага. Мы можем заставить тебя спеть «Янки Дудль», если захотим. Толечки мы не станем этого делать, потому что мы профессионалки.

Я вытащила наручники из заднего кармана и застегнула один из браслетов на запястье Бриггса.

Бриггс взглянул на наручники, словно на вирус, пожирающий плоть:

– Что это?

– Ничего страшного, – успокоила я. – Стандартная процедура.

– Иииииии, – завизжал Бриггс. – Иииииии.

– Заткнись, – завопила Лула. – Визжишь, как девчонка. От тебя мурашки по коже.

Он принялся бегать по комнате, размахивать руками и продолжал визжать:

– Иииииии.

– Хватай! – кричала Лула.

– Ииииии.

Я попыталась схватиться за наручники, но промахнулась.

– Успокойтесь, – приказала я.

Бриггс дал деру мимо Лулы, которая стояла как столб, прополз на карачках и затем выскочил за дверь.

– Держи его, – вопила я, бросившись к Луле. – Не дай ему уйти.

Я вытолкнула ее в холл, и мы с грохотом понеслись вниз по лестнице за Бриггсом.

Бриггс рванул через маленький вестибюль, потом в переднюю дверь и на парковочную стоянку.