Страница 60 из 82
— А я вообще не собиралась заводить детей.
— Почему же ты мне раньше не сказала? Объясни, пожалуйста.
— Просто хотела увериться в том, что обратного хода уже нет. Друзья, знаешь ли, всегда на нас влияют, а вот этого я и не хотела. Мне нужно было самой принять решение, надо же когда-нибудь для разнообразия и своими мозгами пошевелить.
Клянусь Богом, я просто не узнавала Порцию.
Но тут она сказала:
— Послушай, давай-ка измерим, у кого брюхо больше.
Да, передо мной была все та же Порция.
Кое от чего в жизни приходишь в ужас. Скажем, когда наталкиваешься на сопротивление. А тут еще мой отец. Я просто не могла придумать, как рассказать ему все по телефону. Лучше уж подождать, а там будет видно. Не хотелось мне врать ему насчет замужества. Это все равно, как просить у Бога того, чего ты не заслуживаешь. Вот я и решила повременить, а потом видно будет.
Фрэнклин, как обычно, задерживался на сверхурочных, и я как-то случайно оказалась в своей музыкальной комнате за пианино. Я очень скучала по урокам пения, хотя и не признавалась в этом. Как ни странно, сейчас, во время беременности, я стала все чувствовать гораздо острее. За первые три месяца без всяких уроков я написала пять хороших песен, и, честно говоря, писать их было так же приятно, как и петь.
Я запустила кассету:
Неужели это действительно я? Звучит, будто песенка Одетты. Глаза мои наполнились слезами.
— Не смей, — сказала я себе, но сердце меня не слушалось. Признаюсь, я и сама не знала, отчего плачу. Выключив магнитофон, я села. И тут это и произошло: я почувствовала, как что-то шевельнулось у меня в животе. Уж не съела ли я чего-то: откуда это странное ощущение? Вдруг в животе что-то опять задвигалось. И тут до меня внезапно дошло: во мне что-то зреет и рвется к жизни. И я до смерти этого боюсь.
20
Я взял отгул и купил себе черные полотняные брюки и хорошую белую рубашку специально для концерта. Тщательно побрившись и приведя в порядок усы, опрыснулся любимым Зориным одеколоном. Даже со своим округлым животиком она выглядела потрясающе. Наглядные результаты моей работы мало-помалу заставили меня поверить в то, что скоро я вновь стану отцом. Что греха таить, заводить новую мелюзгу в мои планы не входило, но я люблю Зору и не хочу ее терять, а это — самое верное средство.
Мне пришлось помочь ей подняться в автобус. Она пробралась на свободное место у окна; я сел рядом. Как всегда, ноги не помещались и пришлось развернуть колени в проход. Эти хреновые автобусы не рассчитаны на высоких мужчин. Видно, инженеры, которые конструируют общественный транспорт, все как на подбор коротышки.
Словом, мы покатили.
Впервые после нашего знакомства я платил за все: за концерт, за отель, за еду, даже за эту поездку — и скажу вам, чувство потрясное. Зора дремала у меня на плече и все два часа держала меня за руку. Хотя последнее время она в постели совсем не та, что раньше, но рядом со мной никогда не было такой великолепной женщины. Я взял руку Зоры и гладил ее, пока автобус не остановился.
— Приехали, бэби, — сказал я.
Зора встрепенулась.
— Что-то не похоже, — пробормотала она, протирая глаза.
Прежде всего мы купили рекламную газету, чтобы узнать, где можно остановиться. Однако, куда Зора ни звонила, везде все было забронировано заранее. Лучшие места были в городе, но мы не сдавались. В конце концов нам удалось отыскать какую-то дыру, как две капли воды похожую на Бейтс Мотель. Мы взяли такси, и по дороге Зора вспоминала о том, как была здесь с парнем по имени Дилон, о котором, признаюсь, я слышать не желал.
Она показала мне рестораны, где тогда обедала, магазинчики, где проматывала баксы, кстати, ту неизвестную дорогу, что ведет к поселку художников. Я узнал от нее, что неподалеку есть горячие источники, но о них в ее положении и мечтать нечего. Я тут же сказал, что воспользуюсь ими.
На всех отелях, мимо которых мы проезжали, светилась вывеска: „Мест нет". Сюда, должно быть, съехалось пол-Нью-Йорка. Когда мы увидели наконец отель со свободными местами, такси остановилось. Человек за конторкой выглядел так странно, что я тут же окрестил его про себя Норманом. Зора ткнула меня пальцем в бок, когда я рассмеялся, но старик улыбнулся мне. Показав нам бассейн, он проводил нас в нашу комнату. Оттуда повеяло плесенью, но я промолчал. Однако сорок семь долларов в день! В комнате стояли две большие кровати с выпирающими пружинами. Зеркало помутнело от старости, так что я удивился, увидев здесь цветной телевизор. А такой крошечной ванны я в жизни не видывал: ровно в два раза меньше обычной, правда, достаточно глубокая — для коротышки. Зора включила кондиционер, затарахтевший, как трактор. При этом мы были в стороне от той неизвестной дороги и километрах в шести от города и цивилизации. Так что все это не походило на прогулку по Атлантик-авеню. Итак, мы застряли здесь на ночь. К счастью, я сообразил купить бутылку.
Только последний раз на юге я слыхал такой птичий хор и трескотню сверчков. Одно я знаю наверняка: ни за какие деньги меня не заставишь жить в дыре, где нет уличных фонарей, а на углах тусуется народ. Что, к примеру, делать, если, скажем, у вас сигареты кончились? Здесь, в окрестностях, должно быть, есть только змеи да лошади. Но я не жаловался: ведь это, черт побери, первый настоящий отдых в моей жизни! И главный кайф во всем этом — то, что я с женщиной, которую люблю, — хотя она и не хочет трахаться.
Зора достала меня. Глядя, как она наводит марафет в ванной, я балдел. Когда она повернулась спиной, я увидел, что зад ее стал шириной с дверной проход, титьки выпирали, как два огромных кокосовых ореха. И как это ее тонкие ножки выдерживают этот вес?
— Иди сюда, бэби.
Зора даже вздрогнула от неожиданности; она, видно, думала, что я сплю.
— Ради Бога, Фрэнклин, никогда так не делай. Ты до смерти напугал меня.
— Ты что это вскочила ни свет ни заря?
— Есть хочу.
— Это мы знаем.
— А знаете ли вы, что уже почти десять?
— Мать твою, это мы так разоспались?
— Зато выспались.
Я вскочил с постели. Мне хотелось обнять Зору, но из-за ее живота я боялся прижать ее к себе, поэтому лишь легонько похлопал по нему.
— Как поживает моя дочурка?
— С чего ты взял, что там девочка?
— Я хочу дочку.
— Знаешь, малыш вовсю двигается, Фрэнклин. Сегодня, если мне не померещилось, он прямо-таки брыкался.
— Что ж ты мне не показала?
— Не хотела тебя будить.
— В следующий раз буди. Думаешь, ты в силах протопать сегодня весь день, как мы решили?
— Я беременная, Фрэнклин, а не инвалид.
Поделом мне. Нечего говорить глупости. Так ее и до слез доведешь. Я встал под душ и начал припоминать, кто сегодня выступает. Рэй Чарлз и Б.Б.Кинг. Ничего себе! И Глэдис, и Стили Дэн, от которого Зора без ума. У нее как минимум альбомов двадцать белых — больше, чем у любого известного мне черного, да Джонни Митчелли, и Флитвуд Мак, которого она может слушать часами. Я не говорю, что ненавижу белых музыкантов, но готов дать голову на отсечение: все эти белые, а это и бесит меня, подражают черным певцам и музыкантам, а при этом гребут все денежки. Многие из них черным и в подметки не годятся. Вот Стили Дэн и Пэт Митени — это да, тут я молчу.
— Я бы хотела сегодня немного позагорать.
Надо же! Она не уступает белым девицам, когда дорвется до солнышка: готова валяться часами и загорать. Но я не стал возражать. Вышел из ванной, вытерся и надел спортивные брюки и рубашку.