Битва за Клык

— Каково это? — спросил Темех, ободренный улыбкой господина.

— Вернуться в физическую форму? Иначе, если сравнить с последним разом. Я никогда до конца не обрету плоть и кости. Но тем не менее все хорошо. — Примарх поднял гигантскую руку и один за другим сжал пальцы. — Очень хорошо.

— И у вас есть приказы для меня, лорд?

Магнус перестал любоваться собой и с нежностью посмотрел на Темеха:

— Ты сделал все, о чем я просил тебя, сын мой. Логово Волков не для тебя. Спущусь только я, хоть и сделаю это вопреки своим правилам.

— Лорд Афаэль проник на нижние уровни. Его солдаты разрушают обереги, чтобы сделать возможным ваше перемещение. Они заперли Псов в изолированных бастионах внутри Клыка. Но потребуется еще несколько дней, прежде чем вы сможете туда войти.

— Они все еще дерутся? Впечатляет. Хотя, наверное, не стоит удивляться. В конце концов, это их предназначение.

— Они безрассудные и дикие, настоящие звери.

Магнус перестал улыбаться.

— Амуз, я больше не считаю их животными, как думал прежде. Полагаю, они самые чистые из всех нас. Неиспорченные. Всецело преданные. Идеальное воплощение представлений отца.

Ошеломленный Темех во все глаза смотрел на примарха.

— Вы восхищаетесь ими?

— Восхищаюсь? Конечно. Они уникальны. Даже в бесконечной вселенной это качество встречается реже, чем ты мог бы предположить.

Темех помедлил, прежде чем ответить, взвешивая риск сказать что-то такое, что обернется для него приговором.

— Если так… Лорд, зачем мы ведем эту войну? Другие — Рапторы, Пирриды — жаждут мести, хотят причинить боль за все, что испытали. Я не разделяю с ними этих чувств. Это кажется… недостойным. Мы лучше и выше этого.

Магнус подошел к лорду-колдуну и положил тяжелую руку на плечо Темеха.

— Да, — промолвил он. — Мы намного выше этого. Позволь жажде мести ослеплять других, от этого они будут лишь яростней сражаться. Эта битва есть нечто куда большее, чем простое сведение счетов.

Его единственный глаз был неподвижен — золотой круг, сверкающий радужным спектром. Темех понял, что невозможно было ни смотреть на него, ни отвести взгляд.

— Мы сражаемся, чтобы предотвратить возможное будущее. Оно даже сейчас созревает в горе. Если мы преуспеем, рана, нанесенная Волкам Фенриса, будет соперничать с той, что они оставили нам. Если потерпим неудачу, то все, чего мы достигли после прибытия на Планету Колдунов, окажется напрасным.

Первая атака была отбита и обескровлена. Орудийный огонь из туннелей под Клыктаном смолк, и тогда рубрикаты атаковали нижние ступени лестницы. Волки бросились им навстречу, и узкое пространство немедленно было заполнено телами сражающихся. У защитников на начальном этапе было преимущество более высокой позиции и удачного расположения огневой поддержки, и потому они одержали верх. Кровавые Когти сражались со всей своей мощью, едва сдерживаемые исполинской фигурой Россека. Их дополняли методичные Охотники под командованием Скриейи, который много лет изучал, как наиболее успешно сражаться в замкнутом пространстве.

Но потери все равны были. Десантники-предатели сражались без устали, и их смертоносное искусство было не менее эффективным. Когда нападавших наконец отбросили и они отошли, дабы перегруппироваться, на каменных подступах к лестнице остались и тела в серых доспехах, разрубленные и истекавшие кровью.

Так продолжалось раз за разом. Не было ни внезапных прорывов, ни решающего перевеса. Нападавшие атаковали волнами с десантниками-предателями в первых рядах, каждый раз пытаясь отбросить Волков выше по лестнице и захватить баррикады. Каждая атака продвигалась чуть дальше, прежде чем невидимые колдуны отзывали бездушных рабов, оставляющих после себя раскаленные камни и остывающую кровь.

Проходили целые часы, наполненные рваным ритмом атак и встречных ударов. Смертных солдат на баррикадах сменяли кэрлы из резерва. Вставлялись новые магазины, латались доспехи, ремонтировались стены, из Клыктана доставлялись боеприпасы. С передовой забирались тела. Смертных относили в одну сторону, Волков — в другую. Небесные Воины не умирали быстро, но с каждой атакой Тысячи Сынов очередную пару тел уносили с поля боя.

В первых рядах каждой атаки и в последних при отступлении к баррикадам шел Тромм Россек. Он все так же был мрачен, смертоносен и полон сил. Со смертью каждого защитника он, казалось, все больше уходил в себя, перерождаясь в угрюмого левиафана-убийцу, а не смеющегося, жизнерадостного бога войны, каким был прежде. Его движения стали сдержаннее, приказы резче, удары тяжелее. Потеря стаи не просто потушила старый огонь в душе; она сделала Волка мрачнее и смертоноснее.

Новая стая, собранная из остатков других, отвечала новому духу командира. Когти, казалось, избавились от своего обычного самодовольства и бахвальства, стали меньше болтать по воксу, обсуждая способы убийства. Но они не забыли, как сражаться. Кровавые Когти кружились, били руками, пинались, прорывались в ближний бой, не отставая от свирепого вожака-гиганта, впитывая необузданную ненависть, исходившую от него.

Они по-прежнему умирали. И чаще всего умирали, бросаясь в пасть Моркаи из-за безрассудной, самоотверженной манеры сражаться. Но когда они погибали, вокруг всегда была масса разбитых доспехов — сраженных рубрикатов, освобожденных Волками от непостижимо пустой жизни. Бракк был бы горд, видя, как посаженные им семена приносят плоды.

Становившиеся все свирепее атаки продолжались. У Тысячи Сынов были и солдаты, и время, и терпение. Охотники взваливали на себя ношу боя, давая Кровавым Когтям несколько часов отдыха. А затем они менялись местами. Так повторялось снова, снова и снова, пока пропитанная кровью лестница не стала походить на врата Хель.

Защитники держались. Каждый штурм отражался огромной ценой и страшными жертвами, но до тех пор, пока оставались целыми баррикады, а Волки держались на ногах, Клык сопротивлялся.

Бьорн вновь ринулся в бой, через модули оптических имплантатов наблюдая, как падают под его клинками враги. Он едва замечал непрестанный град снарядов, хлеставших по бронированному телу. Поле зрения было заполнено целями, мигая красными рунами на мерцающем фоне.

Он не обращал на них внимания, сражаясь так же, как всегда, — инстинктивно. Доставлявшие ему когда-то удовольствие по-звериному обостренные рефлексы исчезли, став столь же далеким воспоминанием, как и настоящие конечности, но он по-прежнему двигался намного быстрее, чем можно было ожидать от тяжелого, громоздкого саркофага.

У старейшего в Подземелье Клыка дредноута были свои привилегии. Его шасси было невероятно древней моделью, объединив технологии, редкие еще до Ереси. Поколения железных жрецов столетиями привносили дальнейшие усовершенствования, каждый старался превзойти других в славе и что мог добавлял саркофагу Разящей Длани.

Они думают, я не знаю, что они сделали с моей гробницей.

Бьорна не заботило пышное убранство. Он был бы рад растерять все вырезанные на живом гробу золотые эмблемы, каждую начертанную на керамите серебряную руну ради возможности вновь сойтись с врагом лицом к лицу.

Он больше никогда не почувствует брызг крови на коже, мгновенья, когда клинок вонзается в плоть и перерезает очередную нить жизни. Его нервные реле были хороши, куда лучше, чем у любого другого дредноута в Империуме, но они никогда абсолютно точно не передадут живых ощущений.

Вот почему, заглаживая свою вину, они украшают мою гробницу черепами и тотемами. Мишурой. Ненавижу!

Гигант опустил плазменную пушку, едва отметив, что ослепительные сферы несутся во тьме. Крики умирающих были всего лишь фоновыми помехами. Бьорн в одиночку уничтожил больше врагов, чем некоторые ордена всем своим составом. Смерть для него давно перестала что-то значить. Удовольствие тоже исчезло. Осталась лишь необходимость.

Мне нужно убивать. Клянусь Руссом, мне нужно поделиться этой болью.

Боль была всегда, с тех самых пор как исчез Русс. Не было ни объяснений, ни слов утешения.