Страница 10 из 128
Я обхожу «ягуар».
Он слегка кланяется и говорит:
— Всего доброго, синьора. Спасибо, что согласились меня проводить.
Она отвечает так тихо, что ее невозможно расслышать.
— Счастливого полета. Благополучного возвращения.
— Непременно, — отвечает он и придерживает дверцу машины, мягко вынуждая женщину занять место рядом со мной.
Тут я вдруг замечаю, что его оливковая волосатая рука, придерживающая дверцу, дрожит.
Вот так-так. Ничто человеческое нам не чуждо.
Я до сих пор не могу прийти в себя после истории с отцом, когда…
Лучше не вспоминать. У меня теперь есть утешение: у остальных людей тоже есть нервы. Кроме того, я кое-чему научился. Если тебе паршиво, будь сильным. Мне паршиво уже в течение семи лет.
Мадам Верена сидит рядом со мной. Я включаю зажигание и жму на газ так, что двигатель взвывает.
Глава 4
Включаю передачу. Выжимаю сцепление. Дама буквально вдавливается в сидение, когда «ягуар» срывается с места и выруливает со стоянки. Здесь мне надо быть внимательным, полицейских полным-полно.
Я смотрю в зеркало заднего обзора и говорю:
— Ваш друг машет рукой на прощание.
Ответа нет. Она не шевелится.
Я не знаю, что такое он нашептал ей на ушко, но, похоже, это ее совсем не обрадовало. Она сидит, будто мертвая, прикусив нижнюю губу.
Мне кажется, я еще ни разу не видел такую красивую женщину. Именно женщину. Я не говорю девушку.
Наверное, я должен объяснить, так как не знаю, известно ли вам одно обстоятельство: с нами, мальчиками и девочками, которым — наддать лет, дело обстоит следующим образом.
Девочкам кажутся чересчур глупыми мальчишки, то же самое мальчики думают о девочках. Больше всего достается от сверстников девчонкам. Поэтому они ищут себе кого-нибудь постарше. Тем, которым около тридцати пяти, особенно везет. Им некуда деваться от шестнадцатилетних! Им не устоять. Я все понимаю. Ребята уже при деньгах. Им надо держать ухо востро. Такая девочка имеет все шансы. Я вспоминаю себя в восемнадцать лет. Что я мог предложить этим пятнадцатилетним девчушкам?
Девчонки уже с самого рождения обладают превосходной интуицией, которая подсказывает им, что заниматься этим со сверстниками чистое мучение. Они выбирают мужчин постарше. Те знают что к чему. Девчонки тоже люди, и они хотят получить свой кусочек удовольствия. Ну а если что-то вдруг приключится, то у взрослых уже есть опыт и необходимые знакомства. Чего ожидать от мальчишки — сначала будет умолять, потом помчится к мамочке каяться.
Ну так вот, молодые люди в моем, то есть переходном возрасте, точно такие же. Большинство девчонок, которых я встречал, были чересчур глупы, чтобы я мог с ними общаться, глупы даже для этого самого.
Теперь вам понятно мое волнение? Я волнуюсь, сидя за рулем, когда через перекресток выезжаю на шоссе. Конечно, не так, чтобы пот стекал со лба. Но я нервничаю, в этом я должен честно признаться. Мадам Верена тому причиной. Я не могу оторвать от нее глаз.
Снова бросаю взгляд в зеркало заднего обзора.
Красавчик итальянец смотрит вслед, пожимает плечами и заходит в здание аэровокзала.
— Он сдался, — говорю я.
Ответа снова нет.
Со стороны мне чуть-чуть видны ее глаза за этими проклятыми очками. Крылья носа трепещут. Руки мелко дрожат. Я замечаю, что застежка браслета — маленькая полоска платины — расстегнута. Сказать ничего не могу. Только смотрю на нее неотрывно.
Хороша. Хороша. Все прекрасно: тело, движения, волосы. Я думаю, если провести расческой по ее волосам, то они заискрятся. А если запустить в волосы руки…
Визг тормозов!
Черт побери — еще бы чуть-чуть… Я не заметил стоп-сигнала на въезде на шоссе. Чуть не врезался в «кадиллак». Не выверни водитель руль…
Нет, так не пойдет. Сейчас нужно сосредоточиться, смотреть вперед, а не пялиться на нее. Я говорю:
— Извините.
— Что? — спрашивает она своим приглушенным голосом.
— Да так, ничего особенного. Мы были на волосок от гибели.
Ни слова в ответ, ни одного слова.
На нашей стороне дороги, на север в сторону Таунуса, движение не очень оживленное. В обратном направлении Кассель — Франкфурт машины едут впритык, передний бампер одной машины упирается в выхлопную трубу другой. Это и понятно. Воскресенье, время послеобеденное. Целый город возвращается с отдыха. Папа. Мама. Дети. Семья — стоит мне услышать это слово…
Я еду в крайнем левом ряду. Что мне делать справа? Спидометр показывает 160 километров.
Время от времени на моей полосе появляется какой-нибудь водитель, который тоже спешит. Например, вон тот толстый синий «капитан». Никак не уйдет направо. Ничего не остается, как пристроиться сзади и нажать на клаксон.
Паренек за рулем грозит кулаком мне вслед и сигналит. Не сердись, дама очень спешит…
Мы уже минуты три едем по шоссе, когда она наконец произносит:
— Мне все равно.
— Простите, что?
— Если я сейчас умру.
— Да-да, — говорю я.
— Я серьезно, — замечает она.
— Я тоже был серьезен, когда отвечал: да-да.
Вдруг ее подбородок задрожал, а голос был такой, словно она глотала слезы:
— Мне совершенно все равно. Мне все противно.
— Ну, ну, ну, — говорю я успокаивающе, а сам бросаю взгляд на камень в пять каратов и браслет с изумрудом и бриллиантами.
— Ах, это, — понимает она. — Эти украшения. Думаете, они могут сделать человека счастливым?
— Браво! Мы как будто играем сейчас в хорошем немецком фильме, — восклицаю я. — Немедленно выкиньте эту гадость из окна! Застежка браслета как раз вовремя расстегнулась. Снимется легко.
К сожалению, она меня не слушает. Если бы только она послушалась и застегнула платиновую полоску на браслете, все сложилось бы совсем по-другому.
Теперь мне просто писать об этом. Легко быть сильным задним умом. А тогда, когда многое зависит от…
Я тоже не думаю больше об открытой застежке в тот момент. В одно мгновение я почувствовал раздражение по отношению к этой женщине. Нет, все-таки она дитя трущоб. Только дитя трущоб может нести такой бред. Деньги не делают счастливым.
Дальше еще лучше:
— Вы очень молоды, господин Мансфельд.
— И правда, мадам, — отвечаю я на это, — я действительно очень молод. Именно поэтому я прошу немного подумать о моей юной жизни. Мне пока еще не все безразлично. — Театральная пауза. — И вам, конечно, тоже.
— Неправда!
— Если бы вам в самом деле было на все наплевать, вы бы сейчас не торопились так во Фридхайм.
И тут она делает жест, почти сводящий меня с ума: она кладет свою левую руку на мою правую. Ее рука прохладная, а моя горячая…
Я так долго не выдержу. Она соглашается:
— Вы правы. Я говорю ерунду.
Я замечаю:
— У вас удивительно красивые руки.
Она тут же отдергивает руку. Слава богу! Именно этого я и добивался. Я специально это сказал, иначе мне было бы не удержать машину на дороге при 170 км/час. Это и без того довольно трудно. Я чувствую запах ее кожи, пудры, косметики. Должно быть, она пользуется хорошей, дорогой помадой. Она совсем не смазалась.
— Мне посчастливилось, — вдруг хрипло проговорила она.
— Вы имеете в виду, что дорога не очень загружена?
— Нет, не это. Я имею в виду то, что вам тоже надо во Фридхайм.
Посчастливилось?
При чем здесь счастье, мадам?
Скажи вы, что вам надо в Гейдельберг, я бы отвез вас в Гейдельберг. Или в Дюссельдорф. Или в Константинополь. Я бы отвез вас куда угодно. Ведь женщины между тридцатью и сорока — это те, кто мне нужен.
Глава 5
Сейчас мне необходимо кое-что сказать. Три вещи. Первое: я мог бы записать эту историю совсем по-другому. Не совсем так, как Томас Манн, но на классическом немецком языке и используя при этом предложения подлиннее. Первый вариант выглядел именно так. Длинные предложения. Никаких крепких выражений. Больше слащавости, меньше спешки. После двадцати страниц я вдруг понял, что это устарело.