Если сердце верит

К ленчу она уже точно знала, что ей нужно. Быстро умывшись, Лили побежала в дом, но на сей раз — не в кухню, а к кабинетному роялю, стоявшему в гостиной. Села на скамеечку из красного дерева и подняла крышку инструмента.

Еще не успев дотронуться до клавиш, Лили испытала радость долгожданной встречи. Старые, любимые друзья! Начав играть, она не думала о мелодиях, просто дала полную волю пальцам, а они уж знали, чего хочет сердце. Они исторгали звуки под стать ее переживаниям. В них было одиночество, растерянность и радость. Радость оттого, что Лили снова здесь.

Прикрыв веки, Лили отдавалась прекрасным аккордам. Напряжение, охватившее ее с самого утра, исчезло. Мысли понемногу приходили в порядок. Ощутив, что силы вернулись, Лили опустила, наконец, руки, глубоко вздохнула и открыла глаза.

Посреди гостиной стояла Майда, казалось не менее зачарованная, чем Лили. Она вздохнула.

— Никому еще не удавалось извлечь из этого инструмента такие звуки, — задумчиво признала она, потом опять вздохнула и спросила обычным тоном: — Хочешь есть?

Лили, тронутая похвалой, действительно ощутила голод и начала подниматься, но Майда остановила ее:

— Играй, играй. Я принесу сюда.

Что это? Мама решила сервировать стол в гостиной специально для нее?!

И Лили стала играть любимые песни матери. Отчасти чтобы поблагодарить ее, отчасти потому, что лучше всего на свете умела радовать других. Лили не прервалась и тогда, когда Майда вернулась в комнату с большим серебряным подносом. Сандвичи с ветчиной и сыром и ароматный чай давали Лили понять, что она долгожданная гостья.

— Спасибо, — сказала Лили, когда они сели на диван.

Майда деловито выжала лимон себе в чашку.

— Это самое малое, чем я могу отблагодарить тебя. Ты так помогла мне в последние дни.

— Мне понравилась эта работа.

— Я должна заплатить тебе.

Лили опустила на тарелку не донесенный до рта сандвич.

— Не делай этого.

— Но я же плачу другим.

— Это не родственники. А я помогаю с удовольствием. Чем мне еще заняться?

— Закончить дела с Кэсси. — Майда стряхнула крошки с колен. — Ты действительно подаешь в суд?

— У меня не очень большой выбор.

Майда положила на тарелку сандвич и улыбнулась:

— Помнишь Дженифер Хаук? Вы с ней учились в одном классе. Теперь она Дженифер Элиссон. Вышла замуж за Дарби Элиссона, того темноволосого мальчика, помнишь? Только что снова родила. Уже третью девочку.

Лили не видела связи между новорожденным ребенком Дженифер Хаук и своим иском, но считала разговор о ребенке самой нейтральной темой.

— Вот это здорово! И они живут здесь?

— Нет. У них дом в Сейфилде. Месяц назад умерла Анита Элиссон.

— Мать Дарби? Как жаль.

— Она была одной из подружек Селии.

Да, Лили это помнила. Она проводила у бабушки много времени, поэтому знала всех ее друзей, тем более что Селия любила принимать гостей. Причем звала она их всегда по нескольку человек и чувствовала себя комфортно, когда ее маленький коттедж был полон. Лили помнила, как, свернувшись калачиком на кровати, прислушивалась к смеху дам, доносившемуся с первого этажа. Смеялись они над чем-то, чего она до конца не понимала, но что обыкновенно касалось мужчин. С каким удовольствием Лили послушала бы их теперь!

— Я скучаю по Селии, — призналась Майда, чем немало удивила дочь.

— Я тоже.

— Она была хорошим человеком.

— Да.

— С большой душой.

— И с большими ушами, — пошутила Лили. — Я могла рассказывать ей почти обо всем на свете.

Это задело Майду за живое.

— Да, ты могла. Но наше поколение в этом смысле совсем не похоже на вас. Нам никогда не позволяли говорить о некоторых вещах.

— При чем тут позволение? Иногда люди просто высказывают вслух свои мысли.

Майда прыснула:

— Это не так уж просто.

— Да нет же, совсем просто.

Майда с вызовом посмотрела на дочь:

— И что же, по-твоему, я должна сказать?

Лили насторожилась. Они с матерью настолько редко разговаривали по-дружески, что она боялась все испортить.

— Да нет, это я так… просто гипотетически.

— А я серьезно. Что ты хотела бы от меня услышать?

— Какое у тебя было детство? Я ведь об этом понятия не имею.

— Зачем это? Какая тебе разница? Моя настоящая жизнь началась, когда я вышла за твоего отца. И потом, странно: заставляешь меня говорить, а сама? Ты рассказывала все Селии, но не мне.

— Я боялась заикания, — глядя на нее в упор, ответила Лили.

— Но сейчас ты не заикаешься.

Конечно. Ведь сейчас Лили владела собой.

В этот момент с другого конца дома кто-то громко прокричал:

— Мам!

— Иди сюда, — отозвалась Майда. — Это Роуз.

Могла бы ничего и не говорить. Лили и сама узнала голос.

И, кроме Роуз, никто не звал Майду «мам».

Войдя в гостиную, Роуз бросила изумленный взгляд на серебряный поднос, сандвичи, чайник и чашки.

— Очень мило, — заметила она. — Роскошное пиршество посреди рабочего дня?

— Надо же нам поесть. — Майда протянула ей тарелку с оставшимся сандвичем: — Это тебе, если хочешь.

Роуз покачала головой:

— Нет времени. Я поставила грудку индейки в холодильник Она уже готова, надо только разогреть. Сегодня было мало уроков. Я уже забрала детей, они в машине.

— Неправда. В машине только Эмма и Руфь, — сказала Ханна, проскользнув в комнату. — Привет, ба. Привет, тетя Лили.

— Я же просила вас не выходить, — заворчала Роуз.

— А они щиплются. — Ханна опустилась на подлокотник дивана, рядом с Лили. Та ласково погладила девочку по плечу и была вознаграждена сияющей улыбкой. — Они смогут прийти тетя Лили. Все четверо!

— Да что ты! Потрясающе!

В прошлый раз они с Ханной все обсудили насчет мультиков и ужина. Ханна спросила, можно ли пригласить трех подружек. Когда же Лили выразила согласие, девочка осторожно поинтересовалась, нельзя ли позвать и четвертую.

— А то вдруг они не придут? Вдруг не захотят?

— Да захотят, конечно, — ответила Лили, втайне молясь, чтобы так оно и было.

Вместе с Ханной они взяли у Майды самую красивую бумагу для приглашений, а потом, в пятницу вечером, девочка попросила отца отвезти ее на почту, чтобы отправить их. Лили узнала об этом от Поппи. А той рассказала Роуз, очевидно весьма смущенная таким поворотом событий.

— Просто чувствует свою вину, — заметила Поппи. — Знает, что ей самой следовало готовить эту вечеринку, но раз уж сказала, что против, теперь и палец о палец не ударит, чтобы помочь тебе.

— Она с ума меня сводит своим днем рождения! — вдруг воскликнула Роуз.

— Не свожу. — Улыбка Ханны поблекла. Девочка явно разволновалась. — Просто я не знаю, что мне надеть, — обратилась она к Лили.

— Да у нее полный шкаф одежды, — вмешалась Роуз. — Я не виновата, если все вещи ей не подходят.

— Ты купила слишком маленькую одежду.

— Нет, это ты из нее слишком быстро выросла.

— Я тут ни при чем.

— Ничего себе «ни при чем»!

Слова были другие, но тон тот же самый. В детстве Лили выслушивала такие же слова, поэтому не могла спокойно к этому относиться.

— Думаю, — быстро сказала она, — мне тоже пора прошвырнуться по магазинам. У меня ведь тут совсем немного одежды. Я же не зн-н-нала, сколько пробуду в Лейк-Генри. И мне тоже нечего надеть.

— Но будут ведь только мультфильмы, — заметила Роуз. — Для кинотеатра и детского кафе вовсе не нужно бальное платье.

— Но это ведь день рождения, — возразила Лили. Заикание как рукой сняло. Она знала, за что борется. — Ханна может поехать за покупками вместе со мной, и мы обе себе что-нибудь найдем. Плачу за все я.

— Когда? — снова просияв, спросила девочка, и Лили сразу заразилась ее волнением.

Они поехали в город на следующий же день. Закончив работу и приведя себя в порядок, Лили увидела, что Ханна бежит по дороге к цеху. В своей слишком свободной футболке и мешковатых джинсах, с хвостом на затылке, подчеркивающим округлость щек, она казалась гадким утенком. Но ее щеки покраснели от возбуждения, а глаза сияли. Отчасти видя в этой девочке себя, Лили была польщена — эта улыбка много значила для нее.