Если сердце верит

— Что-что? — переспросил Джон.

Мэри Джоан выпрямилась.

— Я сказала, что Майда приехала сюда, надеясь на лучшую участь.

— Лучшую, чем что?

— Чем то, что она получила.

— А что она получила?

Мэри Джоан улыбнулась и, склонившись, ласково собрала ветви и подняла их к центру куста. Потом указала на открывшуюся взору землю:

— Видите эти маленькие росточки, пробивающиеся сквозь почву? Они идут от корневой системы. — Осторожно отпустив ветки, старушка выпрямилась и посмотрела в глаза Джону: — Кто-то, может, и купится на это, но не я. Вы задаете слишком много вопросов, Джон Киплинг, и начинаете говорить как Терри Салливан.

— Он и вам звонил?

— И не только он. Наверное, это естественно, ведь я — председатель клуба, в котором состоит Майда. Но Терри Салливан был самым настойчивым из всех.

— И что вы ему сказали?

— То же самое, что говорю вам. — Тут она гордо приподняла свое похожее на цветок анютиных глазок личико и поджала губы.

— Да, но я не собираюсь писать статью в газету.

— Пусть так, однако, Майда — моя подруга. Я не выдаю чужих секретов.

— А вы знаете личные секреты?

— Конечно. Мы с Майдой знакомы уже тридцать пять лет. — И снова тот же решительный поворот головы, те же поджатые губы.

Джон размышлял, как подступиться к ней, но так и не нашел ни одного корректного способа. Мэри Джоан самодовольно улыбнулась и пошла прочь.

По дороге в Ридж Джон размышлял о том, какие тайны скрывает Майда, но все, что приходило ему в голову, было хорошо известно. Эти мысли отвлекали Джона от той тьмы, которая по мере приближения к цели все явственнее надвигалась на него. Он приветствовал жестом людей на верандах домов, но не видел их глаз и даже не ждал, что кто-нибудь помашет ему рукой. Въехав во двор, Джон взял пакет с продуктами и вошел в дом.

Гэс полулежал на диване в помятых зеленых брюках и оранжевой рубашке, застегнутой не на те пуговицы. Джон просил Дульчи брить Гэса через день, но, должно быть, отец сопротивлялся, потому что на подбородке отросла серая щетина. Со своими криво посаженными глазами и всклокоченными седыми волосами Гэс являл собой самое жалкое зрелище. К тому же носки у него были дырявые.

Это уязвило Джона. Крепко сжимая пакет, он подошел к дивану.

— Что случилось с новыми носками?

— Ш какими новыми ношками? — спросил Гэс, не глядя сыну в глаза.

— С дюжиной пар, которые я в прошлом месяце положил в ящик.

— Я не просил их у тебя.

— Ты не просил, но я купил. Это подарок.

— Мои мне больше нравятша.

— Твои драные.

Гэс посмотрел вверх. Его нижний глаз был наполовину прикрыт.

— А тебе-то што? Хошу ношить драные ношки — и буду. Это мое дело. И шкажи Дульши Хевитт, штобы шуда не ходила. Я уштал шлушать, што мне делать, а шего не делать. И оштавьте меня в покое.

Он казался таким несчастным, что Джон, растерявшись, молча пошел в кухню, которая, как ни странно, была в полном порядке. Скорее всего, Гэс не вставал с дивана с тех пор, как Дульчи ушла, убравшись утром в доме.

— Ты обедал? — спросил Джон.

Гэс не ответил, молча уставившись в пол. Джон выгрузил продукты и, приготовив омлет и тост с маслом, понес все это Гэсу.

Отец посмотрел на тарелку.

— Тут все, что ты любишь, — сказал Джон. — Окорок, сыр, зеленый перец. Тост из хлеба с овсяной мукой. Только сегодня утром выпечен у Чарли.

— Ненавижу зеленый перец.

Джон, конечно, ему не поверил. Ведь этот человек, бывало, с треском давил стручки зеленого перца в ладони, после чего, отрывая по дольке, ел их одну за другой. Но он не стал спорить. Какой толк?

— Ну ладно, не любишь. Но это полезно.

Гэс фыркнул:

— Што, я от этого штану шильнее? Помолодею? Ха! — Но все же взял тарелку.

Понимая, что старик поест лучше, если его гордость не будет уязвлена, Джон оставил отца одного. Стоя возле плиты, он доел то, что осталось от омлета, прямо со сковородки и вымыл посуду. Чтобы чем-то заняться, он проверил полки холодильника. Большая часть провизии, привезенной в прошлый раз, исчезла, хотя было неясно, съел ее Гэс или выбросила Дульчи, когда продукты испортились.

Минут через двадцать Джон вернулся в комнату. Гэс спал. Тарелка была пуста.

Джон с удовлетворением забрал ее. Потом посидел немного в старом кресле, глядя, как и сорок лет назад, на спящего отца. Тогда Гэс казался ему огромным. Большим человеком с большими всевидящими глазами и сильным громоподобным голосом. Джон вспомнил, как внимательно рассматривал тогда вены на этих руках, шрамы на пальцах, уши, поросшие по краям волосами. Все это было для него неоспоримыми признаками силы.

Тогда Джон восхищался Гэсом. Однако ни разу не говорил ему об этом.

Джон не знал секретов Майды, но знал секреты Гэса — внебрачного ребенка и несчастного мужа. Всю жизнь этот человек строил каменные стены, и его монотонная работа была молчалива, как сами каменные постройки.

Гэс не был говоруном. Отчасти и Джон походил на него, поэтому любил сидеть за столом и писать. Писательский труд тоже монотонен. Но для него необходим — что бы ни говорил отец — талант.

Нет, Гэс ни за что не согласился бы с этим. Он вообще был невысокого мнения о работе Джона. Вот Редьярд Киплинг — тот выдумывал небылицы. Это значило — создавать что-то новое. Но писать быль? Гэс полагал, что журналисты освещают новости, поскольку не способны выдумывать их. Джон спорил с этим до посинения, но не мог убедить Гэса.

Отца убедит только коммерчески успешная книга.

Факс, дожидавшийся в офисе, куда Джон заехал по дороге из Риджа, немного приободрил его. Джек Мэббит проинформировал Джона по двум пунктам.

Во-первых, Пол Риццо начал карьеру с лживого резюме, заявив, что имеет диплом об окончании колледжа и защитился по журналистике в Нью-Йоркском университете. На самом деле он поступил в колледж Дюка, вылетел оттуда, а после был отчислен и из университета Майами. Так что никакого диплома у него и в помине не было. Что же до Нью-Йоркского университета, то Риццо не только не участвовал ни в какой научной работе, но даже никогда не числился в списках этого заведения. Получалось, что он обманывал и работодателей, и читателей.

А Джастин Барр, этот защитник домашнего очага и поборник целомудрия? Оказывается, он имел пристрастие к извращенному сексу. Это подтверждалось связями с определенным кругом девиц по вызову, делавших для женатых мужчин то, чего стали бы делать их законные супруги. Они вообще работали только с особыми клиентами, платившими отдельно за соблюдение тайны. Но все же имелись записи и фотоснимки. Сомнений не оставалось. Отныне Джастин Барр у них в руках.

Терри изобрел бы самый шокирующий, самый оскорбительный способ для использования этой информации. Но Джон, не желая опускаться до уровня Терри, не стал ничего выдумывать. Он просто положил листок в папку, зная, что при случае сможет прибегнуть к этим сведениям.

Глава 20

Перед тем как отправиться в понедельник утром в цех, Лили позвонила Кэсси Бэрнс. В газете снова не появилось опровержения, так что неделя прошла безрезультатно. Кэсси обещала уже к вечеру оформить исковое заявление, но Лили была глубоко разочарована. Она ведь все время молилась о том, чтобы все поскорее кончилось. Жизнь ее замерла, словно вода в сонном болоте. Ей же хотелось, поскорее все уладив, двигаться дальше.

Ритм сидрового пресса сегодня был как никогда кстати. Одевшись в непромокаемую спецовку, Лили отдалась работе. Поднять, толкнуть, потянуть, завернуть… Она не давала себе ни минуты отдыха и даже сама поливала пол из шланга, пока Майда ходила за новой партией яблок. Когда все прервались, чтобы попить кофе, Лили села за рычаги автопогрузчика. После нескольких неудачных попыток пересыпать яблоки из ящика в мойку она все же справилась с задачей и была очень этим довольна. А как только все вернулись, Лили быстро взобралась на свою платформу возле пресса, чтобы снова без устали укладывать сетки, рогожи и яблочную массу.