Если сердце верит

Лили прошла дальше, к почтовым ящикам, и тут же пожалела об этом. Если Питер Оливер был ей безразличен, то о Тони Коне она не могла этого сказать. Он жил в пентхаусе, работал бизнес-консультантом и был настолько же чернявым, насколько Питер — светловолосым. Конечно, Питер больше соответствовал классическим канонам, но в Тони чувствовалось нечто неординарное и дерзкое. Лили и в спокойной обстановке была не слишком словоохотливой, но рядом с Тони язык у нее определенно деревенел.

О, конечно, он никогда не приглашал ее ни на прогулку, ни в бар, ни на обед. Если они оказывались в одном лифте, он кивал, приветствуя ее, но в разговор никогда не вступал.

Однако сейчас Тони смотрел на нее. Да и как не обратить внимания на совершенно мокрую и перепачканную женщину?

Смущенная Лили отлепила мокрую ткань от груди. Такой грудью гордилась бы каждая женщина, но Лили пришла в замешательство.

Впрочем, на Тони это не произвело впечатления.

— Попали под дождик, да? — Его голос, глубокий и насмешливый, довершил ее унижение.

Кивнув, Лили отперла почтовый ящик. Хотелось бы ей знать, где окажется Тони через полчаса и почему бы судьбе не свести их именно тогда. Ведь через полчаса она будет выглядеть хорошо. Даже более того — обворожительно.

А теперь?.. Доставая почту, Лили пыталась быстренько придумать, что бы такое умное ему сказать. Она знала, что, даже произнося самую блестящую из всех мыслимых острот и даже после многих лет речевых упражнений, все равно сбилась бы. И это смутило бы ее еще сильнее. Лили закрыла ящик.

Глубоко выдохнув, чтобы успокоиться, она прислушалась к звукам в холле. Через минуту донеслось жужжание открывающихся дверей лифта, потом они закрылись.

Мог бы и подождать ее.

Впрочем, хорошо, что не подождал.

Лили с облегчением вышла в холл и, вызвав лифт, начала просматривать почту. Два счета, два контракта и четыре рекламных листка. К счастью, по обоим контрактам ей полагался задаток. Эти деньги пригодятся на оплату счетов. Рекламу она тут же швырнула в корзинку.

Лили вышла из лифта на четвертом этаже как раз в тот момент, когда одна из ее соседок собиралась входить в него. Элизабет Дейвис владела преуспевающей пиаровской компанией и вела невероятно суматошный образ жизни. Сегодня, как и всегда, она была, что называется, во всеоружии: красный костюм с короткой юбкой, блестящая алая губная помада, черный зонт-трость. Лили заметила, что Элизабет, глядя в полированную панель лифта, надевает огромные золотые серьги. Скользнув в кабину с большим зеркалом, позволявшим завершить этот процесс, Элизабет придержала двери ногой.

— Лили, какая удача! — приподняв голову и скосив глаза в зеркало, она продолжала возиться со второй серьгой. — Я тут раскручиваю Кэган на Губернаторский комитет, и мне нужна пианистка. Музыка будет фоном, почти без пения, но я слышала тебя в клубе. Ты отлично мне подойдешь. — Тут, наконец, она посмотрела на Лили и в ужасе ахнула: — О Господи! Да как же ты вымокла!

— Слегка, — отозвалась та.

— Смотри хорошенько просушись. Я видела тебя за работой. Недосказанность и особая элегантность твоей манеры — именно то, что нам нужно. Все состоится через две недели, если считать от завтрашнего вечера. Заплатить мы не сможем — бюджет просто убогий, — но я почти убеждена, что после этого концерта ты получишь одно-два приглашения, поскольку на приеме будет полно шишек, а они порой устраивают вечеринки. В этом смысле ты не останешься внакладе. И потом, Лидия Кэган — лучшая кандидатура для всех женщин штата. Как видишь, и тут все в твоих интересах. Ну, что скажешь?

Лили очень польстило это предложение. Редкую неделю имя Элизабет не мелькало на страницах «Пост». Она организовывала первоклассные пиаровские кампании. Лили понимала, что к ней обратились в последнюю очередь, но даже это считала удачей. Она любила играть на приемах у политиков. Чем больше народу, тем легче забыться в музыке. К тому же, по ее мнению, Элизабет дала Лидии Кэган правильную оценку. Поэтому Лили ответила:

— Я согласна.

Элизабет широко улыбнулась и убрала ногу от двери лифта.

— Я пришлю тебе официальную бумагу, но ты сегодня же отметь в календаре. Значит, по рукам. Я на тебя рассчитываю.

Лифт закрылся.

Слишком спешившая Лили все же ощутила мимолетное удовлетворение от этого разговора. Пробежав по холлу, она вошла в квартиру. Это скромное жилье на одного человека она сняла у хозяина, обожавшего зеленый цвет (тут их вкусы совпадали) и имевшего доброе сердце, благодаря чему Лили, собственно, и удалось здесь обосноваться. Почетное место в маленькой гостиной занимало фортепиано. Набитый книгами шкаф возвышался у противоположной стены. Стояли здесь еще диван, повернутый спинкой к окнам, смотревшим во дворик, и мягкий стул, обитый тканью с цветочным рисунком зеленого, бежевого и белого цветов. Сбоку от стула, уже скорее в прихожей, чем в гостиной, располагался стеклянный журнальный столик с телефоном, настольной лампой и проигрывателем для компакт-дисков. Лили дотронулась до кнопки, и тут же послышалась плавная мелодия Шопена. Стена отделяла от гостиной кухню, а спальня, где хватило бы места и для большой кровати на двоих, после ремонта была оснащена современной мраморной ванной комнатой с душевой кабинкой.

Именно туда и направилась Лили, стаскивая с себя мокрую одежду. Она встала под горячие струи и с наслаждением взялась за мыло и шампунь. Однако она не успела вполне насладиться теплом — часы неумолимо шли вперед. За рекордное время Лили накрасилась, высушила свои недлинные, до подбородка, волосы и с помощью фена уложила их. Потом съела наспех приготовленный бутерброд с арахисовым маслом и джемом, надела платье сливового цвета, оттеняющее ее светлую кожу и темные волосы, черные туфли на высоких каблуках и серебряные клипсы, блестящие и переливающиеся. Схватив на бегу сумочку и зонт, Лили выбежала из дома.

Конечно, когда она вышла в подъезд, Тони Кона, как назло, не оказалось поблизости. Что ж, по крайней мере, хотя бы дождь прекратился.

Эссекский клуб располагался в большом здании из коричневого камня на противоположной стороне Коммонуэлс-авеню, в трех кварталах от дома Лили. Этот прекрасно декорированный частный клуб с рестораном имел опытного руководителя. Поняв, что у нее осталось еще немного времени в запасе, и, успокоившись, Лили заглянула в офис. Владелец клуба, Дэниел Карри, в этот момент разговаривал по телефону с клиентом, просившим его зарезервировать место.

Сорокапятилетний Дэниел, мужчина с квадратными плечами и неизменно румяными щеками, заметив Лили, кивнул, потом сделал пометку в журнале и завершил телефонный разговор. Сложив свои вещи в шкафчик, Лили взглянула на журнал Дэниела:

— Как, неплохо?

— Для понедельника просто отлично. Осталось совсем немного свободный столиков, но через час все будут заняты. Сегодня хорошая публика. Много старых друзей. — Он назвал несколько фамилий — пары, с которыми Лили познакомилась за три года работы в клубе.

— Есть особые заказы? — спросила она.

— Да. Тридцатилетие брака Тома и Дотти Фриш. Они придут к восьми. Шестой столик. Том заказал дюжину алых роз и просил тебя сыграть что-нибудь торжественное, когда откупорят шампанское.

Лили любила такие поздравления.

— Конечно, сыграю. Что-то еще?

Хозяин покачал головой. Лили поднялась по витой лестнице в ресторанный зал, оформленный в фирменном клубном стиле: темное дерево и масляные лампы девятнадцатого века. Скатерти, портьеры, фарфор и ковры — все было выдержано в приглушенной зелено-бордовой гамме и выглядело богато, как в Старом Свете. Здесь Лили ощущала себя частью чего-то, имеющего славную историю.

Она поздоровалась с метрдотелем и пошла к своему месту по мягкому ковру, улыбаясь постоянным посетителям. Здесь ее ждал кабинетный рояль «Стейнвей», прекрасно отполированный и отлично настроенный. Когда-то Лили чувствовала себя преступницей, получая деньги за игру на этом инструменте, однако не признавалась в этом боссу. Ведь того, что она зарабатывала в Винчестерской школе, преподавая музыку, а также работая с хоровыми коллективами и давая частные уроки игры на фортепиано, после уплаты налогов едва хватало на оплату жилья и пропитание.