Рождение волшебницы

– Ты полетишь туда, куда мне нет дороги, – сказала она или подумала.

Печально сложив губы – было это, однако, выражение глубочайшей внутренней сосредоточенности, – она подбросила палочку… Хотенчик вспорхнул и заколебался, падать ли. Медленно, раздумчиво начал он опускаться, покачиваясь, как пушинка в воздухе, и тихо-тихо повернулся, поклевывая носиком.

Волк застыл в недоверчивом изумлении.

Да Золотинка и сама не сразу опомнилась. Оборотень пожирал глазами плывшую в воздухе рогульку, а когда спохватился глянуть на девушку, она имел вид строгий и наставительный.

– Вот! – важно начала она. – Это волшебная палочка. Называется хотенчик.

Он слушал с истовым вниманием, приподняв морду. Золотинка отловила рогульку и помолчала, продумывая несколько важных частностей, которые открылись ей теперь сами собой.

– Возьми хотенчик в пасть, – заговорила она наконец, – и подержи. Только не кусай.

Волк принял палочку, считай, одними губами. Золотинка продолжала:

– Сейчас ты выпустишь хотенчика, но прежде послушай. Хотенчик поплывет в воздухе. Он будет показывать дорогу. И ты пойдешь за ним, куда бы он ни повел, не страшась преград. Хотенчик знает где, что и как искать, он… он как бы сам найдет твое желание… найдет то, чем может исполниться желание или… в чем оно состоит. Значит, когда настанет конец пути, ты это поймешь. Сколько пройдет времени, сколько придется идти, я не знаю.

Волк, бережно закусив рогульку, медлил. Он словно боялся испытания. Он подозревал обман.

– Да! – вспомнила еще Золотинка и погрозила пальцем. – Черные мысли прочь! Хотенчик откажется тебя вести, если ты не избавишься от черных мыслей, это важно. И уж – боже упаси! – придет шальная мысль броситься человеку на загривок. О! Все пропало. Тогда уж тебе не выпутаться. Никогда.

Волк неуверенно переступил, мотая головой. Слюна текла по торчащим с обеих сторон пасти концам рогульки. Он обошел Золотинку со спины, чтобы толкнуть ее мордой под колено.

– О нет! – быстро сообразила она. – Хочешь, чтобы я тебя сопровождала? Ничего не выйдет. Ведь что тогда? Хотенчик приведет тебя к моему счастью, а не к твоему. Понимаешь?

Твое и мое – это в он силах был понять, это он разбирал, да.

– Я знаю, ты очень несчастен! – сказала Золотинка. – Ты заслужил свое счастье страданиями!

Поразительно – волк отмяк. Купился на добром слове. Как всякий себялюбивый злодей, оборотень высоко ценил свои страдания. Это была его слабость. И потом, нужно признать, матерый оборотень имел душу легковерного обывателя. Шерсть на загривке стала дыбом, он подобрался, как перед прыжком, и разинул пасть – облитый слюной хотенчик скользнул вон и лениво завис в воздухе, неопределенно покачивая носиком.

Золотинка ждала, затаил дыхание и волк.

– Иногда можно и нужно хотенчика подтолкнуть, – молвила она неестественным голосом, – чтобы влить дополнительную силу желания.

Волк послушался, сунул плавающую в воздухе рогульку ноздрями и, конечно же, – в сторону ворот. Хотенчик к воротам и полетел, выбрав одну из старых волчьих троп. Заворожено следовал за ним оборотень. Золотинка проводила их до дороги. Медленно удалялись они от реки в общем направлении на запад, к Меженному хребту. Малую долю часа спустя оба скрылись из виду.

– Где ты счастье найдешь, убийца! – молвила Золотинка вслед.

Она знала, что оборотень ушел навсегда. Она обрекла его на самую страшную нравственную муку, которую только может испытать человек даже в обличье волка – муку всегда ускользающей надежды. И она подарила ему самую большую радость – радость всегда присутствующей надежды. «А я? – думала Золотинка, возвратившись в усадьбу. – Я что?». Она опустилась на порог. Дом полнился голосами, призраки то и дело скользили через нее, выбегая во двор и возвращаясь, – у них поднялась праздничная суматоха.

Из той же рябины Золотинка вырезала себе рогульку поосновательнее и потяжелее. Тщательно ее зачистила и сунула до времени за пояс. Затем она вынесла золото во двор, десятка два-три расхожих монет и перстни с дорогими камнями отобрала, чтобы уложить в кошелек. Она вырвала вокруг рябины крапиву и утоптала место. Кольца, обручи, серьги развесила по веткам между незрелых гроздей и взялась за монеты. Нужно было подыскать гвоздь, чтобы пробить дырки, она не остановилась и перед этим. Монеты развесила на веревочках, по одной и связками.

Наконец, с удовлетворением оглядела праздничное деревцо: зеленые ветви рябины склонились под тяжестью золота и серебра. Золотинка достала хотенчик, крепко сжала его в руке и… подкинула высоко над собой. Он подлетел выше крыши и там, в небе, закувыркался жаворонком, радуясь простору и воле. С замиранием сердца следила за ним Золотинка… Нет, хотенчик опомнился и спустился кругами, чтобы тюкнуться в подставленную ладонь. Золотинка благодарно его погладила:

– Теперь ищи!

Откуда прыть взялась – палочка рванула в гущу крапивы. Золотинка пустилась следом – пришлось бежать напролом, обжигаясь, чтобы только не упустить рогульку из виду. Хотенчик вылетел в сад, с маху стукнулся в частокол, заметался, отыскивая проход, и быстро поднялся выше. Недолго думая, Золотинка вскарабкалась на грушу, которая доставала ветвями гребень частокола, и сиганула на ту сторону в заросли лопухов. Ушиблась она чувствительно, но не стала охать – водитель ее уж потерялся в березняке.

Нашелся беглец через полчаса, он бессмысленно блуждал в кустах, петляя и возвращаясь. Тихонечко, чтобы не удрал, Золотинка подобралась и цапнула хотенчика на ветке орешника, где он притулился, изображая собой ни на что не годный сучок.

– Нет уж, голубчик, так дело у нас тобой не пойдет! – строго сказала Золотинка.

Не найдя ничего лучшего, она вытащила из пояса шаровар шелковый шнурок и надежно привязала беглеца за развилку. Шаровары, сшитые на узкие бедра Нуты, держались и без шнура.

– Что ж дуром-то ломить, а? Не лучше ли по дорогам? Экий ты у меня еще недотепа!

По старой мощеной дороге он и повел. Ринулся так, что бечева врезалась в пальцы, Золотинка побежала, крепко удерживая поводок. Пришлось ей нестись во весь дух, едва успевая переставлять ноги, потому что возбужденный хотенчик тянул, как большая собака. Вот уже заблестела река, открылось величественное полотнище Белой. А на реке… большая двухмачтовая ладья. В тридцать шесть весел выгребала она вверх по течению. Весла Золотинка, конечно, не пересчитывала – она узнала «Фазан»! Большая морская ладья, на которой всего только год назад – целый год назад! – ушел в море, прикованный цепью к напарнику, Тучка.

Остроносая ладья резала мелкую волну без усилия, даже при убранных парусах скользя против течения со скоростью мерно бегущего человека. А Золотинка, не переведя дух, неслась за хотенчиком под уклон. Низкий нос «Фазана» легко слоил воду, на плоском его выступе, который выдавался далеко вперед наподобие утиного клюва, двое начальных людей оглядывали берега. Они заметили Золотинку и оживленно показывали друг другу это стриженое чудо. Ближе к берегу, где дорога терялась в песках, она перехватила хотенчик, чтоб не смущал моряков, и крикнула сколько хватило голоса:

– Постойте!

Начальники на носу застыли. И все вообще на палубе, кроме гребцов, обратились в сторону Золотинки. На узкой, задранной вверх корме под цветным навесом с кистями тоже все повставали. Так близко от берега скользило судно, что внятно было самое молчание моряков, их роковая немота.

– Постойте! – взывала Золотинка и сообразила вдруг, что бежит по воде. Не проваливаясь в зыбкую поверхность речной ряби, но упруго отталкиваясь – волна поддавалась ступне и подбрасывала, помогая бежать.

Поздно изображать из себя невинность! Она не только не остановилась, но припустилась что было мочи. Стукаясь друг о друга, спутались весла – проняло, наконец, и гребцов. Ладья заметно теряла ход, и Золотинка уже настигала висячую кормовую лестницу – чтоб заскочить на палубу единым махом и отнять у них Тучку, пока не опомнились. Вдруг сильно брошенный топор, вращаясь, брызнул в воду за два шага до Золотинки. В недолет полетело копье, и она остановилась, отдуваясь на мягко качающей ее волне. Ах! – ухнула она в мокрую бездну, растопырив руки, как боязливый ныряльщик, и шумно плеснула. Над головой сверкнула стрела.