Рождение волшебницы

– Что за надобность беспокоить недозрелых едулопов? – спросила Золотинка. Притворное ее простодушие, однако, нисколько не обмануло вареника, он и не подумал ей отвечать, хотя продолжал говорить:

– Посевы едулопов подхвачены указанным вами ураганом вместе с землей и лесным сором. Они образовали три основных стаи и продолжают наступательный полет в общем направлении на Ольсорскую гряду – Клебанье – Каменец. Верные едулопы будут на месте до рассвета.

– А скажи мне… – пыталась повернуть разговор изрядно встревоженная Золотинка, но вареник талдычил свое.

– Недозрелые едулопы выполнят свой долг, повелитель!

Завершив сообщение, вареник начал опускаться к полу и, когда Золотинка поймала его рукой, затих. А стоило ослабить хватку – вывалился сухим стручком на пол. Там он и остался, пустой и сморщенный.

– Сообщите воеводе, – молвила Золотинка, задумавшись. – Надо немедленно разыскать воеводу боярина Чеглока. Передайте ему, что едулопы прибудут до рассвета. Который теперь час?

– Дело к полночи близится, – отозвался обрюзглый стражник, не двигаясь.

Совсем уже ссохшийся было рот вздрогнул на полу последний раз, хлюпнул по-рыбьи губами и успокоился. На глазах загнивая, покрываясь пленкой коросты, он источал дурной запах нечищеных зубов.

Естественно было предположить, что самостоятельно путешествующий с докладами рот и был, собственно говоря, едулоп, который заблудился по дороге к своему повелителю Рукосилу, соблазненный волшебным камнем Золотинки Сороконом. Один из племени едулопов – то есть лопающих еду. Нетрудно было вообразить заросли, сплошь унизанных стручками недозрелых едулопов. Непонятно только, для чего же Рукосил губил свои колдовские посадки? И эти шамкающие, свистящие, писклявые кусаки… они что, набросятся на вооруженных мечами воинов?

– Кто пойдет к воеводе? – спросила девушка. – Нельзя тянуть. Это очень важно. И наверное, опасно.

Что опасно, стражники и сами понимали. Именно потому и не двигались. Старший, обрюзглый седеющий мужчина, не хотел оставаться в караульне без напарника, а младший боялся идти в ночь. Наконец, молодой малый выхватил из очага пылающую головню и удалился сторожким шагом. За опорами сводов он шарил по дальним закоулкам светом, потом, слышно было, потрогал засовы входной двери… И так же медленно, оглядываясь, возвратился.

Никто не произнес ни слова. Старший опустился на табурет, подвинув его к очагу, подальше от засохшего едулопа.

С пугающим хлопком из разбитого окна вылетела затычка, ворвавшийся ветер вздул пламя, с завыванием утягивая его в дымоход. Развешенные штанины взмыли, Золотинка спохватилась уберечь их от огня и по свойству своей натуры бросилась к очагу с внезапностью, которая, может быть, и не оправдывалась грозящей штанам опасностью.

Вмиг вскочили оба ее тюремщика – полетела опрокинутая табуретка, и тот и другой выхватили мечи… Они тяжело дышали, поводя безумными глазами на искаженных огнем лицах.

А Золотинка замерла, застыла в полнейшем столбняке, понимая, что малейшее движение – и ее порубят за здорово живешь. Пораженные страхом, они не разбирали врагов.

Наконец, шумно переведя дух, старший – меч он, однако, не убирал – поснимал одной рукой с простертого над огнем копья подгорелую одежду, осмотрел и даже понюхал, а затем с ненужной грубостью сунул ее Золотинке.

И все задребезжало под напором бури. Разом обнаружилась хлипкость задвижек, петель и ставен, как ошалелые, стучали где-то закрытые двери, и невозможно было представить себе, что делалось под открытым небом. Стражники вдвоем, поддерживая друг друга, вернули в выбитое окно затычку из свернутой комом рогожи. Во дворе раздалась оглушительная дробь, от которой хотелось присесть. И вдруг с обвальным грохотом, закладывая уши, сорвался небосвод, рухнула крыша, рассыпалась лавина черепицы, и самый пол под ногами дрогнул. Золотинка оглохла. Она видела помертвелое шевеление губ: стражники молились, пытаясь довести до бога свой испуг. Жуткий грохот продолжался с одной и той же невыносимой, пригибающей мощью… Прошуршали охвостья лавины, звякнул камешек, другой, и все как будто замлело. Обморочную тишину можно было постичь по слабому свисту ветра в дымоходе. Кто-то набрался духу пошурудить кочергой, пламя выправилось, и в караульне несколько посветлело. Но во дворе царила кромешная тьма. Ни единого огонька не уцелело на площади.

За окном послышался голос. Золотинка бросилась вытащить затычку.

– Боже правый! – говорил человек как бы в пустоте, не было ни малейшего эха. – Все убиты!

Но сам-то он уцелел, и Золотинка испытывала облегчение оттого, что кто-то еще жив.

– Что у вас там? – сунулся в окно стражник.

Слышался неправдоподобно отчетливый хруст шагов, сквозило холодом. И вот появились огни, и в свете редких факелов заблестела ледяными искрами снежная пустыня.

Невероятных размеров град разбил, перепахал и сравнял все, что было оставлено без укрытия под грохочущим небом. Разрушены были крыши, сбиты с петель двери, ставни, сквозными дырами зияли попавшие под косой удар окна. Крошево колотого льда вперемешку со щепой, обломками черепицы покрывало площадь толстым неровным слоем, в котором плоскими валунами возвышались животы павших лошадей и торчали углы разбитых телег. Расселись бочки с мессалонскими червонцами, и золото тоже ушло под лед. В холодном месиве полегли люди: возницы, грузчики, охрана. Пострадал весь подготовленный к отправке обоз – десятки подвод.

– Идите же, наконец, кто-нибудь! – сказала Золотинка. – Что там у них? Где Юлий? Где воевода Чеглок?

Молодой малый отправился искать воеводу, а старый брюзга велел Золотинке вернуться к очагу и тут сидеть.

Золотинка встрепенулась, когда померещился голос Юлия… и услышала его еще раз, наяву: княжич со спутниками, с хрустом ступая по ледяному месиву, миновал окно.

Роняя горящую смолу, в караульню вошли факельщики, стража, наконец, в сопровождении немногочисленных приближенных Юлий и воевода Чеглок. Золотинка встала. Заметная вмятина на крылатом шлеме подсказала ей, что Юлий чудом избежал смерти, захваченный врасплох первыми градинами – едва ускользнул из-под обвала.

Остановившись в трех шагах, он глядел враждебно и пусто. Вельможи и дворяне напоминали кучку лишенных всякого понятия об учтивости зевак, они обменивались посторонними замечаниями, громко переговариваясь за спиной Юлия, и беззастенчиво глазели на Золотинку. Своей говорливостью эти люди лишь оттеняли разительное одиночество княжича.

Юлий вытянул руку. На раскрытой его ладони лежал волшебный перстень Рукосила, багрово-белесый камень на паучьем ложе золотых листьев.

– Вот! – сказал он и уничижительно хмыкнул.

Золотинка испугано передернулась, удерживая ворот платья в опасном положении на ключицах, а княжич, принимая этот беспомощный трепет за ответ, за признание вины, вдруг, размахнувшись, швырнул перстень в очаг.

Этого никто не мог ожидать – все замерли. Но Золотинка кинулась в огонь мгновенным, почти непроизвольным броском. До того бесстрашно и ловко, что выхватила сокровище из горящих углей, не опалив пальцы. Только платье скользнуло на руки, обнажив плечи, но не успело нечто такое мелькнуть пред изумленными взорами, как она – молодцом! – все оправила и вернула на место.

Зачем юноша схватил кочергу, некогда было соображать – она отпрянула. Но он лишь свернул глазами. Оправив корсаж, и она получила возможность сверкать очами. Так они мерили друг друга враждебными взглядами и разве что не пыхтели, как взъерошенные зверьки. Несколько раз успели ахнуть придворные, ах! ах! и ох! – только и разевали они рты. Один Чеглок не позволил себе этого удовольствия, потому что смотрел на дело с его однообразно-утомительной стороны и не тратил душевные силы на бесплодные удивления.

– Пошушайте, шударыня прыншеша! – прошамкал он разбитыми губами и поморщился.

Шепелявые разъяснения воеводы состояли в том, что незадолго до града наследник пострадал от летающей нечисти – что-то такое вроде «жубаштого рта». И эта нечисть, разыскав Юлия в толпе дворян по красному перстню Рукосила, который навязала наследнику Золотинка, цапнула его за палец. «Жубаштая» тварь укусила наследника как раз пониже камня, и ближние люди тотчас же искромсали ее кинжалами, пояснил Чеглок. Он сопроводил обвинение самым любезным поклоном.