Абсолютист

Он говорит спокойно, разрушая стереотипный образ казарменного сержанта, — может быть, для того, чтобы мы успокоились. Может быть, для того, чтобы потом удивить нас внезапной переменой.

— Я — сержант Джеймс Клейтон. Мои обязанности заключаются в том, чтобы за пару месяцев, которые вы проведете тут, превратить вас в солдат. Для этого от вас потребуется не только сила и выносливость, но и ум.

Он прищуривается, оттопыривает языком щеку, разглядывая людей — мальчиков, — выстроившихся перед ним.

— Вы, сэр, — он поднимает трость и указывает ею на парня в центре первой шеренги — в поезде тот успел завоевать себе репутацию острослова и шутника, — как вас зовут?

— Микки Рич, — уверенно отвечает юноша.

— Микки Рич, СЭР! — рявкает человек, стоящий слева от сержанта, но тот взглядывает на него и качает головой.

— Ничего страшного, капрал Уэллс, — говорит сержант. — Рич пока не усвоил наши порядки. Он полный невежда, верно, Рич?

— Да, сэр, — отвечает Рич чуть менее уверенно, особо напирая на слово «сэр».

— Скажите, Рич, вы рады, что сюда попали? — спрашивает сержант Клейтон.

— Да, сэр! — рапортует Рич. — Доволен, как свинья в навозе!

К взрыву смеха осторожно присоединяюсь и я.

Сержант ждет, пока мы угомонимся, — на лице у него насмешка и презрение, но он молчит. Потом заглядывает сквозь передние ряды и кивает другому солдату:

— А вы, сэр? Вас как зовут?

— Вильям Телль, — отвечает тот, и по рядам снова пробегает смешок.

— Вильям Телль? — переспрашивает сержант, поднимая бровь. — Вот это имечко. Небось привезли с собой лук и стрелы? Откуда вы, Телль?

— Из Хаунслоу, — отвечает Телль, и сержант удовлетворенно кивает.

— А вы? — спрашивает он у следующего солдата.

— Шилдс, сэр. Эдди Шилдс.

— Хорошо, Шилдс. А вы?

— Джон Робинсон.

— Робинсон, — повторяет сержант с коротким кивком. — А вы?

— Филип Ансуорт.

— Вы?

— Джордж Паркс.

— Вы?

— Уилл Бэнкрофт.

И так далее и тому подобное. Вопросы и ответы звучат как ектенья в церкви. Я запоминаю кое-какие имена, но ни один из их носителей не привлекает моего взгляда.

— А вы? — спрашивает сержант, кивком указывая на меня.

— Тристан Сэдлер, сэр, — говорю я.

— Сколько вам лет, Сэдлер?

— Восемнадцать, сэр. — Я держусь за свою ложь.

— Рады, что сюда попали, а?

Я молчу. Какой ответ будет правильным? К счастью, сержант не намерен допытываться и уже перешел к очередному солдату.

— Артур Вульф, сэр, — говорит мой сосед.

— Вульф? — переспрашивает сержант, приглядываясь к нему. Он явно уже что-то о нем знает.

— Да, сэр.

— Вот как. — Сержант оглядывает его с головы до ног. — Я думал, вы меньше ростом.

— Шесть футов один дюйм, сэр.

— Действительно, — говорит сержант Клейтон, медленно растягивая рот в узкую щель улыбки. — Значит, это вы — тот самый парень, который не хочет тут быть?

— Верно, сэр.

— Боитесь драться, а?

— Нет, сэр.

— Нет, сэр, в самом деле, сэр, какой ужасный поклеп, сэр! А вы знаете, сколько там сейчас храбрецов, которые тоже не хотят драться? — Он делает паузу, и его улыбка медленно тает. — Но все равно они там. И дерутся. День за днем. Рискуют своей жизнью.

По взводу пробегает тихий гул, и многие поворачивают голову, чтобы взглянуть на Вульфа.

— Я не собираюсь отправлять вас домой, вы наверняка только этого и ждете, — непринужденно говорит сержант.

— Нет, сэр, — отвечает Вульф. — Я этого и не ждал. Во всяком случае, не сразу.

— И в тюрьму вас тоже не посадят. Пока я не получу соответствующего приказа. Мы будем вас обучать, вот что мы с вами будем делать.

— Да, сэр.

Сержант Клейтон смотрит на Вульфа, едва заметно двигая желваками на челюсти.

— Ну ладно, Вульф, — наконец тихо говорит он. — Посмотрим, что из этого выйдет.

— Я уверен, что нам скоро сообщат, сэр, — объявляет Вульф. Голос его совершенно не дрожит, но я стою рядом с ним и чувствую, что он напряжен, однако изо всех сил скрывает это. — Из военного трибунала, я имею в виду. Они должны поставить меня в известность о своем решении, сэр.

— Меня, а не вас, Вульф, — рявкает сержант, на этот раз слегка теряя невозмутимость. — Любые сообщения будут проходить через меня.

— Надеюсь, вы не откажете в любезности известить меня, как только что-то узнаете, — говорит Вульф.

Сержант Клейтон снова улыбается и выдерживает секундную паузу.

— Может быть. Я уверен, что все вы рады оказаться здесь! — Это он произносит уже громко, обращаясь ко всем и оглядывая нас. — Но вам, должно быть, известно, что отдельные юноши из вашего поколения не считают своим долгом защищать родину. Они называют себя отказниками. Они заглядывают к себе в душу и не находят в ней стремления выполнить свой долг. Да, внешне они не отличаются от других людей. У них два глаза, два уха, две руки, две ноги. Конечно, они не мужчины, но разницы не увидишь, пока не сдерешь с такого штаны и не посмотришь куда надо. Но они есть. Они нас окружают. И они нас погубили бы, если бы могли. Они играют на руку врагу.

Он улыбается горько и зло, и солдаты в строю сердито бормочут, бросая презрительные взгляды на Вульфа. Каждый старается перещеголять соседа и показать сержанту Клейтону, что совершенно не разделяет подобные воззрения. Вульф, к его чести, держится и делает вид, что не замечает презрительного шипения, грубых слов и выкриков, которые сержант и два капрала даже не пытаются пресечь.

— Позор! — кричит кто-то позади меня.

— Трус паршивый, — говорит другой.

— Перышко ему![3]

Я жду от Вульфа какой-нибудь реакции на оскорбления и тут впервые замечаю Уилла Бэнкрофта. Он стоит за четыре человека от меня и смотрит на Вульфа с явным интересом. Судя по лицу, он не совсем одобряет воззрения Вульфа, но и не присоединяется к хору гонителей. Он как будто хочет поближе познакомиться с диковинным созданием под названием «отказник» — словно слышал о таких, но никогда не видел во плоти. Я вдруг понимаю, что откровенно пялюсь на него — в смысле, на Бэнкрофта, а не на Вульфа, — не в силах отвести глаз, и он, должно быть, чувствует мой пристальный взгляд, секунду смотрит мне в глаза, потом чуть склоняет голову набок и улыбается. Очень странно: мне кажется, что я его уже видел, что мы встречались. Я смущенно прикусываю губу и отворачиваюсь, выжидая, насколько хватает сил, прежде чем снова взглянуть на него; теперь он стоит в строю прямо, сосредоточенно глядя перед собой, как будто мига взаимопонимания между нами никогда и не было.

— Достаточно, — говорит сержант Клейтон, и какофония мгновенно стихает; сорок пар глаз снова смотрят лишь на него. — Подите сюда, Вульф.

Мой спутник колеблется лишь долю секунды и выступает вперед. Я чувствую, что под его бравадой прячется беспокойство.

— И вы, мистер Рич, — командует сержант, указывая на первого солдата, с которым разговаривал. — Наша полковая свинья в навозе. Вы оба, подойдите сюда, пожалуйста.

Они подходят и останавливаются футах в шести-семи от сержанта и на таком же расстоянии от линии строя, которая осталась у них за спиной. Все прочие хранят полное молчание.

— Джентльмены, — обращается к нам сержант Клейтон. — Здесь, в армии, вас всех научат, как когда-то научили меня, не срамить вашу военную форму. Вы научитесь драться, обращаться с винтовкой, быть сильными, выходить на поле боя и убивать всех врагов, какие попадутся, мать их так.

На последней фразе его голос резко и гневно взмывает вверх, и я думаю: «Вот что это за человек, вот кто он такой».

— Но в один прекрасный день, — продолжает сержант, — может случиться так, что у вас не останется никакого оружия — и у вашего противника тоже. Представьте себе, что вы стоите посреди ничьей земли, а перед вами фриц, а винтовку вы потеряли, и штык тоже куда-то делся, и вам нечем больше обороняться, кроме кулаков. Пугающая перспектива, а, джентльмены? И если такое случится… Шилдс, что вы будете делать?

3

Белое перо — традиционный в Британии символ трусости. В августе 1914 года адмирал Чарлз Фитцджералд при поддержке известной писательницы миссис Хамфри Уорд, носительницы крайне консервативных патриотических взглядов, основал «Орден белого пера». Эта организация ставила своей задачей стыдить мужчин, не ушедших на фронт, и таким образом заставлять их идти добровольцами. (Обязательный призыв в армию был введен в Британии лишь в 1916 году.) Представительницы организации вручали белые перышки на улицах мужчинам, не одетым в военную форму. Кампания была настолько успешной, что правительство Британии стало испытывать нехватку кадров, так как государственные служащие в массовом порядке начали уходить добровольцами. Правительству пришлось ввести специальные значки, указывающие на то, что их носители работают на оборону, а также значки другого образца для солдат, демобилизованных по ранению.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.