Страница 32 из 48
— Интересно, — сказал Гарстанг. — Лодермульк, а ты что скажешь?
— Ха, — проворчал Лодермульк. — Посмотри на эту прореху в моей одежде. Я бессилен объяснить ее присутствие! Существование вселенной озадачивает меня еще больше.
В разговор включились другие. Волшебник Войнод определил известный космос как тень области, где правят боги, существование которых зависит, в свою очередь, от физической энергии людей. Благочестивый Сабакуль объявил эту схему противоречащей протоколам Гилфига.
Диспут продолжался довольно долго. Кугелю и паре других паломников, включая Лодермулька, это надоело, и они затеяли азартную игру с костями, картами и фишками. Ставки, изначально чисто номинальные, начали расти. Лодермульк сначала немного выиграл, затем начат проигрывать все большие суммы, в то время как Кугель выигрывал ставку за ставкой. Вскоре Лодермульк швырнул кости наземь, схватил Кугеля за локоть и тряхнул его, в результате чего изза манжета куртки выкатилось несколько дополнительных костей.
— Нуну! — рявкнул Лодермульк. — Что это у нас тут! Мне показалось, что игра ведется нечестно, и вот доказательство! Немедленно верни мои деньги!
— Как ты можешь так говорить? — вопросил Кугель. — Где это ты разглядел жульничество? Я ношу с собой кости — что из этого? Я что, должен выбросить свою собственность в Скамандер, прежде чем начинать игру? Ты нанес ущерб моей репутации!
— Мне плевать, — парировал Лодермульк. — Я хочу только вернуть деньги.
— Это невозможно, — сказал Кугель. — Сколько бы ты ни бушевал, ты отнюдь не доказал неправомерности моих действий.
— Доказательства? — взревел Лодермульк. — Нужны ли еще какиенибудь доказательства? Посмотри только на эти кости — они все перекошены, на некоторых из них с трех сторон стоят одинаковые отметки, некоторые и катятсято с большим трудом, настолько у них одна грань перевешивает.
— Просто любопытные безделушки, — объяснил Кугель, потом показал на волшебника Войнода, который наблюдал за игрой. — Вот человек, взгляд которого настолько же остер, насколько подвижен его разум. Спроси, заметил ли он какуюнибудь незаконную махинацию.
— Я ничего не заметил, — заявил Войнод. — По моему мнению, Лодермульк слишком поторопился со своими обвинениями.
Гарстанг подошел к ним и услышал препирательства. Он заговорил голосом одновременно рассудительным и успокаивающим.
— Доверие — это основное в такой компании, как наша, где все мы — товарищи и правоверные гилфигиты. Здесь не может быть и речи о дурных намерениях или обмане! Без сомнения, Лодермульк, ты ошибся насчет нашего друга Кугеля!
Лодермульк грубо рассмеялся.
— Если такое поведение характерно для благочестивого паломника, то мне повезло, что я не связался с обыкновенными людьми!
С этим замечанием он отошел в угол плота, уселся там и уставился на Кугеля взглядом, полным угрозы и отвращения. Гарстанг огорченно покачал головой.
— Боюсь, что Лодермульк оскорбился. Может быть, Кугель, если бы ты подружески вернул ему его деньги…
Кугель ответил решительным отказом.
— Это дело принципа. Лодермульк обрушился на самое ценное, что у меня есть, — мою честь.
— Твоя щепетильность похвальна, — согласился Гарстанг, — и Лодермульк повел себя бестактно. Однако ради дружественных отношений — нет? Ну что ж, тут я не могу с тобой спорить. Хмхм! Вечно приходится беспокоиться изза мелких неприятностей.
Он удалился, покачивая головой. Кугель собрал свой выигрыш вместе с костями, которые Лодермульк вытряхнул у него из рукава.
— Огорчительное происшествие, — сказал он Войноду. — Ну и мужлан же этот Лодермульк! Обидел всех. Никто больше не хочет играть.
— Возможно, потому, что все деньги теперь в твоей собственности, — предположил Войнод.
Кугель осмотрел свой выигрыш с удивленным видом.
— Я и не подозревал, что выиграл такую существенную сумму. Может, ты согласишься взять себе вот эту долю, что бы избавить меня от необходимости носить ее?
Войнод выразил согласие, и часть выигрыша поменяла владельца. Вскоре, пока плот мирно плыл вдоль по реке, солнце начало угрожающе пульсировать. На его поверхности образовалась похожая на налет пурпурная пленка, которая потом растворилась снова. Некоторые из паломников в панике забегали взадвперед по плоту с криками:
— Солнце гаснет! Приготовьтесь, сейчас начнет холодать!
Однако Гарстанг успокаивающе поднял вверх руки.
— Успокойтесь все! Дрожь прошла, солнце такое же, как и раньше!
— Подумайте! — настойчиво убеждал всех Сабакуль. — Разве Гилфиг позволил бы этот катаклизм в то самое время, когда мы плывем, чтобы участвовать в религиозных обрядах у Черного обелиска?
Паломники успокоились, хотя каждый посвоему истолковал событие. Витц, оратор, увидел здесь аналогию с затуманиванием зрения, которое можно излечить усиленным морганием. Войнод заявил: «Если в Эрзе Дамате все пройдет хорошо, я собираюсь посвятить следующие четыре года жизни разработке схемы восстановления силы солнца!» Лодермульк просто сделал оскорбительное заявление, смысл которого сводился к тому, что солнце может гаснуть, а паломники — пробираться на очистительные обряды на ощупь.
Но солнце продолжало сиять, как и раньше. Плот неторопливо плыл по широкому Скамандеру, берега которого стали теперь такими низкими и настолько лишенными растительности, что казались далекими темными линиями. День прошел, и солнце село, испуская сильное темнобордовое сияние, постепенно померкнувшее и потемневшее, когда светило исчезло.
В сумерках паломники развели костер и собрались вокруг него на ужин. Они обсуждали тревожное мерцание солнца и размышляли на эсхатологические темы. Сабакуль считал, что вся ответственность за жизнь, смерть, будущее и прошедшее лежит на Гилфиге. Хакст, однако, заявил, что чувствовал бы себя спокойнее, если бы Гилфиг лучше следил за состоянием мира. На некоторое время разговор стал напряженным. Сабакуль обвинил Хакста в верхоглядстве, а Хакст использовал такие слова, как «легковерие» и «слепое уничижение». Гарстанг вмешался и указал, что не все факты еще известны и что очистительные обряды у Черного обелиска могут прояснить ситуацию.
На следующее утро паломники заметили впереди большую плотину — линию крепких жердей, препятствующих навигации по реке. Только в одном месте имелся проход, но даже эта брешь была закрыта тяжелой железной цепью. Паломники позволили плоту подплыть поближе к проходу, а потом сбросили в воду камень, который служил якорем. Из стоящей неподалеку хижины появился дервиш, длинноволосый, с костлявыми конечностями, в изодранных черных одеждах. Потрясая железным посохом, он выскочил на плотину и угрожающе уставился на стоящих на плоту.
— Плывите назад, плывите назад! — закричал он. — Эта река находится под моим контролем! Я не позволяю никому плыть дальше.
Гарстанг выступил вперед.
— Прошу тебя о снисхождении! Мы — группа паломников, направляющихся на очистительные обряды в Эрзе Дамат. Если необходимо, мы заплатим тебе за то, чтобы проплыть через плотину, хотя надеемся, что ты, в своей щедрости, освободишь нас от этой дани.
Дервиш резко рассмеялся и взмахнул железным посохом.
— От моей дани никто не может быть освобожден! Я требую жизнь самого порочного в вашей компании, если только один из вас не сможет продемонстрировать свою добродетель, к моему удовлетворению!
Он стоял, широко расставив ноги, в хлопающих на ветру черных одеждах и свирепо глядя вниз на плот. Паломники беспокойно зашевелились. Каждый исподтишка взглянул на другого. Послышалось приглушенное бормотание, которое вскоре переросло в разноголосицу утверждений и притязаний. Наконец все перекрыл скрипучий голос Касмайра:
— Я не могу считаться самым порочным! Моя жизнь исполнена милосердия и аскетизма, даже во время игры я не пользовался недостойными преимуществами.
— Я еще более добродетелен, поскольку питаюсь только высохшими бобами из страха отнять чужую жизнь, — сообщил его товарищ.
— Я безупречнее, ибо живу только выброшенными стручками от этих бобов и корой, опавшей с деревьев, из страха уничтожить жизнь в растениях, — подал голос другой паломник.