Глаза чужого мира

Кугель уверил его в противном.

— Олмери определенно существует. Я лично ручаюсь за это.

— Значит, твои познания более глубоки, чем мои собственные, — заявил Гарстанг. — Эта река называется Аск, земли по эту ее сторону — Сандан, по ту — Лилиэс. К югу лежит Эрзе Дамат, и ты бы мудро поступил, если бы отправился туда, а затем, возможно, на запад через Серебряную пустыню и Песенное море, где ты сможешь расспросить когонибудь еще.

— Так и поступлю, — сказал Кугель.

— Мы все — рьяные гилфигиты и направляемся в Эрзе Дамат на Очистительный обряд у Черного обелиска, — сказал Гарстанг. — Поскольку дорога туда пролегает через пустоши, мы собрались вместе для защиты от непредвиденных опасностей. Если ты хочешь присоединиться и разделить с нами наши привилегии и ограничения, то мы с радостью примем тебя.

— Привилегии самоочевидны, — сказал Кугель. — А вот что насчет ограничений?

— Просто повиноваться приказам старшего в группе, то есть меня, и оплатить свою долю издержек.

— Я согласен без всяких оговорок, — сказал Кугель.

— Превосходно! Мы выступаем завтра на рассвете.

Гарстанг указал Кугелю других членов группы, которая насчитывала пятьдесят семь человек.

— Это Витц, оратор нашей маленькой группы, а вон там сидит Касмайр, теоретик. Человек с железными зубами — Арло, а тот, в синей шляпе с серебряной пряжкой, — Войнод, волшебник с немалой репутацией. Отсутствует в этой комнате почтенный, хоть и проповедующий агностицизм Лодермульк, а также несомненно благочестивый Сабакуль. Возможно, они пытаются поколебать убеждения друг друга. Двое, играющие в кости, — это Парсо и Сайанэйв. Это Хант, а это Крэй.

Гарстанг назвал еще несколько человек, перечисляя их отличительные свойства. В конце концов Кугель, сославшись на усталость, удалился в свою комнату, опустился на ложе и немедленно заснул.

Посреди ночи его побеспокоили. Лодермульк, прорыв яму в земляном полу сарая, а потом подкопавшись под стену, обеспечил себе свободу и немедленно направился в дом. Прежде всего подергал дверь комнаты Кугеля, которую тот предусмотрительно запер.

— Кто там? — крикнул Кугель.

— Открой! Я — Лодермульк. Это комната, где я желаю спать!

— Ни в коем случае, — заявил Кугель. — Я заплатил с королевской щедростью, чтобы обеспечить себе постель, и мне даже пришлось ждать, пока хозяин избавлялся от предыдущего постояльца. А теперь уходи! Я подозреваю, что ты пьян. Если желаешь покутить еще, разбуди виночерпия.

Лодермульк с топотом удалился. Кугель снова улегся. Вскоре он услышал глухие удары и крики хозяина, которого Лодермульк схватил за бороду. В конечном итоге Лодермулька вышвырнули на улицу совместными усилиями хозяина, его супруги, носильщика, прислужника и других. После этого Кугель с облегчением вернулся ко сну.

Незадолго до рассвета паломники вместе с Кугелем поднялись и позавтракали. Хозяин был, казалось, в слегка угрюмом настроении и мог похвастаться несколькими синяками, но не задал никаких вопросов Кугелю, который, в свою очередь, не пытался завязать разговор. После завтрака паломники собрались на дороге, где к ним присоединился Лодермульк, который провел ночь, шагая по двору взад-вперед.

Гарстанг пересчитал группу, потом громко свистнул в свисток. Паломники зашагали вперед, через мост, направляясь вдоль южного берега Аска к Эрзе Дамату.

В течение трех дней паломники шли вдоль берега Аска. По ночам они спали под защитой частокола, созданного волшебником Войнодом из сложенных кольцом обломков слоновой кости, — необходимая предосторожность, ибо за столбами, едва различимые в свете костра, виднелись существа, которые жаждали присоединиться к компании. То были голодные деоданы, переминающиеся то на двух ногах, то на четырех. Один раз какойто вампоглот пытался перепрыгнуть через частокол, в другой раз три тролля объединились и начали расшатывать столбы — они отступали, бросались вперед и с натужным ворчанием били в частокол, а зачарованные паломники наблюдали за ними изнутри.

Кугель подошел поближе и ткнул горящей головней в одну из налетевших фигур. В щель просунулась огромная серая лапа. Кугель отскочил назад как ошпаренный. Частокол выдержал, а вскоре чудовища перессорились между собой и удалились. На третий день путники дошли до слияния Аска с могучей медлительной рекой, которую Гарстанг определил как Скамандер. Неподалеку рос лес высоких бальдам, сосен и иглистых дубов. С помощью местных дровосеков паломники срубили несколько деревьев, очистили их от веток и сучьев и доставили на берег реки, где связали плот. Когда все паломники погрузились, плот оттолкнули шестами на середину реки, и он поплыл вниз по течению в тишине и покое.

В течение пяти дней люди плыли по широкому Скамандеру; иногда берега были не видны, иногда плот скользил рядом с тростниками, окаймляющими берег. Путники, за неимением лучшего занятия, вели долгие диспуты, и разница мнений по каждому вопросу была примечательной. Очень часто разговор касался метафизических таинств или тонкостей гилфигитских принципов.

Сабакуль, наиболее благочестивый из всех паломников, изложил свое кредо во всех подробностях. По существу, он исповедовал ортодоксальную гилфигитскую теософию, по которой Зо Зам, восьмиголовое божество, создав космос, отрубило себе палец ноги, ставший Гилфигом. А капли крови его рассеялись и образовали восемь человеческих рас. Скептик Роурмоунд атаковал эту доктрину.

— А кто создал твоего гипотетического создателя? Другой создатель? Гораздо проще заранее предположить конечный продукт, в данном случае угасающее солнце и умирающую землю!

В ответ на это Сабакуль зачитал гилфигитские тексты и тем самым наголову разбил доводы соперника.

Некто по имени Бланер упорно предлагал свою собственную теорию. Он верил, что солнце — клетка в теле гигантского божества, которое создало космос в процессе, аналогичном росту лишайника на скале.

Сабакуль посчитал этот тезис слишком замысловатым.

— Если бы солнце являлось клеткой, то какова была бы тогда природа Земли?

— Микроскопическое животное, извлекающее пищу, — ответил Бланер. — Подобные взаимозависимые отношения известны повсюду и не должны вызывать изумление.

— А что тогда напало на солнце? — с презрением спросил Витц. — Другое микроскопическое животное, подобное Земле?

Бланер начал в деталях излагать свое кредо, но вскоре его прервал Праликсус, высокий худой человек с пронизывающими зелеными глазами.

— Слушайте меня! Я знаю все! Моя доктрина — воплощенная простота. Существует множество возможных состояний и еще больше невозможных. Наш космос — это возможное состояние, он существует. Почему? Время бесконечно, а значит, каждое возможное состояние должно осуществиться. Поскольку мы обитаем в данной конкретной возможности и не знаем никакой другой, мы присваиваем себе качество исключительности. По правде говоря, любая возможная вселенная рано или поздно придет к существованию, и не один, а множество раз.

— Я придерживаюсь подобной же доктрины, хоть и являюсь правоверным гилфигитом, — заявил теоретик Касмайр. — Моя философия принимает как данное последовательность создателей, каждый из которых абсолютен сам по себе. Перефразируя ученого Праликсуса, если божество возможно, оно должно существовать! Не существуют только невозможные божества! Восьмиголовый Зо Зам, отрубивший божественный палец ноги, возможен и, следовательно, существует, чему свидетельством гилфигитские тексты!

Сабакуль моргнул, открыл рот, чтобы заговорить, но потом закрыл его снова. Скептик Роурмоунд отвернулся и начал разглядывать воды Скамандера.

Гарстанг, сидящий в стороне, задумчиво улыбнулся.

— А ты, Кугель Хитроумный, в които веки вдруг умолк. Какова твоя вера?

— Она находится скорее в зачаточном состоянии, — признал Кугель. — Я усвоил большое количество различных точек зрения, каждая из которых, отдельно взятая, заслуживала доверия. Точка зрения жрецов храма Телеолога, очарованной птицы, вынимающей записочки из картонки, постящегося анахорета, выпившего бутылку розового эликсира, который я предложил ему в шутку. Конечные образы противоречили один другому, но отличались глубиной. Поэтому моя схема мироздания синкретична.