Перевертыш

Настя отвела их в тесную, только-только столу и поместиться, комнатку неподалеку от приемной капитана Мишина, выдала двадцать листов бумаги, повторила слова капитана, что б ни листочек не пропал, и оставила ребят наедине с творческим процессом, ехидно пожелав им не ударить в грязь лицом по сравнению с великими русскими писателями…

— А как эти отчеты-то писать? — задумчиво почесал в затылке Пан, и без того изнуренный рассказами о своей интимной жизни.

— Ну, как-как, Мишин любит, что б в произвольной форме, — пояснил Успенский. — А вообще-то, сверху в правом углу, как заголовок: «Начальнику особого отдела шестого штурмового…» ну, и так далее, а потом… ну, как сочинение. Писал в школе-то?

— Как я провел лето? — улыбнулся Пан.

— Точно. Только сейчас пиши, как я провел прошлую ночь в городе. И — подробнее, подробнее… — добродушно засмеялся Успенский.

— Что, и это самое подробно? — ужаснулся Пан. — Такие ж слова, что я говорил, писать нельзя… они… это — нецензурные, вот.

— Нет слов нецензурных, если люди, которым эти слова не нравятся, — глубокомысленно произнес Успенский. — И вообще, хватит трепаться, давай писать, тут, в самом деле, не на один час работы.

Уже через полчаса Пан понял, что отслеживать офицеров противника на снайперской лежке, пусть и пробовал он это только в учебном бою, гораздо легче, чем писать сочинение на тему «Как я провел ночь в городе». Постоянно что-то забывалось, приходилось править, потом вспоминалось, что делали и как себя вели его товарищи, и это тоже желательно было отразить в отчете. А еще страшно мешал Успенский, пыхтящий, сопящий и поминутно подымающий глаза к потолку, будто что-то вспоминая. Похоже, и ему написание отчета давалось с трудом…

Промучились почти три часа, с коротким перерывом на опознание бандерши, выкурив все свои папиросы, пришлось даже у Насти просить, которая, несмотря на ночь, продолжала преспокойно сидеть в приемной капитана Мишина. Но все-таки сотворили что-то читабельное, хотя еще неизвестно, как начальство отреагирует. А начальство, в лице Мишина, оказалось легко на помине.

— Мальчики, — проворковала Настя, появляясь на пороге. — Вас товарищ капитан госбезопасности к себе приглашает. И очень он не в настроении, так что — поторопитесь. А листочки все мне отдавайте, все-все, ты чего, Пан, не понял?

— А ты что же — это читать будешь? — ужаснулся Пан.

— Вот еще, была нужда в ваших тайнах копаться, — засмеялась Настя. — Я все сложу, пронумерую и передам Пал Сергеичу, а то ему и так на работу времени не хватает, а тут еще ваши каракули регистрировать и разбирать по листам…

— Ты, это, в самом деле, не читай, что там, — попросил Успенский, на секунду вытолкнув Пана за дверь и оставшись с девушкой наедине. — Парень переживает, что б никто не узнал.

— Поняла я всё, Вещий, — успокоила его Настя. — Буду молчать даже о том, что их видела. А теперь — вперед!

… - Что ж, бойцы, все не так плохо, как кажется, — бодро начал капитан Мишин, когда они вновь устроились за маленьким столиком в углу его кабинета. — Все гораздо хуже. Допрос бандерши только подтвердил основные вещи, которые говорил тут Пан. Потому, я официально включаюсь в разработку этого борделя, как местечка странного, привлекающего внимание. Вы пока никому-ничего, но об этом может и не стоит повторять, люди вы взрослые и грамотные.

Ваши отчеты я позже почитаю. А сейчас думаю привлечь вас к одной операции именно в этом борделе. Сейчас возвращайтесь в батальон, спокойно отдыхайте, если, конечно, майор Смирнов никаких ночных тревог не сыграет. Но я его попрошу, что для вас не было ничего тревожного сегодня.

Завтра особо себя на учебе не утруждайте, но делайте всё, как всегда, что бы никаких отличий от обычного дня. Вечерком я за вами заеду, ну, скажем, для уточнения деталей в деле о стрельбе по мотоциклисту.

И съездим мы с вами прямиком в этот бордельчик… Все ясно?»

— Так точно! — дружно ответили бойцы.

— Ну, тогда идите, отдыхайте, — отпустил их капитан Мишин. — Сами-то до батальона доберетесь?

Вопрос был задан из вежливости, вряд ли капитан мог подумать, что Успенский и Пан добирались до комендатуры на попутках…

Оставшись один, Павел Сергеевич вытащил из нижнего ящика стола бутылку коньяка, стакан, налил себе побольше половины, медленно с удовольствием выпил, закурил. Потом отпустил отдыхать и Настю, оставшись один в кабинете и приемной, заперся на ключ, убрал со стола в сейф и ящики все папки, положил перед собой чистый лист бумаги и задумался…

«Почему ж я поторопился? Не спугнул ли кого такой поспешностью? Впрочем, когда допрашивал эту бандершу, я свалил всё на бойцов. Мол, претензии только к ним и претензии дисциплинарные, а её это не касается, разве что, поможет начальству и составит о себе благоприятное мнение. Да тут еще эта меткая стрельба на улице неподалеку в масть пришлась.

Бандерша эта, тетка хоть и хитрющая, но только в том, что касается непосредственно её дела. Похоже, с ней никто из контрразведчиков дел никогда не имел и её уровень — участковый «упал намоченный» с четырьмя классами образования, вот тут она королева: не подходи — убьет, как трансформатор. Бордельчик этот открыла на деньги одного не очень уважаемого в городе человека. Бандита, проще говоря. Так что вопрос причастности к непонятным делам того, кто финансировал, отпадает. Бандиты редко бывают замешаны в чем-то, кроме явной уголовщины. Да и открывался бордельчик еще до войны.

Теперь, что же бандерша рассказала про пановскую мулатку, как бишь её зовут-то? Шака, Шоко, Шако? Ладно, не важно, я её пока пущу под именем «Мартышка». Бандерше она говорила примерно тоже самое, что и Пану. Приехала уже во время войны откуда-то с крайнего юга полуострова. Там другое государство, с ним мы никак не связаны, агентурной сети пока там нет, только-только налаживается, так что подробные справки мы в ближайшие полгода-год не наведем, увы.

В работе, вроде бы, чуть поэнергичнее других, по словам бандерши. Поинтереснее для клиентов. Но — девочка как бы со странностями для такой профессии. То, что в губы целуется — это одна из них. Не боится беременности и болезней — вторая. Все девчонки боятся, а она — нет. Я прямых вопросов не задавал, это из контекста разговора такой вывод. И еще! Вот такой — мертвой, не дышащей, — её один раз заставали подруги, длилось это тоже всего несколько минут, а потом мулатка объяснила это какой-то странной, неместной болезнью, вроде эпилепсии, не заразной для посторонних и в жизни не мешающей. Бандерша хотела её тут же выгнать, но за девчонку вступился один богатый клиент, пришлось оставить. Что за клиент? Сразу, конечно, интересоваться не было смысла, даже такая баба, как эта хозяйка, поняла бы, что мне интересно на самом деле. Но все-таки я её не насторожил, ведь должны же были оккупационные власти когда заинтересоваться её заведением. Почему не сейчас, под предлогом посещения борделя недисциплинированными солдатами? Буду надеяться, что с этой стороны все в порядке».

Капитан, видимо, выплеснув отрицательные эмоции во внутреннем монологе, спокойно закурил следующую папироску и продолжил:

«Ничего это нам не дает. Информации — почти ноль, кроме невнятных обрывков. Конечно, Пану я сразу поверил, мальчишка еще, но внимательный и без дури в голове, а тут еще и бандерша подтвердила. Но — что бы это значило? Очень это похоже на индийских йогов.

Есть в Индии секта, там народ чудесами занимается. Да-да, настоящими, если верить очевидцам. И по битому стеклу босиком ходят, и по раскаленным углям. И — умеют задерживать дыхание и сердцебиение. Вот эта методика известная, и даже у нас давно применяется, но только не каждому поддается. Но — что бы случайная девица в заштатном борделе владела такой методикой? Тут она уже переходит в разряд разведчиков высшего ранга. Но для высшего ранга она слишком молода. Да и что тут делать такому агенту?

За этот вариант говорит только то, что прибыла она в город уже после начала войны. И то, что она желает здесь зацепиться любыми средствами. Может быть, в город приедет кто-то из наших высших руководителей? Такого ранга, что знают её начальники, но не знаем мы, здесь, на месте. Бред? Пусть будет версия в качестве бреда.