Террористка Иванова

Полина докурила сигарету и поднялась. Поправила четыре гвоздики, лежавшие под фотографией, и медленно побрела по аллейке мимо бесчисленных могил.

День клонился к вечеру, когда она пришла домой, неся в руках два пластиковых пакета с продуктами. Она уже направлялась к подъезду, когда услышала за спиной тихий угрожающий рык. Полина обернулась и увидела Муравьева с собакой. И женщина застыла, словно загипнотизированная, не в силах двинуться с места.

— Добрый вечер, — улыбнувшись, поздоровался Муравьев, замедляя шаг. — Вас что, выпустили из тюрьмы? Наверное, под подписку?

Полина молча смотрела на него.

— Дошла демократия до ручки, — пробормотал Муравьев, проходя мимо. — Террористов под подписку выпускают… дела-а-а…

— Зря без охранника ходишь, урод, — громко вслед проговорила Полина. — Неровен час, подстрелит кто-нибудь.

Муравьев обернулся:

— Вы что, угрожаете мне? Я думал, судьба вашего мужа будет вам уроком, но, видно, таких только тюрьма исправит. Кстати, у вас там будет много охранников! Как у ВИП-персоны! — и Муравьев рассмеялся, а собака вновь угрожающе зарычала.

Полина не ответила, быстро пошла к подъезду. Витьки дома не было, и она стала готовить ужин, но вдруг бросила недочищенную картофелину в раковину и взяла трубку телефона.

— Здравствуйте, это Полина. Витька у вас? Нету? Ну, ладно. Почему вам звоню? А кому мне еще звонить? Так это вас надо спросить, почему он сбежал. Значит, такой у него дедушка, если внук у него больше двух дней пробыть не может, — она помолчала, слушая крики в трубке, потом сказала: — А вот эти оскорбления чести вам не делают. Интеллигентный человек, откуда слова-то такие знаете? Сколько я помню, у вас всегда болит сердце. Со дня свадьбы, когда мы с Сашей поженились… Ах, сердце, ах, давление! Да вас из пушки не убьешь, папа! Вы еще на моей могиле валидол принимать будете!

Полина в сердцах бросила трубку, подумала, медленно набрала другой номер:

— Алло, простите, это квартира Пилюгина? Можно Михаила Геннадьевича? Нет дома? Простите, а с кем я говорю? Ах, дочка Галя, — Полина улыбнулась. — Галя, скажи, пожалуйста, Витьки моего у вас нету? Да, опять разыскиваю — такой у меня сын непослушный. Дайте ему трубочку, пожалуйста. Не хочет брать? Он в своем уме? Скажите ему, мне придется за ним приехать. Не надо, говорит? Сам приедет? Ну, так пусть берет ноги в руки и быстро скачет, не то я ему уши оборву! — Полина вернулась к раковине, стала с ожесточением чистить картошку, порезалась и вдруг заплакала, закрыв лицо руками.

— Саша… Сашенька… — всхлипывала Полина. — Что мне делать? Что мне делать?

В небольшой комнате царил страшный беспорядок — повсюду разбросаны простынки, памперсы, бутылочки с питательными смесями, пластмассовые погремушки. А в центре комнаты стояла коляска, в которой спал малыш Миша — изо рта торчала соска. Возле коляски стояли Галка и Витька, и вид у обоих был измученный.

— Кажется, заснул, — прошептала Галка. — Ну, достал он меня сегодня… ну, достал!

— И меня достал… — тоже прошептал Витька.

Галка посмотрела на него, презрительно фыркнула. И в это время в кармане Витьки зазвонил мобильный телефон.

— Выключи немедленно, ты же разбудишь его! — зло зашипела Галка.

Витька выскочил в прихожую, но Полина говорила так громко, что отдельные возгласы были слышны на весь дом.

— Ну, тебя же не было… нельзя, что ли? Меня Галка позвала… Да ладно тебе ругаться-то, а то вообще ночевать не приду… не прогонят. Ладно, скоро буду… я говорю, скоро буду…

В прихожую вышла Галка, и Витька отключил мобильник.

— Ладно, пойду, — он подхватил рюкзачок с книжками.

— Иди, — ответила Галка.

— Еще приходить?

— Зачем?

— Ну, это… Помогать за Мишкой смотреть.

— Приходи, — пожала плечами Галка.

— Так я завтра сразу после школы, — улыбнулся Витька. — Тихо-то как… А орал так, что у меня в ушах звенело.

— Орал потому, что у него памперсы были мокрые.

— Ну да… я только потом смекнул, что мокрые… А он орет и орет. Ну, упертый пацан!

— Еще какой упертый, — заулыбалась Галка.

— Такой же, как ты.

— Конечно, он же мой брат.

— Ладно, пойду… — вздохнул Витька.

— Значит, завтра придешь?

— Отец ругаться не будет?

— А почему он должен ругаться? Ты же нам помогаешь.

На лестничной площадке хлопнула дверь лифта, потом щелкнул замок в двери, и в прихожую вошел Пилюгин.

— Ну, здорово! — он протянул Витьке руку. — Вы еще не подрались?

— А почему мы должны подраться? — обиженно спросила Галка.

— Потому что ты любишь на всех набрасываться, — усмехнулся Пилюгин. — Как малыш?

— Спит. Полдня орал, недавно наконец поел и заснул, — сказала Галка и тут же переспросила: — Это почему я люблю на всех набрасываться?

— Тебе виднее. — Пилюгин прошел в комнату, склонился над спящим малышом и вдруг спросил шепотом:

— А что у него физиономия такая красная? Температуры нет?

— Да нормальный он, пап, ты чего? — Галка тоже наклонилась над коляской. — Он всегда такой, — она потрогала лоб малыша. — И температура нормальная. Давай без паники, ладно?

— Ладно. Пойду пожрать что-нибудь себе сварганю… — Пилюгин на цыпочках вышел из комнаты и сказал Витьке: — Матери передай: завтра жду ее на официальную встречу. В два часа дня. Повестку оформлю на месте.

— Хорошо… — опустив голову, ответил Витька.

Глава 7

На столе в беспорядке лежали исписанные бумаги. Допрос начался давно, и Пилюгин уже говорил устало и без напора:

— Поймите, Полина Ивановна, ведь это прежде всего в ваших интересах — сказать, у кого купили взрывчатку. Это будет означать, что вы пошли на сотрудничество со следствием, искренне раскаялись в содеянном, что вы…

— Что я такая хорошая и меня нужно освободить прямо в зале суда? — перебила его Полина.

— Опять вы за свое? Действительно, идиотская ситуация — мне надо бы закончить дело и передать его в суд, а я вас уговариваю, как… Зою Космодемьянскую какую-нибудь!

— Зою Космодемьянскую не уговаривали, — усмехнулась Полина. — Ее пытали.

— Ну, у нас есть такие уроды, которые и пытать могут. Ваше дело такому уроду передать?

— Как хотите… но я не знаю человека, у которого купила нитроглицерин.

— Врете! — заорал Пилюгин и ударил кулаком по столу.

— Нет, не вру!

— А я говорю, врете! — Пилюгин вскочил. — Вы знаете его! Никто не продаст нитроглицерин незнакомому человеку! Выдавать не хотите? А то, что этот тип продаст взрывчатку каким-нибудь отморозкам и они настоящий теракт устроят, вы об этом думали? Вы преступника укрываете! Это еще одна статья в обвинительном заключении, это вам понятно? Говорите, кто он?! Где познакомились?! Как его зовут?!

— Не знаю…

— Врешь! — пуще прежнего заорал Пилюгин. Могилу себе роешь! Дура!

— Не знаю… — тихо повторила Полина, опустив голову.

— Я тебя снова в камеру посажу, ты меня уже довела! До суда будешь сидеть! — майор взял себя в руки, утер ладонями мокрое от пота лицо, проговорил нарочито спокойно: — Ладно, начнем сначала. Расскажите подробно, не торопясь — где вы с ним познакомились.

— На Даниловском рынке.

— Вы говорили, на Крестовском, — перебил Пилюгин.

— Разве? Не помню. Я встретила его на Даниловском рынке.

— Как встретили? Он что, сам к вам подошел?

— Нет. Мы оказались у одного прилавка.

— Что покупали? Ананасы? — усмехнулся Пилюгин.

— Нет, я выбирала оливковое масло. Там очень много сортов было, и я раздумывала, какое купить. И он посоветовал — берите вот это, отличное масло. Я посмотрела бутылку на свет. А он вдруг говорит — очень похоже на нитроглицерин. Я спросила, конечно, в шутку: а вы что, нитроглицерином торгуете? Он засмеялся и говорит: торгую, купить желаете? Я ему: желаю, не продадите? Он говорит: только мое маслице подороже этого будет. Я говорю: сколько? Он говорит: полторы тысячи баксов.