Дорога в бесконечность

Этот облик завораживал, затягивал взгляд в водоворот наполнявших его воздушных потоков, чтобы затем, через глаза, проникнуть в разум смотревшего, заполнить своей невидимо-цепкой паутиной, одурманивая, ослепляя и, изменив, подчинить себе.

Любой другой, будь то человек, призрак, дух или даже небожитель, был бы пленен этой паутиной. Пусть не навсегда, всего на миг, но какая разница, когда и его достаточно для того, чтобы проиграть сражение. Любой другой, но не Шамаш, которого враг считал всего лишь полубогом-получеловеком, если и способным выиграть какую-то мизерную часть битвы, то только благодаря случаю, не закономерности. А этот слабый, раненый и вообще беззащитный в своем смертном теле враг лишь чуть скривил в усмешке губы. Глаза, мгновение назад казавшиеся открытыми вратами во мрак и свет, застыли отрешенным зеркалом, в котором отражался не только окружавший бога солнца мир со всеми принадлежавшими ему образами, но и мысли, взгляды, потоки силы, вставая непреодолимой преградой между внешним миром и внутренним.

Он ничего не делал. Однако Нергал ощутил на себе весь удар силы - не противника, своей собственной. Бог погибели мотнул головой, сбрасывая цепкую паутину вдруг охватившего его желания отрешенно глядеть в пустоту, ничего не делая, лишь погружаясь в нее, становясь частью бездны.

-Наваждение какое-то, - пробормотал он, - будто я загипнотизировал сам себя.... Ну и дела... А ты, - сощурившись, так что угли глаз сжались к крошечные едва заметные точки, он окинул взглядом врага, - не столь прост, как кажешься. Не такой уж беспомощный и покорный. У себя на уме. И вообще... Жаль, что мы так и не познакомились поближе. Нет, конечно, друзьями б не стали, - заметив, как после этих слов усмешка коснулась губ собеседника, Нергал удовлетворенно кивнул, продолжая, - да и, потом, порой бывает важнее иметь врага, чем друга. В любом случае, мы многому могли научиться: я у тебя, а ты у меня... - он, как бы случайно оступившись, отступил назад, схватившись рукой за ствол дерева, которое еще мгновение назад было полно жизни в зеленом платье листвы, однако от одного прикосновения Губителя пожухло, облетело, высохло, вмиг лишившись всех своих жизненных соков. Серая тень упала на землю. По траве пошли болезненные синюшно-красные пятна, которые затем сползли на землю, заражая и ее.

Шамаш не шевельнулся, словно не замечая происходившего.

-Ну и ну! - Нергал качнул головой. Его губы смеялись, в то время как глаза стали еще злее и недовольнее. - И это бог солнца?! Я уже начинаю сомневаться! Сидит и ждет, пока отравленный мной мир умрет! А ведь тебе следовало защищать его от меня, спасать!

-Здесь нет ничего, кроме миражей, - спокойно проговорил Шамаш, отвечая на слова, но оставляясь безучастным к эмоциям. - А они - часть обмана, сотворенного твоими слугами и принадлежащего тебе. Так что, твое дело, что с ними делать.

-Верно, мне, - взгляд Губителя стал остер, как разделочный нож, и колюч, как мороз. - Но я ведь и не спрашивал, кажется, твоего разрешения. Я просто выразил свое... удивление тем обстоятельством, что ты не стал спасать жизнь, которая, кем бы ни была создана, все равно остается живой, чувственной до тех пор, пока не умрет.

-Мираж? - Шамаш чуть заметно качнул головой. - Он не может ничего чувствовать. Если что и заставляет его трепетать, так это только ветер реальной земли, вздох, сорвавшийся с губ подошедших к нему настоящих, живых людей.

-Кстати, о людях. Ты ведь не забыл, что твои спутники здесь? Что станет с ними, если этот город, который ты упрямо называешь миражем, исчезнет? Не боишься, что они умрут вместе с ним? Или они тебе надоели, стали безразличны? Действительно, сколько можно возиться с этими маленькими людишками, постоянно спасая. А, может, все дело в том, что ты уверен: я не стану на самом деле уничтожать этот город...

-Во всяком случае, до тех пор, пока ты стоишь на его земле. Ты кто угодно, но только не самоубийца.

Несколько мгновений над миром царила тишина, в которой не было слышно ни звука. Она заполнила собой все вокруг, украв все звуки, стерев половину красок и образов.

-Однако, - глаза Нергала померкли, сливаясь с пустотой, - я вижу, ты так до сих пор и не понял, с кем имеешь дело. Это ты смертен в своем людском теле, за которое держишься с понятным лишь для смертного упрямством! Не я! Да, иногда я являюсь в мир в людском обличии, как и другие боги. Но что будет со мной, если смертное тело умрет? Ничего! Я просто переступлю через него и пойду дальше, не потеряв ни частицы себя! Ведь я состою не из плоти, которую так легко уничтожить, убить... Ты помнишь тот город, который чуть было не стал моим? Помнишь, конечно же, и потому считаешь, что можешь меня победить. Как в тот раз. Но ведь тогда ты сражался не со мной, а всего лишь с оболочкой, в которую я только-только вселился, так что не успел к ней даже привыкнуть. Теперь же перед тобой я сам, в своем истинном теле! Взгляни на меня! Я - огонь! Но не горящий, живой, и, стало быть, смертный, а уже отгоревший, задутый ветрами на краю бездны. И я - те ветра. Но не странники, мечущиеся по свету, не в силах отыскать в нем своего дома, а вечно движущиеся, оставаясь на месте, когда все их движение - вокруг одной точки, лежащей на границе пустоты. Я высохшая вода и уничтоженная земля. Дым и прах. То, чем все заканчивается, а потому - неучтожимое до самого конца времен. Я есть во всем, даже в тебе. Сражение - это я. Ярость -снова я. Гнев, ложь, смерть... Пока они есть, остаюсь я. Я - все. И, в то же время - ничто, - и он исчез, растворившись в воздухе, не оставив и тени на земле, только голос. - Попробуй, победи меня!

Нет, конечно же, Нергал не ждал, что бога солнца испугают слова, призванные обращать в ужас смертных. Однако, было бы вполне разумно, если б они натолкнули врага на мысль: как быть, что противопоставить абсолютно неуязвимому противнику? А ведь нет ничего лучше раздумий, да еще подкрепленных сомнениями и опасениями, для того, чтобы отвлечь внимание. Потом же остается только выбрать момент и ударить в тот миг, когда враг будет меньше всего этого ждать...

В Шамаша полетела пыль, клочья земли, вместе с вцепившимися в нее мертвой хваткой травинками, отломанные ветки деревьев с обрывками листвы, камни... Ветер был не привередлив, подхватывая все, что попадалось ему на пути. Но на этот раз бог солнца был готов и прежде, чем первая самая крошечная пылинка успела домчаться до него, провел перед собой рукой, устанавливая черту - преграду, останавливавшая летевшие в него предметы, из которых очень скоро образовалась еще одна, но уже видимая, ощутимая стена.

-Ты будешь, наконец, сражаться?! - зло бросил Губитель врагу.

-Нет.

-М-м-м! - Нергал просто взвился, разметал камни и ветки в разные стороны, налетел на противника безумным вихрем. Это больше не была церемониальная, во многом условная битва небожителей, нет, Губитель низвел ее до уровня уличной драки, когда в ход идет все, от мечей и ножей до кулаков и зубов.

Шамаш стал защищаться, но по-прежнему как-то отрешенно-безразлично.

А между тем земля миражей начала меняться, в один и тот же миг возносясь горой в небеса и уходя бескрайней трещиной под непроглядные черные воды несуществующих морей. Отражаясь в зеркалах миражей, бог погибели представлялся не просто могущественным небожителем, но самим повелителем мироздания, наделенным неиссякаемым даром и безграничной властью. Его глаза мерцали, то разливаясь морями огня, то собираясь в серую точку пустоты. Сам он, казалось, не просто заслонил собой весь мир, но стал им: ноги - землей, тело - воздухом, голова - небом. Ветра растрепали длинные непонятно-серого цвета волосы, запутавшись в них, словно мухи в паутине.

Он весь лучился в кроваво-красном ореоле ярости, которая еще больше усилилась, стоило Нергалу заметить, что губы врага тронула даже не усмешка, нет - снисходительная улыбка. Так отличающий истинное могущество от показного старик смотрит на юного гордеца, который возводит сам для себя недосягаемо высокий пьедестал. Но каково было пересекшему не одну вечность богу видеть ее на губах даже не равного себе - получеловека?! Ведь не может быть богом тот, кто, несмотря на все свое могущество, топчется на месте, не решаясь подняться с земли, не желая отказываться от людского тела, как будто то - не всего лишь старая, дряхлая одежда, которую уже давно пора выбросить! А человек - это ничто, жалкий червь, пресмыкающийся перед всеми, раб своих собственных страстей, грязь в пыли у ног. И вот это ничтожество смело смеяться над ним!