Я бы сказала, что люблю...

—  Tu ne la consideras pas serieuse? — чуть не закричала она. — Tu sais qu'est-ce que se passe ce soir! [5]

Ну, конечно, я воспринимала это всерьез, но Лиза мне почему-то не верила. Тогда я отбросила к черту французский и прошептала:

— Нет, Лиза, я не знаю, что будет сегодня вечером.

—  Exactement! [6]— горячо зашептала она, наклонившись ко мне. — Там может быть все что угодно из этих книг! — сказано это было так, словно мы должны отправиться в зону военных действий, а не на задний двор академии. — Или такое, чего нет в книгах!

Я начала всерьез волноваться за Лизу, особенно когда к нам наклонилась Бекс и сообщила:

— Держу пари, мы отправимся на задержание нарко-картеля, который торгует в ночных клубах. — Она видела это в одной из серий «Шпионки».

Лиза с трудом сглотнула, и костяшки пальцев у нее побелели, так она вцепилась во флеш-карточку.

— Лиза, ничего такого не будет, — шепнула я, но к тому времени на нас пялился уже весь второй курс.

— Так! Что тебе известно? — решительно вопросила Тина. — Твоя мама тебе что-то рассказала?

— Нет! — открестилась я, уже жалея, что вообще затеяла этот разговор. — Ничего я не знаю.

— И Соломон не просил у твоей мамы два вертолета, три пневматических ружья и два десятка бразильских паспортов?

Но прежде чем я успела ответить на этот нелепый вопрос, главные двери отворились, и в столовую вошли семиклассники, громко здороваясь — «bon jour» — одна из немногих фраз, которые они успели выучить. Второй курс тут же забыл обо мне и вернулся к увлекательному занятию этой недели — глазеть на Макей МакГенри.

Она первая, кто догадался сочетать черный лак для ногтей с белой блузой с круглым отложным воротником (это пока еще не проверенный факт, а только версия), бриллиантовое кольцо в носу тянуло на двадцать тысяч долларов. Но для постороннего наблюдателя она мало чем отличалась от нас. Макей вошла в зал так, словно была хозяйкой здесь (как обычно), взяла простой салат из зелени без заправки (как обычно) и подошла к нашему столику. Плюхнувшись рядом с Бекс, она сказала:

— Эта писклявая мелюзга раздражает, — и это уже было далеко не обычно.

До сих пор я слышала от Макей только замечания типа «Ты заслоняешь мне свет» или «Если вам понадобится пластика, попросите у моей мамаши телефончик хирурга». И вот теперь она сидит рядом и разговаривает с нами. Ведет себя, как одна из нас!

Лиза сказала:

—  Je me demande pourquoi elle a decide a parler a nous aujourd'hui. Comme c'est bizarre! [7]— Но я тоже не понимала, откуда у Макей такая разговорчивость.

Прежде чем я успела ответить, Макей отбрила Лизу:

— С тобой, недотепа, никто и не собирается разговаривать.

Я только было начала переваривать тот факт, что даже наследницы косметических империй, которых выперли почти из всех частных школ, могут прекрасно говорить по-французски, как Макей наклонилась к отпрянувшей от нее Лизе.

— Вот скажи, — продолжала Макей, безуспешно пытаясь изображать южный акцент, — как человек, которого все считают таким умным, может говорить такие тупости?

Лиза побледнела, потом покраснела, и на глаза у нее навернулись слезы. Я еще ничего не поняла, а Бекс подлетела к Макей, заломила ей правую руку за спину, другой рукой ухватила за бриллиантовое кольцо в носу. Все произошло так стремительно, что я успела только вознести краткую благодарственную молитву за то, что британцы наши союзники (будем надеяться, что повторения Войны за независимость не будет).

— Я знаю, что ты отстаешь от нас на три года, но позволь дать тебе один очень короткий, но важный урок, — прошипела Бекс по-английски (возможно, потому, что трудно угрожать на французском). Но случилось неожиданное: Макей улыбалась, почти смеялась — и Бекс растерялась.

В зале постепенно становилось все тише, словно кто-то понемногу убавлял звук. Когда даже учителя замолчали, Бекс все еще держала Макей, я, перегнувшись через стол, держала Бекс, а Лиза мертвой хваткой вцепилась во флеш-карточку, в которой были указаны пять самых вероятных мест в Санкт-Петербурге, где можно поискать черный рынок взрывчатки.

— Ребекка, — раздался позади мужской голос. Джо Соломон. Под его взглядом Бекс слегка отпустила руку Макей. — Как я понимаю, у тебя могут быть неприятности, — сказал он.

Это правда. Воспитанницы Академии Галлахер не дерутся вне стен спортзала. Мы не толкаемся и не даем пощечин. Но самое главное, мы не используем полученные здесь умения против сестер. Никогда. И то, что на Бекс не кинулись сразу с десяти сторон, еще раз доказывало, насколько все презирали и считали чужой Макей. Но мистер Соломон тоже был здесь чужаком. Возможно, именно поэтому он сказал:

— Если тебе хочется доказать свою исключительность, у тебя с твоими подругами будет такая возможность сегодня вечером. — Он посмотрел на нас с Лизой. — Удачи.

Но это было не то веселое, беззаботное «удачи», нет! В нем слышалось предупреждение: глядите в оба, не то переломаете ноги.

Лиза уткнулась в свою флеш-карточку, а мы с Бекс смотрели друг на друга через стол, и на лицах у нас испуг сменялся безудержным восторгом. Для студентов Академии Галлахер миссия — это не наказание, а золотая звезда! И только в глубине души таился легкий страх, что нам предстоит играть с живым оружием — возможно, и в прямом, и переносном смыслах.

Макей вернулась к своему салату, а мистер Соломон добавил:

— Et n 'oublierpas, Mesdemoiselles, ce soir vous etes des civils—  ressemblez-y. [8]

О, да, только этого мне не хватало — получать советы о моде от самого Джо Соломона. В столовой все вернулись к обычным разговорам, вот только сомневаюсь, что кто-нибудь из второкурсников, кроме Макей, смог съесть еще что-нибудь. Джо Соломон только что еще раз напомнил нам: скоро мы покинем эти уютные стены и начнем действовать самостоятельно — впервые в нашей супершпионской жизни.

К этому моменту нас вели годы упорных тренировок, а мне лично нечего было надеть по такому случаю.

Даже не знаю, как это случилось. Неожиданно второй курс Академии Галлахер для особо одаренных девушек из группы проходящих подготовку спецагентов превратился в стайку обычных подростков. И это немного пугало.

Лиза потратила несколько часов на то, чтобы превратиться в ходячую иллюстрацию из учебника, показывающую, как должен выглядеть секретный агент. Она скопировала абсолютно все — от кожаного ридикюля до небольшой шляпки-таблетки. (Это был очень старый учебник.) Вскоре коридоры заполнились возгласами: «Вы не видели мои черные ботинки?» и «Ни у кого нет лака для волос?».

Я всерьез начинала волноваться за судьбы национальных спецслужб. В нашей комнате Бекс выглядела устрашающе (как обычно), Лиза — смехотворно (но попробуй сказать ей об этом!), а Макей пялилась в старый номер «Космо», словно выбор в пользу зеленого или черного был вопросом жизни и смерти. Мне оставалось только сидеть на кровати в своих старых джинсах и черном трикотажном топе, в котором мама когда-то десантировалась на крышу иранского посольства, и молча смотреть, как часы отсчитывают минуты.

Потом к нам в комнату ворвалась Тина. — Которое? — спросила она, показывая черные кожаные штаны и мини-юбку. Я уже собиралась сказать «ни то ни другое», но тут к нам влетела Ева Альварес.

— Это пойдет? Мне это идет? — Ева показала пару туфель на высоком каблуке. У меня ноги заломило от одного их вида.

4

Лиза, будет какая-то контрольная по секретным операциям, о которой я не знаю? (фр.).

5

Ты не воспринимаешь это всерьез? Ты знаешь, что будет сегодня вечером! (фр.).

6

Вот именно! (фр.).

7

Интересно, почему это она решила заговорить с нами сегодня. Как-то это странно (фр.).

8

И не забывайте, дамы, сегодня вечером вы гражданские лица — извольте соответствовать (фр.).