Приемное отделение

Забота о родителях в качестве мотива для переезда звучала редко, народ все больше напирал на собственные проблемы. Виктория Васильевна зашла в тупик, не понимая, к какому типу людей отнести сидевшего перед ней Алексея Ивановича Боткина — то ли к простодушным провинциалам, то ли к коварным хитрецам с незаурядными актерскими данными. Хитрецов за всю жизнь перед ней прошли тысячи, опыт переплавился в интуицию, которая в случае чего сразу же откликалась, предостерегала. Сейчас интуиция молчала, но слегка обеспокоился разум, безуспешно пытавшийся нащупать в милом провинциальном докторе двойное дно или скрытую пружину, чреватую какими-нибудь неприятностями. От того, нащупает или нет, зависела судьба доктора Боткина.

Человеку проблемному светило терапевтическое отделение с его вечными, неразгребаемыми «завалами» и истеричной заведующей Инной Валерьевной, за свою худобу и вспыльчивость прозванной Спичкой. Терапевтическое отделение — вечная дыра, вечная кадровая проблема, своего рода Молох, постоянно требующий новых жертв. Мало того, что работы невпроворот, да еще заведующая все нервы выматывает. За исключением самой Инны Валерьевны, средний врачебный стаж работы в терапии равнялся восьми месяцам. Средний, потому что кого-то на год хватало, а кто-то сбегал уже через месяц.

Трудолюбивого, вменяемого и покладистого «пахаря» с нетерпением ждали в приемном отделении. Трудолюбивого — потому что работа в приемном отделении изматывающая. Очень тяжело «сидеть на потоке», осматривать, оценивать, распределять… Постоянных больных нет, лечением заниматься не приходится, только приемом поступающих и их распределением по отделениям. Круговерть. Здесь надо быстро соображать и хорошо разбираться в медицине, чтобы принимать правильные решения. Здесь надо уметь общаться с людьми так, чтобы тебя понимали и умные, и не очень. Здесь надо уметь ускорять темпы без потерь качества. Здесь надо держать ушки на макушке, а свой интерес в уме. Добрая треть главных врачей вместе с заместителями лишилась своих должностей по вине дежурного врача приемного отделения. Кого-то напрасно развернул, кого-то положил не туда, к кому-то срочно консультанта не вызвал, кого-то толком не осмотрел, кого-то послал подальше… А потом поднялась Большая Волна и смыла к чертям собачьим всю больничную администрацию.

— Алексей Иванович, а какие свои стороны вы считаете сильными и какие — слабыми?

— Стороны? — немного даже растерялся Алексей Иванович. — Ну с сильными сторонами у меня провал — я обычный, ничем не выдающийся человек… Может, любовь к чтению? Но для врача это естественно…

Виктория Васильевна стрельнула глазами в сторону висевших колонной книжных полок, одна из которых была уставлена детективами Донцовой и Марининой, и подумала, что художественную литературу в рабочем кабинете лучше не держать на виду, надо бы ее назад, а спереди заставить медицинскими справочниками и руководствами.

— …Ну, привычек вредных у меня нет, — продолжал самоанализ Алексей Иванович, — но это же не достоинство, это нормально… Ну, расхождений диагнозов никогда не было…

— За последний месяц? — поддела Виктория Васильевна.

Расхождение диагнозов — это когда клинический, прижизненный диагноз не совпадает с патологоанатомическим, посмертным. Грубо (и упрощенно) говоря — лечили от одного, а умер от другого. Расхождения диагнозов случаются у любого врача, непосредственно занимающегося диагностикой и лечением. Время от времени. У кого-то чаще, у кого-то реже. Даже в Москве, напичканной светлыми «остепененными» умами и компьютерными томографами, случаются, чего же говорить о глубинке с ее узкими возможностями? А доктор Боткин хвастунишка, определенно хвастунишка.

— За все время, — глядя прямо в глаза Виктории Васильевне, ответил Боткин. — Начиная с ординатуры.

— Ни разу? — откровенно усомнилась Виктория Васильевна.

— Ни разу.

— У вас там что, Алексей Иванович, всех умерших без вскрытия хоронят или патанатомией ваш лучший друг заведует? — Виктория Васильевна не любила, когда ей откровенно вешали, что называется, лапшу на уши, вот и посуровела.

— Патанатомией у нас заведует Павел Захарович, человек исключительно дотошный и принципиальный, — принялся обстоятельно объяснять Боткин. — Дружбы с ним у меня никогда не было, да и быть не могло из-за тридцатилетней разницы в возрасте и расхождения во взглядах…

— В каких, позвольте узнать, взглядах? — сразу же уцепилась Виктория Васильевна.

— Во взглядах на жизнь. Павел Захарович пессимист, а я стараюсь смотреть на жизнь реалистично…

— И оттого вы оптимист? — Виктория Васильевна удивилась еще сильнее.

— Да, а как же иначе? — в свой черед удивился Боткин. — Ведь хорошего в жизни гораздо больше, чем плохого. Так что, если вы, Виктория Васильевна, думаете, что Павел Захарович мог закрывать глаза на мои ошибки, то ошибаетесь. И вскрывают большинство умерших в стационаре, главный врач старается без вскрытия никого не отдавать. Просто мне везет, наверное, я пока еще не ошибался…

Доктор Боткин потянулся было рукой к железной ножке стула, на котором он сидел, но ножка оказалась металлической, и пришлось Боткину стучать по выступающей столешнице рабочего стола заместителя главного врача. Стучал он едва слышно, смутившись от своего нахальства. Виктория Васильевна отнеслась к этому поступку с пониманием, потому что сама тоже была суеверной.

— А слабых сторон у меня много. Я неспортивный, немного ленивый, в музыке совсем не разбираюсь… — Как ни странно, но свои слабые стороны Боткин перечислял куда охотнее, чем сильные. — Руки у меня не из того места растут, я ведь на первом и втором курсах хирургом хотел стать, но даже узлы толком вязать не научился, руки корявые, к ювелирной работе неспособные…

— В приемное отделение дежурным врачом пойдете? — перебила Виктория Васильевна.

— С удовольствием! — не раздумывая, ответил Боткин.

— У нас в приемном не санаторий, а конвейер. Учтите, Алексей Иванович.

Кто знает, какие там поступления в мышкинской ЦРБ? [1]Может, там норма три человека в сутки?

— Я понимаю, Виктория Васильевна, — кивнул Боткин. — Одно слово — Москва!

— Временную регистрацию вы уже оформили?

— Нет, еще не успел, я же к вам сразу явился, прямо с поезда. Решил сначала устроиться, а потом уже комнатку поискать поблизости. Чтобы ходить на работу пешком, как дома. У меня и пятнадцать тысяч отложено на это дело, чтобы за первый месяц заплатить…

Виктория Васильевна окончательно поняла, что никакого двойного дна у доктора Боткина нет. Простак из провинции — любимый герой комедий. Пятнадцать тысяч он отложил, ха-ха!

— Алексей Иванович, с пятнадцатью тысячами вы поблизости никакую комнатку не снимете. Для этого вам нужно тысяч шестьдесят.

— Что — так взлетели цены? — ахнул Алексей Иванович, мгновенно меняясь в лице. — Как так? Я же перед самым отъездом смотрел, комнаты в «Свиблово» от двенадцати тысяч предлагались… Что, опять кризис?

Растерянным видом, особенно округлившимися от непонимания глазами, доктор Боткин напомнил Виктории Васильевне сына Борю, студента Московской медицинской академии, но не нынешнего двухметрового оболтуса, а маленького, трехлетнего. Когда у заигравшегося Бори отбирали игрушки и отправляли в кроватку, он точно так же недоумевал, удивляясь несовершенству мира.

— Никакого кризиса. Да, комнаты так и стоят, как вы говорите, но для того, чтобы снять комнату за пятнадцать тысяч, вам надо будет дать задаток за три месяца вперед и заплатить комиссионные агенту в размере месячной арендной платы. Пятнадцать на три — сорок пять, плюс еще пятнадцать, получается шестьдесят.

— Ничего себе! — сокрушенно покачал головой Боткин. — За три месяца! Агент! Комиссионные! Где ж мне взять шестьдесят тысяч? У меня всего двадцать с собой — пять на житье…

— Простите, а как вы собирались снять комнату?

— Да я думал — похожу по окрестным дворам, у бабушек поспрашиваю…

— Ходить и спрашивать вам никто не запрещает, но боюсь, что вы только зря потеряете время, — жестко сказала Виктория Васильевна. — Имейте в виду, Алексей Иванович, что в окрестностях нашей больницы с комнатами напряженно. Два рынка, Экономическая академия, наша больница — хватает желающих снять недорогое жилье. Но даже если вам повезет и вы найдете что-нибудь приемлемое, то задаток с вас потребуют непременно. Хотя бы за два месяца. Так что тридцать тысяч — это минимум миниморум [2]в самом удачном случае.