Страница 3 из 14
— Прости, старик, — бормочет Бобби.
— Моя дочь здесь, — говорит Филип, становясь нос к носу с Маршем.
Неуловимые химикалии гнева, паники и боли мгновенно разгорелись в Филипе Блейке. Бобби смотрит на склизкий от крови пол.
— Извини, извини.
— Иди и принеси брезент, Бобби.
На расстоянии шести шагов, Брайан Блейк, всё ещё стоящий на руках и коленях, извергает последнее содержимое своего желудка, заканчивая сухими рвотными спазмами. Филип подходит к своему старшему брату и становится рядом с ним на колени.
— Высвободись.
— Я… ах… — Брайан хрипит и фыркает, пытаясь сформулировать законченную мысль.
Филип мягко кладет большие, смуглые, мозолистые руки на сгорбленные плечи брата.
— Все в порядке, брат… просто высвободи все.
— Извини…
— Всё в порядке.
Наконец Брайан берет себя в руки и вытирает рот тыльной стороной ладони.
— Т-ты думаешь, вы расправились со всеми?
— Да.
— Ты уверен?
— Да.
— Вы обыскали… везде? В подвале и служебных помещениях?
— Да, сэр, мы это сделали. Все спальни… даже чердак. Последний вышел из укрытия на звук проклятого кашля, такого громкого, что мог разбудить мёртвого. Девочка-подросток попыталась пообедать одним из подбородков Бобби.
Брайан болезненно сглатывает.
— Эти люди… они… жили здесь.
Филип вздыхает.
— Больше не живут.
Брайан оглядывает комнату, а затем пристально смотрит на брата. Лицо Брайна влажное от слез.
— Но они выглядят как… семья.
Филип кивает, но ничего не говорит. Он хочет пожать плечами на слова брата — и что, мол, такого — но он лишь продолжает кивать. Он не думает о зомбированной семье, которую только что отправил на тот свет, или о смысле всей отупляющей бойни, которой он давал выход последние три дня. Резне людей, которые ещё недавно были матерями футболистов, почтальонами или работниками на бензоколонке. Вчера Брайан начал нести интеллектуальную чушь касательно различий между этикой и моралью в этой ситуации, что в нравственном отношении никто и никогда не должен убивать, но этически, что имеет тонкое отличие, необходимо поддерживать политику убийств, но только в целях самообороны. Но Филип не расценивал эти действия как убийство. Ты не можешь убить то, что уже мертво. Ты давишь их как букашку и идёшь дальше. И не стоит слишком уж думать об этом.
Фактически, прямо сейчас Филип даже не думает какое следующее движение сделает его маленькая разношёрстная группа, которая, вероятно, всецело полагается на него (он стал фактическим лидером группы, что и происходит последнее время). Прямо сейчас Филип Блейк сконцентрирован лишь на единственной проблеме: кошмар, начавшийся менее чем семьдесят два часа назад, когда люди начали превращаться по никому не известной причине. И всё, о чем может думать Филип Блейк, это защита Пенни. Поэтому он и свалил из родного города Уэйнсборо два дня назад.
Малочисленное сельскохозяйственное сообщество на восточном краю центральной Джорджии быстро превратилось в ад, когда люди начали умирать и возвращаться. Но лишь безопасность Пенни, в конечном счёте, подвигла Филипа совершить оттуда побег. Для Пенни он заручился поддержкой старых школьных приятелей, для Пенни он тронулся в Атланту, где, как передали в Новостях, открывались центры для беженцев. Это всё было для Пенни. Пенни — это всё, что может потерять Филип Блейк. Она была единственным, что заставляло его идти: единственный бальзам его израненной души.
Пустота в сердце Филипа образовалась ещё задолго до вспышки этой необъяснимой эпидемии, пронзая его острой болью посреди бессонных ночей. 3 часа ночи — вот точное время, в которое он потерял свою жену почти четыре года назад — на скользком от дождя шоссе к югу от Афин. Сара навещала друзей в Университете Джорджии, немного выпила и потеряла управление автомобилем на повороте в округе Уилкс.
С момента опознания трупа Филип знал, что уже никогда не будет прежним. Он не сомневался, правильно ли поступает: вкалывал на двух работах, чтобы Пенни была сытой, одетой и окруженной заботой. Но сам он уже никогда не будет прежним. Возможно, поэтому всё и произошло. Насмешка Бога. Когда саранча наступает и в реках бежит кровь, лидером становится тот, кто многое потерял.
— Неважно кем они были, — наконец говорит Филип брату.
— Или чем они были.
— Да… Думаю, ты прав.
Наконец, Брайану удаётся сесть, скрестив ноги, и сделать глубокий свистящий вдох. Он смотрит как Бобби и Ник на другом конце комнаты разворачивают большой непромокаемый брезент и встряхивают открытые мусорные мешки. Они начинают перекатывать трупы, сочащиеся кровью, в брезент.
— Только одно имеет значение: мы должны очистить наше убежище немедленно, — говорит Филип.
— Мы можем остаться здесь на ночь, и если удастся достать немного бензина утром, мы уже завтра доберёмся до Атланты.
— Не имеет смысла, но тем не менее… — пробормотал Брайан, переводя взгляд от одного трупа к другому.
— О чем ты говоришь?
— Посмотри на них.
— Что? — Филип оглянулся через плечо на отвратительные остатки пожилой женщины, завернутой в брезент.
— Что с ними такое?
— Это всего лишь семья.
— И что?
Брайан кашляет в рукав, а затем вытирает рот.
— Я говорю… вы убили мать, отца и четырех детей-подростков… похоже на то.
— Да, и что? — Брайан поднял взгляд на Филипа.
— Итак, как такое дерьмо могло произойти? Они что… обернулись все вместе? Или один из них был укушен и заразил всех остальных?
Филип задумался об этом на минуту — после всего он все еще пытался понять, как всё это безумие действовало — но в конце концов Филип устал думать об этом и произнёс:
— Давайте же, поднимай свою ленивую задницу и помоги нам.
* * *
Им потребовался час времени, чтобы всё очистить. Пенни пока сидела в шкафу. Филип принес ей мягкую игрушку животного из одной из детских комнат и пообещал, что скоро она сможет выйти. Брайан отмывал кровь шваброй, судорожно кашляя, в то время как трое остальных мужчин выволакивали завернутые в брезент трупы — два больших и четырех маленьких — наружу через задние раздвижные двери по большому кедровому настилу. Ночное небо последних сентябрьских дней было чистым и холодным, подобно темному океану. Звёзды сияли в изобилии, насмехаясь над людьми безразличным ярким мерцанием. Дыхание троих мужчин проявлялось в темноте, пока они тянули пакеты по влажным от мороза доскам. На поясе у каждого — кирки. У Филипа старый пистолет Ругер 22, который он купил на блошином рынке несколько лет назад. Но никто сейчас не хотел бы привлечь мёртвых звуком выстрела. Ветром доносится характерный узнаваемый шум: искажённые стонущие звуки, шаркающая походка ходячих мертвецов, бредущих откуда-то из темноты соседских дворов.
В Джорджию пришла необычно ранняя морозная осень, и вечером ртутный столбик опустился, предположительно, до плюс 4 градусов, или даже до нуля. Во всяком случае, так заявила местная коротковолновая радиостанция, перед тем, как постепенно затихнуть под шквалом атмосферных радио-помех. До этого момента, во время поездки, Филип и его команда мониторили телевидение, радио и интернет через BlackBerry Брайана.
Среди общего хаоса, новостные репортажи уверяли людей, что все просто замечательно, что надежное правительство управляет ситуацией, и этот небольшой инцидент будет устранен в течение нескольких часов. Частоты гражданской обороны регулярно вмешивались с сообщениями, убеждая людей оставаться в закрытом помещении, и держаться в стороне от малонаселенных областей, чаще мыть руки, пить бутилированную воду… и прочий вздор. Естественно, ни у кого не было точных ответов. И возрастающее число исчезающих из эфира радиостанций являлось весьма зловещим признаком. К счастью, в бензоколонках еще оставалось горючее, продуктовые магазины были полны запасов, электрические сети, светофоры, полицейские участки и все атрибуты цивилизации, кажется, держались на плаву. Но Филипа волновало, что грозящая потеря электроснабжения значительно поднимет ставки не в их пользу.