Страница 20 из 59
Ту ветвь викингов, которых византийцы звали «росами», арабские хронисты окрестили «варягами». Наиболее вероятное происхождение слова «рос», по Тойнби, — "от шведского слова «rodher», что означает «весло, гребля» (114; 446 см. прим.) [108]. Под названием «варяги» у арабов и в древнерусской «Повести временных лет» фигурируют скандинавы, Балтийское море именовалось у них «Варяжским» ((114; 446) (21; 422 прим.)). Данная ветвь викингов происходила из восточной Швеции, тогда как Западная Европа стонала от набегов норвежцев и датчан, однако действовали все они по единому принципу. Набеги были сезонными, с опорных пунктов на стратегически расположенных островах, служивших цитаделями, складами оружия и базами снабжения для нападений на материк. Там, где этому способствовали условия, хищнические налеты и торговля по принципу «отдай» уступали место более-менее постоянным поселениям и смешению с покоренным местным населением. Проникновение викингов в Ирландию началось с захвата острова Рехру (Ламсбэй) в Дублинском заливе; Англия была завоевана с острова Тенет; проникновение на европейский континент началось с овладения островами Волкерен (у голландского побережья) и Нуармутье (в устье Луары).
На восточном краю Европы скандинавы действовали примерно так же. Преодолев Балтийское море и Финский залив, они отправились вверх по реке Волхов, к озеру Ильмень, где нашли подходящий остров — Холмгард из исландских саг. На нем выросло их поселение, потом превратившееся в город Новгород [109]. Оттуда они предпринимали разбойничьи экспедиции в южном направлении: по Волге к Каспийскому морю, по Днепру в Черное море.
Первый из этих маршрутов лежал через территории воинственных булгар и хазар, второй — по землям различных славянских племен, заселявших северо-западную окраину Хазарской империи и плативших дань кагану: в районе теперешнего Киева жили поляне, к югу от Москвы — вятичи, к востоку от Днепра — радимичи, на реке Десне — северяне и т.д. [110]Славяне, развившие более совершенные методы земледелия, были более мирными, чем их «тюркские» соседи на Волге и, выражаясь словами Бьюри, стали «естественными жертвами» скандинавских разбойников. Недаром те предпочли Волге и Дону Днепр, невзирая на его опасные пороги. Именно Днепр стал «Великим водным путем» — «Austrvegr» («Восточный путь») скандинавских саг — из Балтийского моря в Черное, а значит, в Константинополь. Они даже дали скандинавские названия семи главным порогам, дублирующие славянские, Константин Багрянородный добросовестно приводит обе версии — например, «Варуфорос» (древнеисландское barufors и «Вольный» по-славянски) [111].
Варяги-русы были, видимо, наделены сочетанием качеств, уникальным среди всей братии викингов: пираты и грабители, они были одновременно образцовыми торговцами, хоть и вели торговлю только по собственным правилам, насаждая их мечом и боевым топором. В меновой торговле меняли меха, мечи и янтарь на золото, однако наибольший интерес для них представляли рабы. Арабский хронист той эпохи писал:
"На этом острове [Новгород] людей 100000, и они постоянно нападают на славян на своих лодках, хватают славян, превращают их в своих рабов и везут к хазарам и болгарам на продажу [вспоминаются невольничий рынок в Итиле, описанный Масуди]. Землю они не обрабатывают, не сеют, а живут ограблением славян. Когда у них рождается ребенок, они кладут перед ним обнаженный меч, и отец говорит: «Нет у меня ни золота, ни серебра, ни богатства, которое я мог бы тебе передать; вот твое наследство, оно обеспечит тебе достаток» [112].
Современный историк Макэвиди делает изящное обобщение:
«Деятельность викингов-варягов, развертывавшаяся от Исландии до границ Туркестана и от Константинополя до Полярного круга, отличалась невероятной активностью и дерзостью, жаль, что столько усилий было израсходовано на разбой. Герои-северяне не опускались до торговли, если им удавалось захватить желаемое силой; они предпочитали запятнанное кровью золото стабильному коммерческому доходу» (79, 58).
Итак, флотилии русов, устремлявшиеся на юг в летний сезон, были одновременно торговыми караванами и военными армадами; обе роли существовали неразрывно, так что никогда нельзя было определить, когда купцы превратятся в воинов. Флотилии были колоссальные. Ал-Масуди рассказывает об армаде русов, пришедшей в Каспий из Волги (в 912-913 гг.), в составе «около 500 судов, с сотней людей на каждом». Из этих 50 тысяч, по его словам, 35 тысяч погибли в бою [113]. Возможно, Масуди преувеличивает, но несильно. Даже только начав совершать свои подвиги (примерно в 860 г.), русы пересекли Черное море и устроили блокаду Константинополя флотом примерно из 200-230 кораблей.
Учитывая непредсказуемость и легендарное вероломство этих непобедимых завоевателей, византийцы и хазары были вынуждены принимать решение, что называется, на ходу. На протяжении полутора столетий после возведения крепости с русами то вели непримиримые войны, то заключали торговые соглашения и обменивались посольствами. Очень медленно, постепенно северяне брались за ум, строили постоянные поселения, «ославянивались», смешиваясь со своими подданными и вассалами, и в итоге перешли в византийскую веру. К этому времени — концу Х века — «русы» стали называться «русскими». Первые князья и знать русов еще носили скандинавские имена, хоть и «ославяненные». Hrorekr стал Рюриком, Helgi Олегом, Helga Ольгой и т.п. Торговый договор, подписанный Византией с князем Игорем в 945 г., содержит список имен пятидесяти его спутников, из которых только три славянские, остальные скандинавские (114; 446). Однако сын Ингвара и Хельги получил славянское имя Святослав, после чего процесс ассимиляции набрал темп, варяги постепенно утратили идентичность обособленной группы, и скандинавская традиция навсегда исчезла из русской истории.
Нелегко представить себе этих странных людей, казавшихся грубыми и жестокими даже в ту варварскую эпоху. Хроники дают необъективную картину, ведь их составляли представители народов, страдавших от пришельцев с Севера; с позиций самих этих пришельцев история так и не была рассказана, потому что подъем скандинавской литературы произошел уже после эпохи викингов, когда их подвиги вошли в легенды. И все же в ранних произведениях нашла отражение их необузданная жажда сражений и особая ярость, которая их охватывала по таким случаям, существовало даже специальное слово для этого состояния: berserksgangr — «путь берсерка».
Их образ настолько сбивал с толку арабских хронистов, что те противоречили не только друг другу, но и каждый — сам себе, уже через несколько строк. Наш старый знакомый Ибн Фадлан испытывал непреодолимое отвращение к неопрятности и непристойности русов, встреченных им на Волге, в землях булгар. Вот что он пишет о них, прежде чем перейти к хазарам:
«Они грязнейшие из творений Аллаха, — „они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды, но они, как блуждающие ослы“. […] У них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы самой грязной водой, какая только бывает, и самой нечистой. А это [бывает] так, что девушка является каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Он же моет в ней свои руки, свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не оставляет ничего из грязи, чего бы он ни сделал в эту воду. Когда же он покончит с тем, что ему нужно, девушка несет лохань к сидящему рядом с ним, и [тот] делает то же, что сделал его товарищ. И она не перестает подносить ее от одного к другому, пока не обнесет ею всех, находящихся в [этом] доме, и каждый из них сморкается, плюет и моет свое лицо и свои волосы в ней» (127; 85 и далее) [114].
[108] Принято считать, что самоназванием военных групп скандинавов в финноязычной среде было фин. Ruotsi, с изначальным значением слова «участник морских походов», подробнее см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей (Комментарий, с. 297-299).
[109] См. далее прим ред. 112.
[110] Константин Багрянородный и автор «Повести временных лет» более-менее согласны в вопросах названий этих племен, территории их расселения и подчинения хазарам.
[111] Для Константина Багрянородного народ «росов» (русов) тождествен со скандинавами, хотя ясно это и не выражено. «Росские» названия порогов имеют прозрачную скандинавскую этимологию. Император описывает семь крупнейших порогов и в пяти случаях из семи предлагает по два названия каждого из порогов на двух языках, которые он называет «росским» и «славянским», см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей, с. 47-49, 319-326, Толкачев А. И.О названии днепровских порогов Константина Бягрянородного в «De administrando imperio» // Историческая грамматика и лексикология русского языка. М., 1962.
[112] Предположение А. Кестлера о том, что легендарный остров русов есть Новгород, основывается на следующем обстоятельстве. В старом источнике, использованном Ибн Руста и Гардизи, русы представлены как жители острова, находящегося в середине озера, причем, как полагают некоторые исследователи, имеется в виду Новгород, по-скандинавски Holm-gardr"островной город". Эта тема у Ибн Русте выглядит так: «А что касается русов, то они на острове, вокруг него озеро, остров, на котором они живут, пространством три дня пути, [там] чащобы и заросли, [остров] нездоровый, сырой, если поставит какой-нибудь человек свою ногу на землю, сотрясется земля из-за ее сырости. У них царь, именуемый хакан-рус». У Гардизи к этому описанию есть добавление: «На острове [живет] около ста тысяч человек». О городах русов сообщается: «Городов у них большое число, и живут в довольстве», Гардизи же пишет: «На острове имеются большие города». Далее Ибн Русте пишет: «Они [русы] нападают на славян, садятся на суда, отправляются к ним, полонят их, вывозят в Хазаран и булгар, продают их; нет у них полей [пахотных], так как они едят то, что привозят из земли славян». Относительно наследства, оставляемого отцом сыну, говорится: "Когда у [русов] появляется ребенок, они кладут перед ним обнаженный меч и отец говорит: «У меня нет золота, серебра, имущества, чтобы оставить тебе в наследство. Это [т.е. меч] является твоим наследством; сам добывай, сам ешь» (цит. по: Заходер Б. Н.Каспийский свод сведений о Восточной Европе М., 1967. Ч. 2, с. 78, 81, 83, 92).
О славянах Ибн Русте рассказывает следующее: "Между страной печенежской и страной славянской 10 дней [пути]. В начале пределов славян — город, называемый Вантит (?). Идешь к нему по степям, бездорожью, через источники вод и густые леса, пока не придешь в их страну. Страна славян — равнинная и лесистая, и они живут в ней. У них нет ни виноградников, ни пашен. Есть у них подобие больших кувшинов, сделанных из дерева, и в них — улей для пчел и меда. Они называются улишдж(?) Из одного большого кувшина получается 10 кувшинов [меда]. Они — народ, который пасет свиней, как овец. Когда кто-то из них умирает, его сжигают на огне, а их женщины, если кто-то умер, ранят себе ножом руки и лицо. На другой день после сожжения этого умершего они идут к нему, берут пепел с этого места, кладут его в сосуд глиняный и ставят на холм. Когда проходит год после того, как он умер, они берут 20 больших кувшинов меда, менее или более того, и направляются к тому холму, собираются родственники умершего, едят там и пьют, затем удаляются. Если умерший имел три жены, и одна из них утверждает, что была его любимой, то она устанавливает около своего умершего [мужа] два деревянных столба, укрепляет их в земле, затем кладет на их вершины другой [столб], подвешивает в центре веревку, один конец которой привязывает к своей шее, и становится на подставку. Когда она сделала это, то подставку выбивают из-под нее, и она остается повешенной, пока не задохнется и не умрет. Когда же умрет, то ее бросают в огонь и сжигают. Все они — почитатели огня. Сеют они более всего проса. Когда наступает срок жатвы, берут они зерна проса в ковш, поднимают его к небу и говорят: «О, Господи, ты, который даешь нам пищу, дай ее нам в полной мере». У них есть разные виды лютней, тамбуров и свирелей. Длина их свирелей — 2 локтя, на их лютнях 8 струн. Напитки у них из меда. Они радуются во время сжигания умершего, считая, что радуются ради милосердия их бога над ними. У них нет вьючных лошадей, кроме небольшого [числа], и нет верховых лошадей, кроме как у высокопоставленного лица. Их оружие — дротики, щиты и копья, а другого у них нет. Их глава коронуется, и они подчиняются ему и действуют по его распоряжениям. Его местопребывание — в середине страны славян. Упомянутый известный из их числа, который называется «главой глав, именуется Св.т.м.л.к [Святополк?] Он выше суб.н.джа, а суб.н.дж — его заместитель. У этого владыки есть верховые животные, а пища у него никакая другая, кроме выдоенного из них молока. У него есть хорошие драгоценные крепкие кольчуги. Город, в котором он живет, называется Дж.р.ват [Хорват?], три дня в месяц там бывает торг, там продают и покупают. В их стране холод бывает настолько сильным, что [каждый] человек из их числа выкапывает себе подобие ямы под землей, затем делает над ней островерхую крышу из дерева, как на храме, затем покрывает эту [крышу] землей. В этот погреб приходит этот человек с семьей и приносит дрова и камни. Затем разводит огонь и раскаляет камень на огне докрасна. Когда камень раскалится сильно, его обливают водой, так что распространяется пар, и нагревается жилье до того, что снимают одежду. В таком жилье остаются они до весны. Правитель их ежегодно объезжает их. И если у кого-то из них есть дочь, то царь отбирает себе по одному из ее платьев ежегодно. А если сын, то также ежегодно берет по одному из его платьев. У кого нет ни сына, ни дочери, тот дает ежегодно по одному из платьев жены или рабыни. Если же поймает правитель в своей стране вора, то либо приказывает задушить его, либо отдает под надзор одного из правителей на окраине своих владений» (цит. по: Калинина Т. М.Арабские источники VIII — IX вв. о славянах // Древнейшие государства Восточной Европы. Материалы и исследования. 1991 г. М., 1994, с. 221-222).
[113] См ниже, глава IV, 1.
[114] Цит. по: Ковалевский А. П.Книга Ахмеда ибн-Фадлана, с. 142. Остается неразъясненным, что собственно описывает Ибн Фадлан: какой-то языческий ритуал или обычное повседневное умывание русов. Столь же неясно, как соотносятся в его описании наблюдение и интерпретация увиденного. Однако известно другое: этнические и религиозные стереотипы отличаются особой предвзятостью. Учитывая, что ритуальное омовение в мусульманском обиходе играло значимую роль, несложно предположить, что омовение, наблюдаемое у представителей другой культуры, воспринималось Ибн Фадланом как карикатура на «правильный» обычай, тогда как современным читателем пассаж арабского дипломата воспринимается как инвектива против русов. Аналогичный пример (по глубине абсурда) имеется в «Повести временных лет». Греческий философ объясняет князю Владимиру неприемлемость мусульманской веры следующим образом: «Так вот и этих ожидает день погибели их, когда придет Бог судить народы и погубит всех, творящих беззакония и скверны. Ибо, подмывшись, вливают эту воду в рот, мажут по бороде и поминают Магомета. Так же и жены их творят ту же скверну и еще даже большую». Услышав об этом, Владимир плюнул на землю и сказал: «Нечистое это дело»" (Повесть временных лет по Лаврентьевской летописи 1377 г., с. 259). И еще один пример. Вот как воспринималось арабами-мусульманами омовение индусов. Современник Ибн Фадлана, Бузург ибн Шахрияр записал рассказ путешественника, посетившего Индию. «Когда индус кончает испражняться, он погружается в таладж — это пруд, наполненный водой, которая в пору дождей и потоков стекает с равнин и гор. Умывшись и очистившись, он полощет рот этой водой, а выйдя из таладжа, выплевывает ее на землю. Согласно его понятиям выплюнуть воду в водоем значило бы загрязнить его» (Бузург ибн Шахрияр. Чудеса Индии / Пер. с араб. Р. Л. Эрлих. М., 1959, с. 82-83). О чем идет речь во всех трех случаях, гадать бесполезно. Подобного рода сюжеты характеризуют не русов, булгаров и индусов, а наблюдателей, выражающих свои мысли через призму стереотипов. Замечу также, что Ибн Фадлан не обладал и долей той широты взглядов на условность обычаев и религиозных предписаний, которую, например, с самоиронией демонстрирует ал-Мукаддаси, проведший полжизни в странствиях (см. прим. 168).