Психадж

— Скажите, Харон, — начал Вениамин, когда лодка отошла от берега. — А вы не перевозили на тот берег даму? Ей за сорок, хороша собой, немного полна…

— Взбалмошна, — добавил Харон. — Перевозил… Тоже странствует без гроша за душой.

— У нее еще такие вьющиеся волосы, каштановые.

— Говорю же, перевозил, — нахмурился Харон.

— А вы не могли ошибиться, перепутать?

— Да за последние три часа она одна и была. Как тут перепутаешь?! — старик вздохнул. — Сейчас мало кто ездит: непрестижно. Норовят попасть в рай, джанну, брахмалоку.

— Как же вы ее перевезли, если у нее денег не было? — лукаво спросил Сергей.

— Да уж перевез, — усмехнулся чему-то Харон.

— Тоже показала вам веточку? — допытывался Сергей. Харон покачал головой. — Неужто угрожала?

— Наоборот — рассмешила… Сказала, что будет жаловаться по инстанции… Это на меня-то!

— Ляля в своем амплуа, — улыбнулся Вениамин. — Юмористка.

За разговором путники не заметили, как переправились на другой берег реки. Харон напутствовал их такими словами:

— В добрый путь, некронавты! Вашим поводырям — астралам, конечно, виднее, но я все же хочу вас предупредить… Отсюда недалеко до мира «Рамаяны» и «Махабхараты», и мир этот может быть опасен для вас. Так, или иначе, желаю вам удачи! Прощайте.

— И тебе удачи, старик, — холодно попрощался с Хароном Сергей.

— Зря вы обижаетесь на него, — сказал Вениамин, заметив выражение недовольства на лице спутника. — Вам не нравится, как он нас окрестил? А, по-моему, «некронавты» звучит совсем не плохо. Ничуть не хуже, чем «аргонавты».

— Кажется, Харон похож на моего деда. Правда, я его толком-то и не знал, только по фотографии, — заметил Сергей.

— Это неудивительно. Я считаю, что в создании образа Харона в той, или иной степени участие принимали мы оба. Я представил его более общо — как некоего старца в рубище, вы домыслили детали — черты лица, характер, манеру держать себя. Разве не так?

— Так, — нехотя согласился Сергей и вздохнул. Ему не хотелось развивать эту тему. — Хотел бы я знать, чем именно опасен для нас мир «Рамаяны».

— А, вы о предупреждении Харона? Ну, индийские боги не все антропоморфны. Если старик имел в виду это…

…Снаружи дворец Аида напоминал террикон над угольной шахтой. Внутрь вела похожая на железнодорожный туннель нора. В ней было относительно светло, но только потому, что все пространство заполняли собой фосфоресцирующие тени умерших. Все они парили в воздухе, перетекали от стены к стене, зависали под потолком, стелились под ногами. Сергей и Вениамин шли вперед, локтями брезгливо отстраняя от себя назойливых призраков.

Внутренняя архитектура и убранство дворца потрясли бы воображение самого смелого зодчего, ибо так причудливо смешать и переплести планировку языческого храма, ГУМа и метрополитена мог только сумасшедший строитель. Сергей и Вениамин переглянулись, и каждый из них прочел в глазах своего визави крайнюю степень неодобрения.

— Ну, у вас и воображение, скажу я вам, — буркнул Вениамин. — Что вы тут нагородили?!

— Да что вы понимаете в архитектуре! — фыркнул Сергей и рассмеялся.

Обоим было понятно, что в создании псевдореалий дворца оба они перестарались. Тем не менее, эскалатор здесь был вполне уместен и вдобавок функционировал. Некронавты опустились метров на пятьдесят ниже и оказались в просторном, освещенном боковым светом, тронном зале.

Посредине зала в ажурной золотой беседке в окружении парящих вокруг эриний и кер восседала божественная чета — Аид и Персефона. Они были неподвижны, как два мраморных изваяния, похожие на лучшие творения Праксителя. Рядом, чуть правее, в глубоких курульных креслах застыли судьи царства мертвых — Минос и Радамант. Слева от ажурной беседки стоял бог смерти Танат со сложенными за спиной крыльями и сложенными на рукояти меча руками. Справа повис в воздухе невесомый Гипнос — бог сна. Ближе всех к Сергею стоял посланец богов Гермес, дальше всех, скрытая переплетениями беседки, окруженная сворой стигийских собак, мрачно улыбалась треглавая Геката.

Сергей и Вениамин тревожно озирались по сторонам, ощущая со всех сторон скрытую угрозу. Первым нарушил молчание сам владыка подземного царства Аид:

— Привет вам, некронавты! — приветствовал он гостей, насмешливо улыбаясь. — За чем пожаловали?

Интуитивно Сергей почувствовал, что сейчас наступило его время задавать вопросы. И он торопливо спросил:

— О, могучий Аид! До каких пор суждено нам бесцельно странствовать по нашим прошлым жизням?

— Бесцельно?! — загремел Аид. — Не-ет! Но ты ухватил главное, смертный, вы скитаетесь именно по вашим прошлым жизням. Всяк из вас, людей, однажды жил в древних Афинах, Мемфисе, Вавилоне. Память человеческой души обладает достаточной емкостью для того, чтобы вместить в себя десятки обычных воплощений, но ваше сознание, такое несовершенное, отказывается воспринимать бесконечную жизнь как ряд следующих одно за другим воплощений. Поэтому ваше глупое сознание придумало себе смерть как средство разграничения и обособления каждой прожитой вами на Земле жизни. Люди могут не заметить не только своей нечаянной смерти, но и неожиданного рождения. Нас устраивало такое положение дел, и мы с легкостью пошли на компромисс. Ну а странствовать вы будете до тех пор, пока кто-нибудь из бессмертных не решит вашу участь окончательно.

— Может, ты займешься этим, Аид? — дерзко спросил Сергей.

— Я? Не-ет… Вам еще далеко до финиша, поэтому извольте подчиняться правилам игры. Правда, вы можете перескочить через несколько уровней, но чисто случайно. Шансов на это мало.

— Некронавты, — подала голос Персефона. — Может, я смогу вам помочь? Я догадываюсь, что одному из вас непременно хочется вернуться в только что прожитую жизнь.

— Да, это я мечтаю вернуться, — воскликнул Сергей и тяжело вздохнул. — Но пока не могу. Мой спутник обещал мне свое тело, если я помогу ему найти его супругу. Но мы оба не уверены в самой возможности такого обмена.

— Обмен возможен. Только задумывался ли ты о последствиях такого обмена? Чужое имя, тело, чужие ощущения, мысли, память. Незнакомые тебе «близкие люди», обеспокоенные твоими «странными» воспоминаниями, видениями, привычками. Сможешь ли ты вести двойную жизнь, захочешь ли вообще заявить о своей подлинной сущности? Помнит ли еще тебя твоя жена, верна ли тебе, и если да, то способна ли разглядеть твою душу под маской чужого лица? Если нет, тогда зачем все?

Сергей потупился. Персефоне удалось заставить его засомневаться в правильности своего выбора. И тут инициативу неожиданно перехватил Вениамин:

— О, златая Персефона, покровительница влюбленных! Подобно Орфею спустился я в Аид, чтобы вернуть жену. Я не певец, и очень жалею об этом, но, может быть, ты сделаешь для меня то, что однажды сделала для Орфея?

— Ты же собирался остаться у нас, а тело свое обещал своему спутнику, разве не так? — удивилась Персефона, и Вениамин недоуменно пожал плечами.

— Да, как-то глупо все вышло, — сокрушенно закивал он головой. — Просто я не знаю, как мне быть дальше. Все так спонтанно получилось… Сергей, простите меня, это ведь я потащил вас в преисподнюю!

— Проехали, — буркнул Сергей и вдруг воскликнул. — Смотрите!

Откуда-то сверху, из-под теряющегося в темноте свода, камнем упала не то птица, не то горгона. Ее оперение металлически блеснуло, медные когти кровожадно нацелились на Вениамина. Еще мгновение, и гарпия, подхватив свою жертву, стала резко подниматься вверх. Боги равнодушно следили за ее полетом. Сергей окаменел от ужаса: на секунду ему показалось, что у гарпии было лицо Ляли.

Глава 5. Самое дорогое

Людмила шла по улице и ревела. Беззвучно, отрешенно, и слезы не унимались. Как будто она хотела выплакать все до последней слезинки. На нее обращали внимание, оглядывались. Она же никого и ничего вокруг не замечала. Куда она шла? Куда глаза глядели. Долго бесцельно стояла на остановке трамвая, не понимая, что она здесь делает и куда собирается ехать. Наконец она поняла, что сейчас ей просто необходимо с кем-нибудь поговорить, излить, как говорится, душу. Веруня, — подруга еще с юности, — жила в пяти минутах езды, и Людмила, не раздумывая более, поехала к ней. Сама три года как вдова, Веруня жила одна в двухкомнатной квартире. Сын, лейтенант-пограничник, служил на Дальнем Востоке, письма писал редко, неохотно. Если бы не работа, говорила Веруня, давно бы свихнулась. А работала она в школе завучем, вдобавок преподавала английский. Свободного времени выдавалось мало, но Веруня не огорчалась, а наоборот — уверяла, что в этом-то и спасенье — как можно меньше думать о личном.