Остров Эллис

И только после того, как они удовлетворят свое любопытство, они «созреют» для Гарри, а Гарри, в свою очередь, будет готов для них. Гарри, которому исполнилось уже двадцать семь, сам был сыном еврея, эмигрировавшего из России, но родился уже в Нью-Йорке. Он был американцем, говорил по-английски и хорошо соображал.

Гарри не видел ничего предосудительного в том, чтобы подзаработать на «зелененьких». Его родителей тоже хорошо «поднажали», когда они приехали сюда в 1885 году. «Новички» или «зеленые», как презрительно называли вновь прибывших иммигрантов, для того и были предназначены, чтобы их немного «поднажать».

Но для того, чтобы это выглядело пристойно, Гарри называл свою профессию службой. Он приметил двух молодых людей и через толпу направился прямо к ним. Заметить «зеленых» было совсем не трудно. Они всегда выглядели озадаченными и какими-то потерянными. И эти двое были такими же озадаченными и потерянными, как и многие другие, которых он видел в течение многих месяцев.

— Добрый день, — произнес он, приподнимая соломенную шляпу и приятно улыбаясь.

Вычислив, что тот, что пониже, был из России, он повторил еще раз по-русски:

— Добрый день.

Относительно второго у него не было уверенности.

— Меня зовут Гарри Эпштейн, — продолжил он на идише (для проверки). — Вы, джентльмены, с парохода?

— Да, — ответил Яков по-английски.

— Вероятно, с «Кронпринца Фридриха»? — спросил Гарри, переходя на английский.

Если они знают английский, хотя бы немного, то «общипать» их будет не так-то легко.

— Вы ищете комнату? — поинтересовался он, шагая рядом с ними. — И работу? Могу помочь вам найти и то, и другое. У меня одно очень симпатичное местечко на Черри-стрит. Это отсюда недалеко. Очень миленькое и очень дешевое. Понимаете, что означает «дешевое»?

— Да, — сказал Яков. — И сколько стоит это «дешевое» местечко?

— Три доллара в неделю. С носа. На Манхэттене вы не найдете ничего более подходящего. Хотите посмотреть? — спросил он.

Яков взглянул на Марко, тот пожал плечами.

— Почему бы и нет?

— Хорошо. А другой джентльмен из России?

— Италия, — произнес Марко.

— Ах, la bella [14]Италия! С приездом в Америку! А как вас зовут?

— Марко Санторелли.

— На вид вы очень сильный, Марко. Думаю, что у меня для вас найдется работа. Можно поработать в доках за два доллара в день. Интересует? Ну, разумеется, Вас это интересует! Вы же хотите работать, верно? Вы хотите заработать деньги! Вам повезло, джентльмены — вы встретили Гарри Эпштейна. Я помогу вам заработать деньги!

Он швырнул сигарету в сточную канаву, где ее смыло водой вместе с размокшей сигарой и собачьими испражнениями.

Запахи города атаковали их со всех сторон: чеснок, кислая капуста, сосиски, конский навоз… а потом, когда Гарри Эпштейн подвел их к крутым ступенькам четырехэтажного дома на Черри-стрит, это стало еще хуже, еще грязнее — запах нищеты и бедности, лестница, пропитанная мочой.

Когда они вошли в темный узкий подъезд здания, Марко и Яков в шоке посмотрели друг на друга, а Гарри все продолжал свою болтовню обо всем на свете, будто показывал им Букингемский дворец.

— Самое приятное здесь, джентльмены, что все здесь такие же иммигрант, как и вы. Совершенно верно, теперь нам надо подняться по этой лестнице. Так что можете считать это своеобразным частным клубом.

Он продолжал болтать без остановки, пока вел их вверх по лестнице, стены которой были обклеены очень старыми обшарпанными бумажными обоями. Дом был построен еще до Гражданской войны, и с тех пор все больше и больше разрушался.

На площадке третьего этажа Гарри остановился перед открытой настежь ободранной крашеной дверью.

— Вот мы и пришли, джентльмены, — улыбнулся он. — Дом, милый дом.

Он толкнул открытую дверь, которая с переливами заскрипела на петлях, и широким жестом пригласил их войти в обшарпанную комнату.

В комнате восьми футов шириной и двенадцати футов длиной было одно высокое грязное окно, которое выходило в узкий двор и даже в середине дня едва пропускало несколько скользивших по потолку солнечных лучей. Единственной мебелью были шесть железных коек, на двух из которых сидели одетые в тряпье бородатые мужчины. Они как-то озадаченно заморгали, глядя на вошедших.

Комната была накалена и ужасающе воняла.

— Это же хуже, чем в третьем классе, — наконец, не выдержал Яков.

У Гарри Эпштейна на лице появилась пустая улыбка.

— Вы можете себе позволить Уолдорф, — заметил он холодно. — И за это плата вперед за четыре недели. А если вы захотите работать, я беру то, что вы заработаете в первую неделю. Либо берите, либо уходите.

Яков и Марко осмотрели крошечную комнату и своих будущих сожителей. Затем они переглянулись.

— Вероятно, мы не найдем ничего лучшего за эту цену, — сказал Марко. — Думаю, нам придется взять это, пока не устроимся. По крайней мере, есть крыша над головой.

Яков вздохнул и полез в карман, а Марко уже достал доллары, на которые он обменял лиры на Эллис Айленде.

— Мы берем, — задумчиво сказал Яков.

Гарри Эпштейн протянул руку за деньгами, и как бы между прочим заметил:

— Уборная на заднем дворе.

Условия, с которым столкнулись Марко и Яков, были ничем не хуже тех, в которые попадали миллионы других иммигрантов, хлынувших в Нью-Йорк. Пройдут годы, пока большинству удастся вырваться из трущоб, и все-таки они, и в их числе Марко и Яков, имели преимущество перед теми, кто окажется в Америке позднее. Американская экономика, несмотря на периоды жестокой депрессии, неуклонно росла, и для тех, кто желал работать, работы было достаточно, хотя и за мизерную плату.

Сам приезд в Америку представлялся Марко и Якову каким-то захватывающим приключением, у них кружилась голова от свободы и утопающего в электрических огнях Нью-Йорка, особенно по сравнению с царской Россией и застойным латифундизмом Средиземноморья. И оба они действительно верили, что у них есть шанссделать что-то необыкновенное, что они могутсхватить за хвост жар-птицу или хотя бы вырвать из нее перо. И если жизнь зависит от того, как к ней относиться, то этот всепобеждающий оптимизм можно было считать главным достоинством обоих.

И поэтому, хотя они провели ужасную ночь почти без сна в душной, кишащей тараканами, комнате в многоэтажном здании на Черри-стрит, наступившее утро они встретили с воодушевлением. Гарри Эпштейн отвел Марко в доки на Вест Сайд, а Яков отправился в город на завоевание Тин Пан Элли.

В те годы театр переживал большие перемены. Два года тому назад был открыт Таймс Тауэр, и престиж нового небоскреба сделал площадь Таймс Сквер респектабельным новым центром театрального района. На Сорок второй улице продолжался бум строительства театральных зданий. Театры, которые все еще рассматривали кино, как что-то не более значимое, чем надоедливых москитов, переживал период своего расцвета, ежегодно предлагая ненасытной публике десятки мелодрам, оперетт, ревю, комедий и водевилей. Среди блиставших «звезд» были такие, как сенсационно красивая Максина Эллиот, которую художник Вистлер называл «Девушкой с полуночными глазами», Минни Мэддерн Фиске, чья манера игры на сцене имела классически сдержанный характер и которая популяризовала Ибсена, и несравненно очаровательная Этель Барримор, чей теплый гортанный голос пытались имитировать потом тысячи однодневных «звезд».

Индустрия музыкальных публикаций, если слово «индустрия» в данном случае уместно, также вслед за театрами переместилась с Четырнадцатой улицы в центр города. В это утро, в десять часов Яков вошел в длинное четырехэтажное здание на углу Сорок первой улицы и Восьмой авеню, на трех окнах второго этажа которого были написаны, настойчиво привлекая к себе внимание, слова:

КОМПАНИЯ МУЗЫКАЛЬНЫХ ПУБЛИКАЦИЙ ШУЛЬМАНА

14

Прекрасная (ит.)