Слепые жернова

Теперь она отозвалась не сразу, и ответ прозвучал без прежней уверенности:

— Он очень привлекательный, настоящий мужчина. Еще он… несчастен в браке. Иногда я его… жалею. Иногда мне хочется… быть с ним доброй. Но я никогда не поощряла его. Я не люблю его. — Она не могла признаться священнику, что какая-то часть ее естества тянется к брату мужа, что она стыдится себя и боится, что эта часть проявит свою необузданность. Обычно это происходило во время их с Дэвидом нежной любви. В такие моменты она начинала хотеть другой любви — дикой, не знающей удержу, той, на которую был сделан намек памятной новогодней ночью, когда она застыла в объятиях Джона. Ничего этого она не могла рассказать священнику, потому что сама с трудом это осознавала. Мысли, посещавшие ее во время любовного слияния, и мысли, с которыми она жила весь день, принадлежали двум разным людям. Когда же эти два разных человека норовили объединиться, что происходило иногда при свете дня, то она спасалась, отгораживая себя от столь тяжкой реальности. В качестве загородки использовала счастье, которое дарил ей Дэвид, благодарность к нему, пылкую любовь, какую она испытывала к дочери.

— Ты совершила непростительную глупость, Сара, — сказал священник. — Не надо было соглашаться платить.

— Я ничего не могла поделать, святой отец. Я знала, что он все разболтает моему мужу. Пусть Дэвид и не поверил бы ему, все равно это посеяло бы раздор между ним и братом, а он очень любит брата, а брат — его. А тут еще его мать! Она меня не любит, и я знала, что если она прознает об этом, то жизнь станет невыносимой для всех нас. А жена Джона? Она странная, с виду тихая, но на самом деле только и ищет ссоры. Трудно с ней. Теперь вы понимаете, почему мне пришлось заткнуть отчиму рот?

— Когда он выйдет из больницы… И прекрати молиться о том, чтобы он оттуда не вышел! Ты меня слышишь, Сара?

— Да, святой отец.

— Так вот, когда он выйдет, скажи ему, что он не получит больше ни гроша, а если начнет тебя запугивать, пригрози полицией.

— Но, святой отец…

— Послушайся меня, Сара. Ты должна его отпугнуть. Пойдешь ты в полицию или нет — уже твое дело, но шантаж — серьезное преступление, и они живо поставят его на место. Ты должна понять, что заболела из-за него. Ты ведь сильно похудела?

— Да, святой отец, на целых тридцать фунтов.

— Вот видишь! Так дальше нельзя. Ты знаешь, как тебе следует поступить, но не делаешь этого. Мне кажется, что твоего мужа следует поставить в известность. Насколько я понимаю, он очень разумный человек. Мне он нравится, Сара.

— Благодарю вас, святой отец, но… Я не могу ему все рассказать.

— Тогда дождись, чтобы отчим вышел из больницы, а пока серьезно все обдумай. Приготовься во всем сознаться мужу. Если хочешь, приведи его ко мне, я сам с ним поговорю.

— Это невозможно, святой отец. Слишком много сложностей.

— Что ж, поступай так, как считаешь правильным. И помни, я всегда здесь. Ты всегда можешь ко мне прийти.

— Спасибо вам, святой отец. Мне полегчало.

— Покайся хорошенько, Сара.

Она вышла из исповедальни и дождалась священника. Он довел ее до двери и там, взяв за руки, сказал:

— Все беды отступают, когда у тебя чистая совесть. Пускай это станет главной целью твоей жизни, Сара. Заботься о чистой совести.

— Да, святой отец. — Она наклонила голову. — До свидания, святой отец. Огромное вам спасибо!

— Ступай, Сара.

Она медленно спустилась по ступенькам, прошла мимо станции, мимо дамбы, огораживающей верфи. Здесь, как всегда, было черно от людей. Одни собрались в кучки и судачили, другие скучали у ограды, тоскливо заглядывая из голодного настоящего в голодное будущее. Никто не искал, как прежде, десятников в надежде наняться на стапеля, потому что и десятники теперь присоединились к толпе безработных. Куда подевались капитаны с их горделивой походкой, заносчивые портовые инженеры? На дамбе больше не торговали кули с их раздутыми от рыбы мешками и острыми коленями, перемещавшиеся прыгающей походкой. Доки потускнели, от былого оживления не осталось и следа.

Сара посмотрела на судоремонтную контору, мимо которой лежал ее путь. Где-то там работал ее Дэвид. Она знала его место — как войдешь, справа, знала его окно. Ее взгляд смягчился, хотя закопченные окна не могли не вызывать уныния.

Дэвиду повезло: он оказался среди немногих вызывавших всеобщую зависть счастливчиков, у которых осталась работа. Пока на стапелях теплилась хоть какая-то жизнь, ему ничто не угрожало. Однако Дэвид не надеялся, что доки протянут сколь-нибудь долго, хотя мистера Батти считал непотопляемым. Однажды, рассказывая о своей работе, он сказал ей: «Он считает, что приручил меня. Он называет это обучением. Вся надежда именно на это. Он не сделал мою жизнь нестерпимой, хотя другие его не вынесли. Наверное, он держится за меня, как за свидетельство своего успеха».

«И ты это терпишь?» — спросила она.

«Терплю. — Он улыбнулся. — Что поделаешь? Ему приятно, а от меня не убудет».

В этом весь Дэвид: он — сама доброта. Она была готова вечно благодарить за него Господа. Ей стало гораздо легче, она была почти счастлива. Почему она не обратилась к отцу Бейли раньше?

Дождь перестал, и она решила дойти до дому пешком, чтобы сэкономить на проезде. Она пересекла дорогу и оказалась под портовыми аркадами. Кирпичи, из которых были выложены своды, почернели от времени, рядом плескалась зеленая вода. Однако эта мрачная картина не произвела на Сару впечатления: она была частью общего запустения, о котором вспоминала лишь изредка, а чаще не замечала, так как была знакома с ним с младенчества.

Дорога шла вокруг дамбы и вела за город, туда, где стояли чудесные домики и где жизнь была безоблачна. Она уже много лет не бывала на природе. Глядя на крутой склон дамбы, она сказала себе: «Надо гулять с Кэтлин, вывозить ее из города, подальше от Улиц. Вполне можно делать это по воскресеньям, надо только поговорить с Дэвидом».

Она задумалась, но вдруг вздрогнула. Что-то привлекло ее внимание — из-за угла показался мужчина. Он шагал быстро, явно имея конкретную цель, а не шатаясь без дела. Он помахал рукой и перешел на бег. Она отвернулась и простонала:

— Нет!

Теперь ей придется идти с ним всю дорогу до дома. Вдруг ее отчим… Она облегченно зажмурилась. Негодяй в больнице, как она могла об этом забыть? Она стряхнула липкий страх, остановилась и стала ждать Джона.

— Как хорошо, что я тебя встретил! Дай, понесу твою сумку. — Он отнял у нее сумку, не дожидаясь согласия.

— Она пустая, — возразила было она.

— Ничего себе! — Он попробовал сумку на вес. — Откуда ты?

— Встречалась с Филис.

— Вот оно что! — Он шагал с ней рядом, стараясь попасть в ногу. — Как она поживает?

— Прекрасно.

— А я навещал Тэда Коббера. Он живет рядом с кладбищем, но мне захотелось пройтись, поэтому я решил возвратиться в обход. Хорошая тренировка! Мы с ним давние приятели. Сейчас ему одиноко — его не позвали на марш.

— Он уже в возрасте?

— Нет, одних лет со мной. Просто не прошел медкомиссию. Мы все проходили обследование. Еще удивительно, что среди нас нашлось двести здоровых лбов при такой-то жизни!

— Действительно, кто бы подумал!

Они несколько минут шли молча. Каждая из этих нескольких сотен секунд была для Сары наполнена сознанием его присутствия. Так всегда происходило, когда они оставались вдвоем. Ей хотелось нарушить молчание, но она не могла этого сделать. Сара испытала облегчение, когда он заговорил:

— Я ходил занять у него плащ-палатку. В свое время он увлекался велосипедными прогулками и ночевал под открытым небом.

— Но вы-то не будете ночевать в чистом поле?

— Нет, ночевки предусмотрены в различных зданиях. Но спать придется на голых досках, а плащ-палаткой можно хотя бы укрыться.

Он предвкушал намеченный на понедельник марш от Джарроу на Лондон, марш протеста против голода, и уже несколько недель ни о чем ином не мог говорить. Сара знала теперь имена основных организаторов марша не хуже, чем Мэй: Билл Рейли, члены местного совета Пади Скаллион, Симондс, Стаддик — представитель консерваторов, Гарри Стоддард — представитель лейбористов. Она знала также, что последние двое как деятели противоборствующих сторон были высланы вперед, чтобы приготовить прием марширующих в Харрогейте, Лидсе, Барнсли, Бедфорде, Лутоне и далее по маршруту.