Слепые жернова

— Он мне не отец, а отчим. — Это было единственное, чем она еще могла гордиться, — отсутствие родства между ней и Патом Бредли.

— Отчим? Очень рад, что это так. В общем, несмотря на него и его давешнюю ругань… Хотя я не отказываюсь от своих слов: он появился и исчез спокойно. В общем, так или иначе для нее желательно, чтобы я на тебе женился. Если хочешь знать, мне кажется, ты пришлась ей по душе. Ей мало кто нравится. Таких людей, как она, называют замкнутыми, скрытными, трудными, но она очень хорошая мать, к тому же ты ей понравилась. Я очень хорошо ее знаю — лучше, чем родного брата, чем отца, и могу отвечать за свои слова. — Он снял руки с ее плеч и прижал ладони к ее щекам, приподняв ей голову. — Ты помнишь, что сегодня мы едем в Ньюкасл? Так вот, поездка отменяется. Вместо этого я веду тебя к себе домой. Я сказал матери, что приведу тебя, и она ждет. Когда ты закончишь, я приеду за тобой, и мы отправимся к нам.

— О Дэвид, Дэвид!

Она упала ему на грудь и так разрыдалась, что ее дрожь передалась ему. Снова ему пришлось вытирать платком ее лицо: вокруг глаз, у носа, вокруг губ. Он не отрывал взгляда от ее губ, словно в них было что-то завораживающее. Потом его ладони зажали ей уши. Он притянул Сару к себе. Ее шляпка покатилась по траве. Они слились в поцелуе.

Никого не стесняясь, они целовались, сидя в разгар субботнего дня в приморском парке. Этого было достаточно, чтобы покрыть свои добрые имена позором. На парковой скамейке можно проливать слезы, но не целоваться. Эта мысль посетила ее на мгновение и тут же растаяла. Ерунда! Ничто в целом мире не значило сейчас ровно ничего, кроме него, Дэвида, — мужчины, сделавшего ее своей избранницей.

4

Дверь открыла его мать.

— Вот и вы, — молвила она со слабой улыбкой.

Дэвид пропустил Сару вперед и сказал:

— Дай мне твое пальто.

Мать открыла дверь гостиной, заглянула туда и обернулась к Саре.

— У нас горит камин. По вечерам бывает холодно, особенно в дождь.

— Мы заставили тебя ждать? — спросил Дэвид, поправляя галстук.

— Нет-нет. Все, кроме чая, уже готово. Входите. — Она слегка прикоснулась к руке Сары, прежде чем та переступила порог комнаты. — У нас с вами еще будет время поговорить.

Сказав это, мать поспешила прочь и скрылась за одной из дверей, из-за которой раздались голоса и детский крик. Сара замерла, глядя ей вслед. Она чувствовала волнение, хотя, возможно, отложенной беседе следовало радоваться. Впрочем, трудного разговора было не избежать, и это ее тревожило.

— Ты как загипнотизированная, — сказал Дэвид, усаживая ее на диван.

— Мне бы только пережить этот вечер — и я проживу сто лет.

Это была ее первая попытка пошутить, и он благодарно обнял ее. Объятия продолжались не более секунды, после чего он выпустил ее, прошептав:

— Через минуту все будут в сборе.

Полагая, видимо, что лучшая оборона — это наступление, он предложил:

— Может быть, лучше не медлить, а сразу идти в гостиную?

— Нет-нет, — поспешно возразила она, — дай сперва перевести дух.

— В таком случае, я на минутку тебя оставлю. Я…

Он как будто колебался, стоит ли посвящать ее в причину своей отлучки. Она подумала, что ему всего-навсего захотелось в туалет, но тут же отбросила эту мысль. Скорее, он решил переброситься словечком с родными, вероятнее всего — с матерью.

— Ступай. — Она подтолкнула его. — Двум смертям не бывать, одной не миновать.

Он засмеялся над ее шуткой, запрокинув голову, хотя, определенно, нервничал. Потом, на секунду зажав ей ладонями уши — ласка, которая, как ей предстояло выяснить, имела тот недостаток, что лишала ее способности слышать, — шепотом сказал:

— Нам будет хорошо вдвоем, Сара. Ты рождена для веселья.

С этими словами он оставил ее. Временная глухота прошла. Она сидела на краешке дивана, напряженно размышляя. Рождена для веселья? Забавно: в ее жизни как раз веселья было кот наплакал. Впрочем, он прав: она любит похохотать. Он наблюдательный человек, если заметил это. Она огляделась. Комната показалась ей красивой, светлой, чистой: ни разбросанных газет, ни книг, ни валяющейся как попало одежды, ничего лишнего на каминной полке. Она восторженно смотрела на белый карниз над выложенным бледно-голубой плиткой камином. Трудно было себе представить, чтобы кто-то посмел даже пальцем прикоснуться к этому сооружению, разве что смахнуть пыль с мраморных часов и двух розовых ваз с изображениями дам в старомодных нарядах. Сара оглянулась и увидела пианино. Инструмент тоже не был заставлен — всего две фотографии по углам. На обеих красовались мальчики, один из них — Дэвид в возрасте лет шести. Она узнала его по глазам и по улыбке. Ее охватило теплое чувство, быстро сменившееся страхом: ведь она собралась за него замуж!

Дверь открылась, и Сара поспешно обернулась. На пороге стоял мужчина, таращивший на нее глаза. Закрывая дверь, он по-прежнему не сводил с нее взгляда. Потом, покачав головой, воскликнул:

— Боже всемогущий! Что ж, приятно с вами познакомиться!

Сара вскочила. С этим человеком она прежде не встречалась. Она догадалась, что это и есть Джон, брат Дэвида, хотя он совершенно не был на него похож. Подобно тому, как она была крупновата для девушки, он был очень крупным для молодого человека.

— Ну-ну… — Он протянул ей руку. — Джон, ваш будущий шурин. — Его рукопожатие было очень крепким. — Я много лет подряд встречал вас на улице. Вот, оказывается, кого выбрал в невесты Дэвид! — Он кивнул. — Что ж, должен признать, у него хороший вкус.

Сара промолчала. Она едва улыбалась, думая про себя: трудно поверить, что они братья, разве что голоса похожи. Впрочем, даже здесь требовалась оговорка: Джон говорил с такой интонацией, что его можно было принять за жителя ее проклятой улицы. Это был, конечно, не голос чумазого углекопа, однако в его речи, в отличие от Дэвида, не слышалось утонченности.

Он выпустил ее руку, указал на диван и предложил:

— Садитесь. Почему у вас такой взволнованный вид? — Он подался к ней, как заговорщик. — Пройдет несколько недель — и вам самой будет странно, что вы волновались. Вам будет смешно вспоминать свои страхи. — Он подбоченился, поднял одно плечо и склонил голову набок. — Отвечайте же! Вы ведь не глухонемая?

— Да… То есть нет.

Оба прыснули.

— Я… Я сказала Дэвиду, что если переживу этот вечер, то проживу до ста лет.

Он некоторое время не отвечал ей. Его широкое лицо приняло странное, почти агрессивное выражение, но потом, низко наклонившись к ней, он проговорил:

— Зарубите себе на носу: вам некого бояться — ни в этом доме, ни в любом другом месте. Если вы настроены бояться, то так всю жизнь и протрясетесь. Если показывать людям, что они способны нагнать на вас страху, то жизнь превратится в пытку.

— Да-да, вы совершенно правы!

Что еще она могла сказать? От его физиономии исходил жар. Рот у него был большой, красиво очерченный, но совсем не такой, как у Дэвида. Он совершенно не походил на Дэвида — его она с легкостью назвала бы красивым мужчиной. Чувствуя на себе его взгляд, она ерзала от волнения.

Наконец дверь отворилась. Появился Дэн.

— Здравствуйте.

Дэн подошел к Саре, не обращая внимания на Джона. Она глубоко вздохнула и улыбнулась. Ее мышцы расслабились, словно с ее плеч сняли неподъемную тяжесть. Она поприветствовала Дэна.

— Понятно, вы уже знакомы, — буркнул Джон.

— Да, парень, — ответил Дэн и подмигнул. — Тут я тебя обскакал.

— Должен вас предупредить, — обратился Джон к Саре, стоя спиной к камину и все так же упирая руки в бока, — с этим субъектом надо держать ухо востро. Наш семейный Казанова! Постоянно в поисках свежатинки.

— Уймись, Джон!

Сара заметила, что Дэн слегка покраснел, но не разгневался, а только немного смутился или обиделся.

— Вы знаете, что это мой дядя? — Джон обнял Дэна за плечи.

Оба смотрели на Сару.

— Для дяди он слишком молодо выглядит, — ответила Сара, посмотрев на Дэна.