Филипп Стил

— Отдохните немного, Стил, — сказал Филиппу инспектор Мак-Грегор после того, как тот доложил ему о Беке Номи.

В течение недели у Филиппа было достаточно времени, чтобы без конца твердить себе: каким нужно быть дураком, чтобы сознательно отказаться от драгоценного дара, предложенного слепым случаем… Заявление Мак-Грегора, что ему в ближайшем будущем предстоит повышение, нисколько не тронуло его, хотя еще две недели назад оно доставило бы ему искреннюю радость. Сидя в казарме, он иронически смеялся, вспоминая слова Мак-Грегора: мы сделаем вас капралом или сержантом.

Он — Филипп Стил, клубмен, светский человек — капрал или сержант. Сперва эта мысль забавляла его, потом он начал злиться. Он все время вел себя, как идиот, и только потому, что в нем проснулась страсть к приключениям и жажда к жизни. Неудивительно, что многие из его былых друзей считали его оригинальным ничтожеством. Он отказался от положения в обществе, от друзей, от дома так же легко, как если бы он в пепельницу бросил окурок сигары. И все ради этого. Он окинул взглядом свое убогое жилище и скривил губы. Вот с чем он связал себя. До его слуха донесся отдаленный топот копыт. То сержант Моди учил иностранцев верховой езде. Он перестал кривить губы и даже улыбаться, когда услышал револьверную дробь выстрелов и ликующие возгласы. В конце концов все это было уже не так и плохо. Тут вырабатывались настоящие люди. В нем опять проснулась старая жажда действия, и он искренне обрадовался, когда его вызвали в канцелярию к инспектору Мак-Грегору.

Рослый инспектор расхаживал по комнате, когда Филипп вошел.

— Садитесь, Стил, садитесь, — сказал он. — Не стесняйтесь, голубчик, берите сигару. — Если бы Мак-Грегор внезапно упал в обморок, Филипп удивился бы гораздо меньше, чем услышав от него подобные слова. Он стоял навытяжку около стола, а пламенноусый инспектор протягивал ему коробку с гаванами. В конной страже царит железная дисциплина, и предложение сесть в канцелярии инспектора, да еще закурить сигару является сенсационным нарушением всех законов.

Но Филипп вполне отчетливо расслышал сделанное ему предложение, а потому сел, взял сигару и стал ждать следующего невероятного сюрприза. Было, однако, во всех его жестах, в том, как он сел, и в том, как он взял сигару, нечто такое, что могло навести на мысль: он, кажется, привык сидеть в присутствии великих людей.

Заметил это и инспектор. Одно мгновение он стоял прямо перед Стилом, глубоко засунув руки в карманы, прищурив холодные, почти бесцветные глаза, которые пугали новобранцев не меньше, чем закрученные кверху рыжие усы. Потом он рассмеялся раскатистым, заливчатым, дружелюбным смехом. Такой смех часто слышится в обществе равных по положению людей, но едва ли он был терпим в Северо-Западной конной страже в разговоре с подчиненными.

— Хороши сигары, а, Стил? — спросил он, медленно поворачиваясь к окну. — Мне их прислали из Регины. Что может быть лучше такой сигары в ненастный день. Фу ты, слышите, как воет ветер?

Несколько секунд он молча смотрел на унылые, серые крыши казарм и на струйки бледного дыма, на сползавшее над ним свинцовое небо, сосчитал дюжину голых, искривленных деревьев, как считал их уже неоднократно. Скользнул взглядом по останкам летних клумб, из которых торчали скрученные холодом стебли, потом, словно обращаясь к самому себе, произнес:

— Стил, действительно ли вы недоступны чарам женской красоты? — В его голосе не было обычных громовых раскатов. Напротив того, он говорил тихо, так тихо, что казалось, он ждет не ответа, а чего-то большего. И когда он повернулся, Филипп увидел нечто такое, чего он раньше никогда не видел, — румянец на лице Мак-Грегора. Бледные глаза инспектора сверкали. Голос его звучал напряженно и глубоко, когда он повторил свой вопрос.

— Я хочу знать, Стил, действительно ли вы недоступны чарам женской красоты.

Филипп почувствовал, что его собственные щеки заливает румянец. Никакие слова на свете не могли в эту минуту подействовать на него сильнее, чем вопрос, заданный ему инспектором. Действительно ли он недоступен чарам женской красоты? Неужели Мак-Грегор знает… Он шагнул вперед, слова были готовы сорваться с его языка, но он овладел собой, не проронив ни звука.

Недоступен чарам женской красоты. Он тихо рассмеялся, но в лице его была какая-то напряженность. Мак-Грегор заметил ее, но не понял причины.

— Действительно ли недоступен чарам женской красоты? — повторил он, смело глядя на своего собеседника. — Думаю, что да, сэр.

— Вы уверены?

— Твердо уверен, сэр. Конечно, только поскольку я себя знаю.

Инспектор сел за стол, выдвинул ящик и вынул из него фотографию. Несколько секунд он смотрел на нее, попыхивая сигарой. Потом, не отрывая от нее глаз, сказал:

— Я намерен посвятить вас в одно чрезвычайно странное дело. Самое странное в нем — это то, что оно очень несложно. В сущности, это занятие для самого желторотого новобранца, и все же я готов поклясться, что во всем Саскачеване я никому не сказал бы того, что говорю сейчас вам. Довольно парадоксально, правда?

— Да, — сказал Филипп.

— Но когда вы узнаете все детали, мои слова не покажутся вам парадоксальными, — продолжал инспектор, поставив фотографию на стол и глядя на Стила из-за облака сизого дыма. — Послушайте, Стил, я знаю, кто вы такой. Я знаю, что ваш отец Филипп Стил из Чикаго. Я знаю, что вы приехали сюда исключительно из любви к романтике и приключениям. Я знаю также, что вы невинный цыпленок, и что вы большую часть вашей жизни провели там, где красивые женщины встречаются на каждом шагу и где мягкий голос и нежная улыбка не такое редкостное диво, как тут у нас. Факт тот, что у нас есть свой способ узнавать о человеке то, что нам нужно.

— И, по-видимому, чрезвычайно искусный способ, — непочтительно перебил его Стил. — А какие у вас есть основания считать меня «недоступным», как вы выражаетесь? — прибавил он холодно.

— У меня было одно-единственное основание, и я вам сказал, какое, — промолвил инспектор, перегибаясь через стол. — Вы видели в своей жизни столько хорошеньких лиц, Стил, и вы так привыкли к ним, что если вам тут встретится красивая женщина, то она вряд ли сможет вскружить вам голову. Ну а теперь…

Мак-Грегор запнулся, потом рассмеялся. Румянец на его щеках стал еще гуще. Он опять посмотрел на фотографию.

— Я буду с вами откровенен, — продолжал он. — Эта молодая женщина посетила меня вчера и в течение четверти часа — пятнадцати минут, заметьте, — свела с ума. Поняли? Я оказался непроницательным, а ведь я состарился на службе, и у меня не было любовных дел уже… уже очень давно. Я намерен послать вас в лагерь Вескуско, за Ле-Па с тем, чтобы вы доставили сюда арестованного. Этот человек — ее муж. Он чуть не убил Ходжеса, тамошнего начальника работ. Ему грозит минимальное десятилетнее заключение, и его жена делает все, чтобы спасти его. И даю вам слово, Стил, будь я гонцом и приди она ко мне так, как она пришла ко мне вчера, то я бы дал ему улизнуть. Но этого не должно быть. Поняли? Не должно быть. Мы должны доставить этого человека сюда и мы должны его судить по закону. Что может быть проще, чем доставить сюда арестанта из Вескуско, не правда ли? Любой новобранец справится с этой работой, и все же…

Инспектор замолчал, чтобы раскурить погасшую сигару, потом прибавил:

— Если вы сделаете это, Стил, я позабочусь о том, чтобы вам дали повышение.

Он перебросил Филиппу фотографию.

— Вот она. Не спрашивайте меня, откуда я достал карточку.

Странная дрожь охватила Филиппа, когда он взял в руки фотографию. На него глянуло изумительное, прекрасное лицо. Такое юное, такое детски-обаятельное, что с его уст чуть было не сорвался возглас изумления. При других обстоятельствах он готов был бы поклясться, что это карточка школьницы. Он поднял глаза, собираясь заговорить, но Мак-Грегор тем временем отодвинулся к окну, весь в облаках дыма, и вновь заговорил, не поворачивая головы:

— Эта фотография сделана около десяти лет назад.