Гордое сердце

— Тот, кто выйдет замуж за Майкла, Сюзан, должен отказаться от всего. А он не отказался бы ни от чего. Я должна была бы стать его частью. А я не хочу быть ничьей частью!

— И даже если ты его любишь?

— И даже если бы я любила его, не знаю как. Я бы не вынесла этого. Ты, Сюзан, не думаешь. Ты только чувствуешь. Ты идешь по жизни с закрытыми глазами, нащупывая дорогу в потемках. Я же своей жизнью управляю и для этого использую мозги. Чувства ни на что не годятся, если речь идет о делах повседневной жизни. Если бы я вышла замуж за Майкла, я никогда бы не знала, в каком положении я нахожусь или же сколько, собственно, у нас денег. Если его мать когда-нибудь умрет, он, может быть, что-нибудь и унаследует, но она, похоже, намеревается жить вечно. И если он будет писать такие вещи, как сейчас, то он никогда ничего не заработает.

— Ты тоже могла бы работать, разве нет? — спросила Сюзан. Она вспомнила Майкла мальчиком, который когда-то, много лет тому назад пришел к ней в мансарду и нарисовал картину — самого себя, как он мчится, сломя голову, на коне к темному лесу.

— Я могла бы, но не буду, — сказала Мэри. — Когда я выйду замуж, то перестану работать. А если это не получится, оставлю все, как есть.

Сюзан снова схватила инструменты. Она хотела работать, много работать. Внезапно ее охватила ярость.

— Женщины, как ты… — медленно произнесла она — женщины, как ты, всех нас отбросят назад на целые столетия. Единственная наша надежда заключается в том, что мы научимся понимать жизнь такой, какая она есть. — Она бешено ударяла по мрамору. Сюзан принялась за обтесывание массивной подставки. Все ателье было заполнено звуками ее ударов. Несмотря на охватившую ее ярость, она все же хорошо понимала, что делает. Руки, управляемые инстинктом, делали свое дело. — Ненавижу женщин, которые не думают ни о чем, кроме того, как побольше выжать из мужчины. Посмотри на Люсиль и на беднягу Хэла! Она думает, что она порядочная женщина. Но она вообще не видит, что Хэл едва жив, что от него почти ничего не осталось. Он всю жизнь не делал ничего, кроме как помогал Люсиль. Он работает целый день, чтобы накормить ее и одеть, вечером приходит домой и помогает ей мыть посуду и укладывает детей в постель, потому что она слишком устала. У него самого даже не было времени, чтобы понять это. Нет, Мэри, не выходи замуж за Майкла! Ты этим, собственно говоря, проявишь по отношению к нему милосердие. Может быть, наконец он узнает, что ты действительно не желаешь его, забудет о тебе и будет тем, кем есть — большим художником. Было бы жаль уничтожить его только потому, чтобы ты могла оставить работу и чтобы ты вообще ничего не делала!

Слова ее перемежались ударами молотка.

Мэри, отчужденно посмотрев на Сюзан, холодно произнесла:

— Твоя теория не срабатывает, Сюзан. Ни у кого нет всего полностью, даже у тебя. — Она замолчала, а после спокойно добавила: — Блейк не твой, он принадлежит Соне. — Она встала. — Видишь ли, я не собиралась говорить тебе этого. Это не мое дело. Я знала об этом всю зиму. Все, кроме тебя, это знают. Я говорю тебе это только потому, чтобы ты знала, что ты неправа. Ты потеряла его. Ты не можешь обладать всем, хотя ты всегда думала, что можешь.

У Сюзан не было слов. У нее не было сил поднять даже молоток. Она отложила инструмент, на комнату вдруг обрушилась тишина. Сюзан почувствовала сухость во рту. Мэри выбила у нее из-под ног почву, на которой она стояла.

— Ты меня всегда ненавидела. Почему?

— Да нет, Сюзан, — сказала Мэри. В ее голосе послышалось нечто, похожее на жалость. — Мне жаль. Любой знает Блейка Киннэрда лучше, чем ты. Поэтому я была так поражена — при этом тебе еще жутко повезло — вы же вместе почти три года, не так ли? А Соня — это первая, о которой я слышала…

— Три года в июне… — прошептала Сюзан. В один ясный июньский день они с Блейком зашли в то маленькое муниципальное учреждение в Париже и сочетались браком. Она тогда чувствовала, что ей надо выйти за него замуж, и потому она, не откладывая, взяла и вышла за него.

— Майкл как раз говорил, что даже не ожидал, что вы так долго сможете выдержать вместе. Непохоже, чтобы именно ты была идеалом Блейка — ты действительно слишком проста, Сюзан. Ты вообще непохожа на всех этих людей.

Сюзан, все еще стоя на коленях, смотрела на Мэри снизу вверх. Может быть, Мэри права. Она проста, слишком проста для Блейка, да и для любого другого. И Соня ей говорила, что она проста. Только Марк не думал о ней так. Но он был так молод и неискушен… А она не в состоянии понять человеческую хитрость, да и не умеет давать ей отпор. Она слишком глубоко погружена в реальность, а, может быть, в мечты.

— Ну, прощай, — Мэри наклонилась и прикоснулась к лицу Сюзан холодной, смуглой рукой. — Не терзайся. Вон там, та композиция с негритянкой — восхитительна… Твои работы, Сюзан, действительно становятся все лучше.

Сюзан поняла, что Мэри старается смягчить нанесенный удар, но было слишком поздно. Она встала.

— Прощай, Мэри, мне неприятно, что я наговорила тебе таких вещей — ты сама, конечно же, лучше знаешь, что тебе делать.

Мэри уходила с улыбкой победителя, маленькие алые губы ее были плотно сжаты.

— Да, я это знаю, — сказала она. — Прощай.

Когда Мэри ушла, Сюзан села в кресло и с болью припомнила мгновение, когда Блейк целовал Соню. Что означал этот поцелуй, как он целовал ее и почему? Она не знала. С чего бы это Блейку целовать Соню, если он ее не любил? Сюзан терялась в догадках. Видимо, он ее все-таки любит.

«Мне придется спросить его», — простодушно думала она.

Она не знала, что еще она могла бы сделать. И даже если бы она умела, она все же не могла шпионить за ним. А если бы могла, то у нее не было бы времени ходить за ним повсюду, куда бы он ни отправился. У нее ведь была своя работа.

Сюзан посмотрела на часы. Ей хотелось тотчас же пойти домой к Блейку. Но в этот час, в час дня, его все равно нет дома. Он лишь изредка обедал дома, когда не работал; а в эти дни он как раз подготавливал следующую выставку. Он надеялся, что после выставки музей купит хотя бы несколько вещей. Сюзан вздохнула и вытащила из кармана халата пакет с бутербродами, которые ей каждое утро приносил Кроун перед тем, как ей уйти из дому.

«Благодарю вас, Кроун», — говорила Сюзан и клала бутерброды в карман. Однажды он сказал ей: «Может быть, мадам предпочла бы, чтобы мы привезли обед?» И Сюзан, ужаснувшаяся от мысли, что слуга с подносом оторвал бы ее от работы, быстро ответила: «Ах, нет, я очень люблю бутерброды».

Она съела их, запивая водой из-под крана. Затем, после минутного раздумья, она вернулась к работе. На мгновение она опять задумалась: «Я создаю здесь образ Сони — как только я могу?» Но страстное желание продолжить работу, доделать начатое, было сильнее Сони. Это была не Соня. Это была работа Сюзан.

За ужином Блейк рассказывал, сколько сил он затратил на то, чтобы убедить старого Джозефа Харта, что его работы — это не «просто забавы с грязью». Когда он замолчал, Сюзан спросила:

— И это все, Блейк?

— У меня такое впечатление, Сюзан, что для одного дня этого совершенно достаточно, Сюзан, — ответил он с милой улыбкой. Он решительно вел себя, так же, как обычно. Она смотрела на него, слушала и пыталась понять, не изменился ли он внутренне. Новая любовь должна ведь оставить в человеке, по крайней мере, небольшой след. Но он смотрел на нее своими чистыми, холодными серыми глазами, и рука, в которой он держал сигарету, даже нисколько не задрожала. Она не заметила ни малейшего изменения в поцелуе, который получила, войдя в столовую. Когда до ужина она была в своей комнате, то ей захотелось надеть красное с золотом платье, которое было сделано по эскизу Блейка. Оно висело в шкафу, таинственно мерцая в темноте. Но Сюзан вдруг застыдилась, ей не хотелось вести себя, словно кокетка; голубое же платье, которое Блейк не выносит, ей, однако, надевать не обязательно. В конце концов она выбрала себе гладкий, белый шифон и собрала длинные волосы в узел, как всегда. Но он даже не заметил этого, настолько ему не терпелось высказаться по поводу своих неприятностей.