Гордое сердце

Однажды Люсиль дружелюбно сказала ей:

— Я рада, что ты опять дома, Сюзи, и тебя можно навестить. Сколько я к вам в прошлом году ни забегала, тебя всегда не было.

— Я брала уроки, — объяснила Сюзан. При этом она полола грядку анютиных глазок. Люсиль сидела рядом с ней на первой весенней травке и отдавалась безделью.

— Так вот чем ты занималась! — маленькие серые глазки Люсиль шельмовски заблестели.

— А ты что думала? — просто спросила Сюзан. — Целое лето я изо дня в день ходила к Дэвиду Барнсу.

— Я это знала, — сказала Люсиль. — Мы все удивлялись этому. У него жуткая репутация.

— Об этом я ничего не знаю, — сказала Сюзан.

— Ну ты и наивная! — удивилась Люсиль. — Ты что, не знаешь о Вэнни Блейн? Да ведь любой знает, что она была его любовницей! Потому-то и бросила своего мужа. Говорят, она надеялась, что он на ней женится. Но он на ней не женился, хотя у них и был ребенок. Такие не женятся. Люди искусства не ведут себя как обычные люди.

— Я об этом ничего не знаю, — отрезала Сюзан.

Для нее Дэвид Барнс был парой чутких, грубых, живых и сильных рук. Мозгом, работа которого отражалась в его гневных, синих глазах. Он был яростным голосом, который дико орал на нее из-за любого пустяка.

В этот момент в ворота вошла Джейн.

— Везет тебе, у тебя есть помощница в домашнем хозяйстве, — сказала Люсиль. — Мне уже надо идти. Мой малыш уже, наверняка, проснулся. Мне бы тоже хотелось иметь служанку. Марк сейчас хорошо зарабатывает?

— Джейн я плачу сама, — сообщила ей Сюзан, но сразу же пожалела об этом. Разве это важно, кто платит Джейн. А Марку было бы неприятно, если бы кто-то думал, что его заработков не хватает даже на домашнее хозяйство.

— Долго вы так не выдержите, — решительно сообщила Люсиль. — Увидишь, когда у тебя будет двое. А кроме того, Сюзан, будь внимательнее и не испорть Марка! Этого только не хватает, чтобы мы рожали детей и еще зарабатывали деньги!

— Я хочу, чтобы у меня их было шестеро, — сказала Сюзан с улыбкой. Под ее руками появился веселый круг желтых анютиных глазок.

— Ну ты и сумасшедшая, — удивилась Люсиль. — У меня трое, и ни одной свободной минутки для себя. Ну, пока, Сюзи!

— Пока, — спокойно распрощалась с ней Сюзан.

Оставшись одна, она подумала о Люсиль. Весь город был полон таких вот Люсиль. Некоторые были потолще, некоторые потоньше, старые или молодые, но они были повсюду. Как же так сложилось, что все женщины настолько походят друг на друга? Ну а если уж они и другие, то такие, как мать Марка, молчаливые, одинокие и, пожалуй, вообще без друзей. Или же, как Мэри, молодые и хмурые. Ее собственная мать относится к типу Люсиль. И все эти Люсиль проживают поверхностные, мелкие жизни без глубокого смысла, которые с настоящей жизнью не имеют ничего общего. Они только мечтают о романтике которой их бестолковые, измученные постоянными придирками мужья не могут дать.

Вчера вечером Марк завздыхал у нее на плече:

— В тебе столько спокойствия. Я проваливаюсь в него, как в омут, а ты тиха, глубока и тепла. Ты никогда ничего от меня не требуешь. Ты правда счастлива, Сюзи?

— Счастлива!..

Она умела владеть всеми мгновениями своей жизни. «У тебя не будет ни минутки», — утверждала Люсиль. Наоборот, именно из таких мгновений и состоит ее жизнь. Например, теперь, когда ее руки погружены в мягкую, влажную землю. И через час, когда она будет готовить обед, и это будет частью ее жизни.

Джейн шла с Джоном на прогулку и нерешительно остановилась.

— Мне хочется кое о чем спросить вас.

— О чем же?

— Когда родится маленький, я вам не буду нужна весь день?

— Пожалуй, что нет, Джейн, — сказала Сюзан деликатно. — У нас не очень-то много денег, а я с большим удовольствием делаю свою работу.

— Я думала, что вы снова займетесь своей скульптурой.

Сюзан ответила не сразу.

— Я еще не знаю. Сейчас я не могу вам ответить.

— Ну, хорошо, — сказала Джейн. — Я подожду.

Она нагнулась, взяла Джона за руку и они вместе вышли из калитки. Длинное черное платье на весеннем ветру колыхалось вокруг ее тонких ног. Сюзан подняла голову и увидела перед собой вереницу длинных, пустых лестниц. Улицы, дома и деревья с набухающими почками внезапно преобразились в фальшивые театральные декорации. Но затем она энергично воткнула садовую лопатку в землю, и все снова стало реальностью. Так она победила и это мгновение.

На девятый день июня она родила дочку, которой — по желанию Сюзан — дали имя Марсия. Когда Марк на цыпочках пробрался в скрипящих туфлях в палату, Сюзан заулыбалась.

— Ты выглядишь на все сто, — прошептал он. — Если бы мне кто-то сказал, что ты только что родила, я бы посмеялся над ним.

Она откинула покрывало и показала Марку маленькую, смуглую, черноволосую девчушку.

— У меня уже есть своя технология, — похвасталась она шутливо. — Я точно знаю, как это делать. Я рожу еще четверых, Марк!

— Мне придется как следует покрутиться, чтобы их прокормить.

Он долго сидел и рассматривал малюсенькое личико дочери, спящей глубоким сном. Сюзан даже не спросила у него, что он, собственно говоря, думает. Она ведь так хорошо его знала. Марк же не мог сейчас думать о серьезных вещах, а ее пронизывало беззаботное удовлетворение, она прямо-таки купалась в счастье. Сюзан давно не испытывала подобного чувства. Крепенькое тельце Марсии было так прекрасно, что Сюзан не могла налюбоваться им. Оно было прекрасным и совершенным в каждой линии, и Сюзан чувствовала себя создателем необыкновенной, живой скульптуры.

Она вздохнула, улыбнулась и уснула.

В то время, как Сюзан спокойно ждала, когда ей позволят уйти домой, она долгие часы размышляла о своей жизни. Она лежала и впитывала в себя все те мимолетные проявления жизни, которые обнаруживают себя лишь в моменты просветления, когда человек останавливается и окидывает взглядом пройденный путь. После творения наступает отдых. А потом придет что-то новое. Однажды она встанет с узкой, белой постели и вернется ко всему, что было, и к тому, что ее еще ждет. Но до этого времени она будет, как прежде, только внимать и ждать.

Мать с отцом приходили ежедневно, но никогда вместе. Мать говорила мало. Она сидела и с непритворной радостью качала Марсию; тишину она нарушала только после долгого и медленного размышления:

— Она не очень-то похожа на тебя, больше напоминает Мэри, когда та родилась.

Отец посмотрел на Марсию и резко сказал:

— По-моему, она такая же, как и все дети. Но я все равно принес тебе стихотворение — Марсии, в день ее рождения.

Он откашлялся и начал читать вслух, а закончив сказал:

— Вопрос в том, что тебе хотелось бы больше, те двадцать долларов, которые мне могут за него заплатить, или эти стихи.

— Ну, конечно же, стихи! — ответила Сюзан со смехом.

— Можешь получить и то, и другое. Бери, сколько есть — все равно тут немного. Сюзи, когда я выйду на пенсию, то отправлюсь к Тихому океану, независимо от того, поедет со мной мать или нет.

Она снова засмеялась и протянула руку к стихам. Сколько она себя помнит, он всегда говорил о том, что поедет на берег Тихого океана. Когда она была еще маленькой девочкой, ей это было неприятно, так как мать тогда серьезно относилась к речам отца и всегда жаловалась: «Но, Дэни, что я там буду делать?». Испуг матери потрясал ее, лишал уверенности, но с течением времени мать перестала обращать внимание на его слова.

— Я положу их к своим сокровищам, — сказала Сюзан.

Этим она порадовала его, но он все равно заворчал:

— У меня есть еще одна копия, чтобы ты знала.

В последний день пришла Мэри, которая как раз вернулась на каникулы после первого года учебы. Когда она склонилась над Марсией, это была новая, уверенная в себе Мэри, зрелая и неприступная, одетая в темно-синий костюм с белой блузкой и маленькую темную шляпку.

— У нее здоровый вид, — сказала она без интереса и, присев, демонстративно закурила сигарету.