Флибустьер

Мысль о ванне сулила райское блаженство, а если Филиппа отправится отдавать приказы, у Фибы появится возможность удовлетворить естественные потребности.

— Это было бы чудесно, — сказала она. — Ванна, я имею в виду.

Филиппа вернулась минут через двадцать в сопровождении матери. Миссис Рурк при дневном свете казалась еще прекраснее, она так и излучала безмятежность. Фиби поражалась, как такое возможно, ведь шла война, а за голову одного из ее сыновей была объявлена награда.

— Хорошо отдохнули? — спросила миссис Рурк, ее улыбка была неподдельно радушной. Ей еще предстояло выяснить нынешнее местонахождение Дункана, хотя для этого представлялась неплохая возможность предыдущей ночью, и Фиби подумала: кто эта женщина образец сдержанности, или ей просто неинтересно? Правда, она могла узнать все у Лукаса.

— Да, — ответила Фиби, садясь в кровати. — Я чувствую себя совершенно новым человеком.

Филиппа посмотрела на ее волосы и нахмурилась. Выражение ее лица было скорее любопытным, чем враждебным, и Фиби пожалела ее. Она сочинила более-менее достоверную историю и была готова изложить ее.

— Я провела несколько месяцев в монастыре, — поведала она, все сильнее входя в роль, пока небылицы слетали одна за другой с ее губ. — Я хотела стать монахиней, но, в конце концов, обнаружила, что это не мое призвание.

Глаза Филиппы стали размером с блюдце.

— Дункан женился на монахине?! — выдохнула она. Затем улыбнулась ослепительной улыбкой, и ее лицо засветилось от радости. — Великие Зевс и Аполлон, это превосходно!

— Тс-с! — сказала миссис Рурк гораздо резче, чем вчера ночью. — Сколько раз я говорила тебе, что леди должна быть сдержанной.

Филиппа опустила голову, но в ее глазах горели озорные искры.

— Прости, мама, — пробормотала она, а Фиби пожалела, что придумала такую эффектную сказку: того и гляди нарвешься на новые неприятности.

Фиби сделала мысленно заметку никогда не говорить «Великие Зевс и Аполлон», хотя едва ли ей угрожала такая опасность, и сказала скромно:

— В общем-то, я не была монахиней. Понимаете, я не давала обета.

— Не нужно ничего объяснять, — заметила миссис Рурк, когда чернокожая женщина, видимо Марва, появилась с подносом. Вслед за ней две служанки притащили тяжелую медную ванну.

Марва, тощая, жилистая, и излучающая врожденное достоинство, осторожно поставила поднос на колени Фиби.

— Бедняжка, — сказала она, поцокав языком. Затем повернулась, покачав седой головой, и выплыла из комнаты. Миссис Рурк и Филиппа тоже ушли, проследив, чтобы ванна была поставлена у очага.

Пока оставшаяся служанка разжигала огонь, Фиби проглотила плантаторский завтрак из колбасы, горячих булочек, пропитанных сиропом, яиц и жареной картошки — жирные колории, будь они прокляты. Но она была голодна, и ее организму требовались силы.

Когда она закончила завтрак, поднос был унесен, и явились слуги с ведрами горячей воды. Фиби разделась и опустилась в ванну в то же мгновение, как за последним слугой закрылась дверь. Она была на седьмом небе, погрузившись в воду до подбородка, ощущая блаженство. Горячая ванна может заставить позабыть о тысяче мелких несчастий, подумала она, улыбаясь. Сейчас она снова стала той Фиби, какой была раньше.

Фиби блаженствовала почти час, судя по часам на камине. Затем, поскольку вода остывала, намылилась с ног до головы сладко пахнущим мылом, оставленным одной из служанок. Она уже вылезла из ванны и завернулась в полотенце, большое и мягкое, как одеяло, когда в дверь тихо постучали.

— Фиби? — позвал знакомый женский голос. — Это я, Филиппа!

— Входите, — отозвалась Фиби с печальной полуулыбкой. Рано или поздно это должно случиться.

Вошла Филиппа, неся в руках охапку пышных кружевных одеяний.

— Я принесла вам панталоны, корсаж и нижние юбки. Матушка почистила и вывесила проветриться васильковое платье, Марва принесет его через пару минут. Оно пойдет к вашим голубым глазам.

Фиби с благодарностью взяла белье и зашла за изящную раскрашенную ширму, чтобы одеться. Часть ее существа ждала прибытия Дункана, надеясь услышать его шаги в коридоре у дверей комнаты.

— Я так рада, что вы приехали в Трою, — сказала Филиппа.

— Троя? — Фиби намеренно говорила радостным, веселым голосом, хотя тревога уже закрадывалась в ее сердце. Может быть, англичане схватили ее мужа и он уже повешен как преступник!

— Так называется наша плантация, — живо объяснила Филиппа. — Неудивительно, что Дункан не говорил вам. Они с Лукасом считают, что это глупое название.

Фиби, улыбаясь, вышла из-за ширмы.

— А как вы думаете?

Казалось, что Филиппа слегка удивлена ее вопросом.

— Оно такое чудесное и поэтичное! — призналась она. Филиппа сидела на подушечке около потухающего огня, сплетя пальцы. — Это название выбрала моя бабушка, Дженни Поландер Рурк, когда приехала сюда, чтобы выйти замуж за моего деда, лет шестьдесят назад. Она любила греческую классику.

У юной невесты был странный вкус, если вспомнить, что знаменитый город в конце концов погиб. Может быть, Дженни Рурк предвидела, что такой же конец постигнет плантацию мужа, она будет захвачена врагами, сожжена дотла и останется только в легендах? Фиби вспомнила все, что знала об истории страны, и на ее сердце, как тень черного ангела, легло легкое беспокойство. Даже если этот большой дом переживет революцию, а до конца войны осталось еще четыре года, если она хорошо помнит историю, впереди лежала Гражданская война.

«Но до нее осталось почти сто лет», — напомнила себе Фиби. Источник этих страхов в переизбытке гормонов, вызванном ее беременностью, плюс тревога за безопасность Дункана. Свежий воздух и солнце вот что ей нужно.

— Фиби? Только встревоженный оклик Филиппы заставил Фиби вспомнить, что она оставила последнюю реплику без ответа, размышляя о гормонах, Дункане и судьбе Трои.

— Простите, — сказала она со смешком. — Я в последнее время жила в таком напряжении, что стала рассеянной.

Улыбка Филиппы была такой же задумчивой, как у ее братьев.

— Легко поверить, — кивнула она. — Вчера еще вы были монахиней, сегодня женой моего брата. Тут кто угодно станет рассеянным.

— Да, — согласилась Фиби с мягкой улыбкой.

Затем в дверь снова постучали, и появилась миссис Рурк, неся обещанное синее платье, перекинутое через изящную руку.

— Весьма надеюсь, что ты не утомила нашу гостью болтовней, — с нежностью сказала мать дочери. — Я уверена, что Фиби за последнее время слишком многое пережила, чтобы ее хватило еще и на твои допросы. Ну вот давайте посмотрим, подойдет ли вам платье.

Филиппа слегка надулась, опершись подбородком о ладонь. Ее мать помогла Фиби надеть синее платье, которое настолько подходило ей, как будто было сшито специально для нее.

— Тут так скучно! — пожаловалась девушка. — Эта проклятая война все изменила. И как только появляется кто-нибудь, с кем я могу поговорить, меня ругают за то, что я пристаю к людям.

Когда миссис Рурк посмотрела на Фиби, ее глаза лучились от доброго смеха.

— Боюсь, что наша Филиппа неисправимо любопытна.

— Ничего, — сказала Фиби, и это была правда. Она обречена лгать в конце концов, она же не может сказать, что прибыла из другого века, но любопытство Филиппы вполне естественно.

Как только платье Фиби было застегнуто, а непокорная копна ее волос чуть-чуть приглажена влажной щеткой, Филиппа буквально вытащила ее из спальни и повела на первый этаж. Дом, который Фиби не успела толком разглядеть предыдущей ночью, оказался большим, просторным зданием с красивыми картинами на стенах и каминами из каррарского мрамора в комнатах. Фиби заметила несколько статуй, вполне вероятно греческих, от которых у смотрителя современного музея потекли бы слюнки.

— Я хочу познакомить вас с отцом, — объяснила Филиппа, когда они вышли через французские двери, ведущие в сад.

Едва Фиби увидела Джона Рурка, в честь которого будет назван ее сын, если сбудется предсказание Старухи, ее сердце пронзила горькая радость. На скамейке сидел худой, седовласый человек, в лице которого сочетались черты Дункана и Лукаса, поглощенный томиком «Ричарда III» в кожаном переплете. Фиби сразу же распознала в нем внутреннюю силу, но и слабость недостаток здоровья тоже бросалась в глаза. Услышав приближение Филиппы и Фиби, он поднял глаза от книги, улыбнулся и встал.