Флибустьер

Когда сознание, наконец, вернулось к ней, Фиби увидела рядом с собой Дункана с деревяннной миской и ложкой в руках. Она заморгала и ощутила, как болит все тело и зудят ee oбодранные ладони.

— Сколько времени я спала? — спросила она, осторожно потянувшись и приподнявшись на локте.

Дункан поднес ложку к ее рту, и она отведала дымящегося, пряного бульона.

— Вероятно, шестнадцать или семнадцать часов, — ответил он, кормя ее супом. — Мы в гостях у Монны Унгаллы она заявляет, что находится в дальнем родстве со Старухой.

Фиби проглотила еще одну ложку бульона и со стоном упала на матрас. Усталость охватывала ее тело до мозга костей и переполняла какие-то неведомые бездонные глубины ее существа.

— Хорошо. Мы можем спросить у нее настоящее имя Старухи.

Дункан заставил ее снова сесть и вручил ей миску с ложкой — Я пробовал. Она говорит, что если — мы узнаем имя Старухи, если произнесем его вслух, то это будет могущественное заклинание.

Поняв, что голодна, Фиби отбросила ложку и выпила бульон через край чашки, не заботясь об этикете. В конце концов, Эмили Пост и мисс Меннерс родятся еще очень-очень нескоро.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросила она, покончив с бульоном. — Я думаю, что все просто забыли, как ее звали, а может быть, она сама забыла, и все эти разговоры про «Mогущественные заклинания» всего лишь способ сохранить лицо.

— Монна права в одном, — предположил Дункан, по-прежнему стоя на коленях возле матраса. Его руки были сложены на груди, а одет он был в те же самые штаны и рубашку, которые были на нем, когда они покидала Куинстаун. — Если бы я знал ее имя, я бы произнес его, чтобы посмотреть, что получится.

Фиби усмехнулась. — Да, — сказала она, развеселившись от этого предположения. — Я тоже….

Вскоре появилась сама Монна, она была крупной женщиной, и рубашки, которые носила Фиби, едва не теряясь в них, должно быть, принадлежали ей. Она по-матерински прикоснулась ко лбу Фиби, нахмурилась и покачала головой.

— Что? — спросила Фиби встревоженно. Дункан в тот момент сидел на другом матрасе, поигрывая маленьким изящным ножичком.

— Слишком рано. Оставайся. Отдыхай еще.

Дункан не поднимал глаз от ножа и правильно делал. Лезвие блестело, когда нож, кувыркаясь, взлетал в воздух. Дункан ловил его за рукоятку и снова повторял опасный фокус. — Если Морно найдет нас раньше, чем я подготовлюсь, — заметил он, — отдыхать нам придется вечно.

Фиби содрогнулась, вспомнив опасное приключение, острый, парализующий страх и безбрежное, усеянное звездами море, как черный бархат под ночным небом, протянувшийся в бесконечность. Она встретила взгляд Монны и спросила:

— Как настоящее имя Старухи? Монна усмехнулась:

— Сама узнаешь. О, черт, — пробормотала Фиби.

— Думаю, что ее зовут иначе, — заметил Дункан.

Они отплыли той же ночью на рыбацкой лодке, с двумя из многочисленных сыновей Монны в качестве эскорта. Фиби сидела, закутавшись в грубые, бесформенные рубашки, которые дала ей хозяйка, и думала. Дункан стоял на носу, как Вашингтон, пересекающий Делавэр, не теряя бдительности, а юноши с поразительным мастерством справлялись с приливными течениями.

Почти рассвело, когда рука, опустившаяся на плечо Фиби, вывела ее из дремоты. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней красивого взъерошенного человека в задубевшем от соли маскарадном костюме, и прошло несколько секунд, прежде чем она сообразила, где находится. Затем она вспомнила приезд на Райский остров, лифт…

— Отсюда до дома недалеко идти, — сказал Дункан, открывая в улыбке невероятно белые зубы, сверкавшие на загорелом лице. — У тебя хватит сил?

Фиби взглянула на него с шутливым упреком и неуклюже поднялась на ноги.

— Справлюсь ли? — откликнулась она. — Не я ли спускалась по якорной цепи? Не я ли проплыла сотню миль по водам, где кишат акулы?

Дункан подал ей руку сияя ослепительной улыбкой.

— Там было не сто миль, а только пять, — сказал он. — Плыл в основном я, а акулы безвредны, если только они не голодны. — Он расплатился с сыновьями Монны серебряными монетами, вылез из лодки на мелководье и протянул руки к Фиби. Вынес ее на берег, поставил на ноги, и серьезно посмотрел на нее. — Ты вела себя очень храбро.

Его комплимент польстил Фиби, и она, слегка покраснев, улыбнулась ему и сказала:

— Ты тоже.

Они направились к огромному дому Дункана по хорошо протоптанной тропинке, петляющей сквозь заросли, подшучивая друг над другом.

Их возвращение было встречено с большой радостью — вся команда Дункана явилась из своих жилищ, чтобы пожать капитану руку и похлопать по спине, а служанки окружили Фиби, щебеча, как пташки. Старуха пошумела, поругалась и отвела ее на кухню, заявив, что она выглядит полумертвой от голода.

Симона не поздоровалась с Фиби и даже не глядела на нее. Она стояла позади толпы, пришедшей приветствовать Дункана, с глазами, в которых отражалась вся печаль ее души.

Фиби почувствовала к ней жалость, и в то же самое время готова была с яростью защищать свои права на Дункана.

— Я так и знала, что он найдет тебя и привезет назад, — сказала Старуха, когда они оказались вдвоем в большой кухне. Фиби сидела за одним из длинных столов, и перед ней стойла чашка чая и тарелка с грубыми обсахареными бисквитами.

— Конечно, знала, — ответила Фиби. — Ты потому и отпустила меня.

Старуха засмеялась и добавила к угощению чашу с фруктами. Ее нежные глаза были внимательны и светились любовью.

— Ты выглядишь совсем иначе.

Фиби не стала ничего отвечать. Они обе знали причину, но все-таки это было глубоко личное дело, и Фиби не хотела вдаваться в подробности.

— Что ты тогда прочитала по моей ладони?

— Ты сама знаешь, — ответила Старуха.

— Ну, дети, а еще что? — настаивала Фиби.

Старуха вздохнула, как будто перед ее мысленным взором вспыхнуло какое-то великолепное видение.

— Хорошее место, далеко отсюда, полное смеха и музыки.

Фиби боролась с желанием нагнуться и постучать лбом по столу. Даже когда Старуха давала ответ на вопрос, он ничего не объяснял, а только сильнее сгущал тайну.

Очищая банан, выросший, очевидно, на этом же острове, Фиби тем не менее начала другое расследование.

— Что случится, если я произнесу твое имя? Только не говори про волшебство. Я хочу знать правду.

Старуха лишь взглянула на нее с кривой усмешкой.

— Ладно, не говори мне своего имени. Я хочу знать только одно, если я сама его угадаю, то чудо произойдет?

— Да, — сказала Старуха. — Доедай поскорее. Тебе нужно вымыться и лечь спать.

Фиби вздохнула и, прищурив глаза, начала бормотать: — Дафна… Эвелин… Альмира:,.Но никаких ударов грома не раздавалось.

Фиби, как ей было обещано, искупалась в большой медной ванне, которую держали специально для этой цели и хранили в комнате позади кухни. Старуха принесла ей халат и платье, очередные пожитки той несчастной безымянной леди, погибшей при кораблекрушении, чей гардероб волны вынесли на берег.

— Это должно быть туземное имя, — размышляла Фиби, смывая с себя грязь. — Ну конечно…

Старуха вылила ей на голову кувшин горячей воды.

В тот же день, ближе к вечеру, Алекс стоял на веранде лицом к морю, опираясь на костыль. К счастью, его нога не воспалилась, но она усыхала, как больная ветвь на здоровом дереве. Дункан помедлил, в который раз вспоминая напрасное сожаление, что пуля из британского мушкета попала не в него, а в Алекса.

Алекс обернулся, и его губы сложились в жизнерадостную улыбку, но глаза оставались пустыми.

— Итак, ты нашел ее заблудшую девчонку, говорящую странные вещи.

— Да, — сказал Дункан, прислоняясь к перилам крыльца в нескольких футах от Алекса. — Джессеп Биллингтон заработал из-за нее порку, но в остальном урон она причиняла минимальный.

— Полагаю, что она не хотела этого.

— Конечно, не хотела, — согласился Дункан, вспоминая глаза Фиби, когда та рассказывала, как нашла Биллингтона в задней комнате кузницы. Эта сцена снилась ей в кошмарах: она металась и кричала во сне, хотя Дункан сомневался, что она помнит их, проснувшись. — Просто дело в том, что если где-то очень далеко от Фиби случается какая-нибудь история, она обязательно в нее вляпается.