Страница 32 из 34
— Отвратительно! — плевалась директриса словами. — Удар по школе с прекрасной репутацией и старинными традициями! Вы заслужили увольнения! Увольнения с позором! — бушевала она. — Безнравственность! Вы не достойны носить высокое звание учителя!
Когда директриса остановилась, чтобы перевести дыхание, Лоррен тихо спросила:
— Не объясните ли вы мне, мисс Мэллоди, о чем идет речь?
Та чуть не задохнулась от негодования:
— Вы пытаетесь мне сказать, что не знаете, о чем я говорю?!
— Боюсь, что так. — Лоррен покачала головой.
Мисс Мэллоди выдвинула ящик стола, выхватила газету и резко развернула на столе перед Лоррен. Она уставилась на газету, не в состоянии поверить своим глазам. На первой странице красовались рядом две увеличенные фотографии ее самой. На одной ее запечатлели в классе, на другой — в саду у дома, лежащую, вытянувшись во весь рост, в довольно откровенном купальнике.
Заголовок, набранный крупными буквами, гласил: «Лоррен Феррерс, привлекательная молодая учительница, в школе заставляет девочек проявлять чудеса сообразительности, Лоррен почувствовала, как краска заливает ее лицо, а ноги подкашиваются. Лоррен не могла поверить, что это случилось именно с ней. Она пыталась припомнить во всех деталях тот теплый сентябрьский полдень. Алан тогда ушел куда-то, потом вернулся домой. Прежде чем присоединиться к ней, он, должно быть, поднялся к себе в комнату, выглянул в окно и увидел ее в таком виде. Он-то и мог сфотографировать ее. Да, был еще странный звук, но она решила, что это хлопнула оконная рама.
Сквозь туманившие глаза слезы Лоррен попыталась разобрать статью под фотографиями. Автор в деталях расписывал ее газетный проект, горячо восхваляя молодую учительницу, пытающуюся построить мост через пропасть между школой и миром журналистов, до сих пор превратно понимаемым. Он писал, что Лоррен — «свет в темном тоннеле», имея в виду, конечно, эту старую школу, где она работала. Добравшись до конца, Лоррен горела от стыда. Только теперь она начала понимать причину всех оскорблений.
Мисс Мэллоди сидела напротив, явно наслаждаясь замешательством девушки. Взяв из рук Лоррен газету, директриса тщательно сложила ее и брезгливо бросила в корзину для бумаг.
— Надеюсь, теперь вы не отрицаете свою непростительную, грубую ошибку? И надеюсь, вам понятно и то, что после такого постыдного эпизода ваша работа в этой школе вряд ли уместна.
— Я не сомневаюсь, мисс Мэллоди, что вы мне не поверите, — сказала Лоррен, — но я не виновата, — запинаясь, медленно начала она. — Я совершенно ничего не знала. Я спрашивала у репортера, есть ли у него ваше разрешение, и поняла, что он с вами договорился.
— Он не делал этого! — заорала опять мисс Мэллоди. — Он просто зашел в мою приемную, когда меня не было, и моя секретарша посоветовала ему поискать меня и получить разрешение. Нет нужды говорить, что он меня искать не стал, потому что не сомневался в том, что я выгоню его вон!
Директриса чуть передохнула, а затем ядовито продолжила:
— Моя дорогая мисс Феррерс, даже не надейтесь убедить меня в вашей невиновности. Вы же позировали для фотографа у доски. Более того, вы должны были позировать и в этом… в таком виде в саду! — Лоррен беспомощно качала головой, но директриса неслась дальше: — Вы развлекаете репортера в классе в день открытых дверей! И не пытайтесь мне сказать, что вы так наивны, что полагаете, будто он прилетит на такое мероприятие только ради своей статейки!
Лоррен понимала, что своим сарказмом директриса стремится унизить ее и заставить сгореть от стыда, но гневные слова мисс Мэллоди пролетали мимо ее ушей. Ничто уже не могло задеть ее за живое. Алан предал ее!
— Думаю, — как сквозь вату донесся до нее голос директрисы, — что вам лучше подыскать себе другое место работы. После этой чудовищной истории я сомневаюсь, что, если вы останетесь в штате, нам удастся сохранить доверие родителей наших девочек. К тому же содержание статьи показывает, что вы вопреки моей воле продолжали вести предмет, которого нет в школьной программе. Так что у меня нет веских причин, а у вас — смягчающих обстоятельств, чтобы реабилитировать вас в моих глазах! — И она наконец отпустила Лоррен небрежным взмахом руки.
День тянулся мучительно медленно. Лоррен понимала, что страдает не от слов директрисы, а от отношения к ней большинства сослуживцев, сторонящихся ее, как зачумленной. Но самую глубокую боль причиняла мысль о вероломстве Алана.
Придя домой, она увидела счастливо улыбающуюся ей мать с газетой в руке и, не выдержав, излила все на ни в чем не повинную Берил.
— Но, дорогая, — запричитала мать, — здесь такие прекрасные снимки!
— Мне сейчас только и не хватает твоей материнской гордости! — продолжала бушевать Лоррен. — А хочешь, я расскажу тебе, что думает обо мне наша драгоценная директриса? — И, ничего не скрывая, она рассказала Берил все — все, в мельчайших деталях.
Увидев слезы в глазах матери, она осеклась, поняв, что передала свою боль, сбросила ее на плечи матери. Девушка села рядом с ней, положила руку на вздрагивающее плечо и тихо сказала:
— Постоялец, как всегда, отсутствует? Полагаю, теперь он не сможет смотреть мне в глаза. Неудивительно, что он избегал меня все последние дни. Он все знал!
— Не осуждай его, дорогая, пока он не скажет свое слово.
— Осуждать его? А что ты предлагаешь мне сделать? Броситься к нему на шею и поблагодарить за то, что я потеряла работу?
— Я не думаю, Лорри, что это Алан. У него не тот характер.
— Не говори мне этого! Он прекрасно понял, что из этого получится отличная статья. Ни один журналист не устоит перед таким шансом. И им безразлично, кого это затронет. Алан ничем не отличается от остальных.
— Не говори так, Лорри. Он сын Нэнси Дерби! — Лоррен вновь услышала в голосе матери слезы. — В любом случае хорошо, что ты поменяешь школу. Я всегда говорила, что эта Мэллоди — старая кошелка. И ты могла бы стать такой же, Лорри! Я начала даже беспокоиться о тебе — твоя чопорность стала переходить все границы. Смена места работы спасет тебя от этого. Найдешь себе современную школу с прогрессивной директрисой…
Но такой оптимизм вместо сострадания вызвал у Лоррен новый всплеск раздражения.
— Все, с меня хватит! — Она вскочила.
— Но, Лорри, сейчас время чая. Скоро придет Джеймс…
— Я ничего не могу есть.
— По-моему, идет дождь…
— Пусть дождь!
Лоррен бросилась наверх в свою комнату, переоделась в старые брюки и набросила ветровку. Спустившись, крикнула матери:
— Когда придет твой любимчик, скажи ему… — к ее досаде, голос немного дрогнул, — все, что я о нем думаю.
Лоррен выбежала из дома. Она знала, куда идти, — в ее убежище. Добравшись до холмов, она бродила по тропинкам, и запах сырых листьев будоражил и уносил ее в то время, когда она была счастлива. Она шла так быстро, что начала задыхаться, но упорно поднималась на вершину холма, ни разу не посмотрев вниз, чтобы полюбоваться, как обычно, прекрасными видами. Теперь ничто не имело для нее значения.
Девушка села под деревом на сырую землю и обхватила колени руками. Февральский день был пасмурным и холодным, и девушка уже начала зябнуть. Но она продолжала неподвижно сидеть, пытаясь успокоиться и привести свои мысли и чувства в порядок.
Но сделать это было не так просто. Вскоре Лоррен поняла, что ей нужно справиться с проблемами, найти решение. Проблема была одна — Алан.
Лоррен опустила голову на колени и попыталась переступить через свою злость и представить себя в будущем. Да, работу она должна сменить. И будет лучше, если она уйдет из дома. Она сделает то, что и все в ее возрасте — снимет квартиру или комнату. Алан? В его планах, вероятно, женитьба на Марго, которая без раздумий покинет Мэттью и вернется к единственной настоящей любви — Алану Дерби.
Вдруг раздался звук шагов: кто-то поднимался на холм. Шаги показались ей знакомыми, и Лоррен вгляделась в темноту, напрягая слух. Невидимка шел твердо и уверенно, он хорошо знал, куда держит путь.