Страница 84 из 103
— Для тебя это важно?
— Еще как.
— Как?
Вот, блин, разговор!
— Очень важно! ОЧЕНЬ! Я хочу знать, с кем имею дело, что ему от меня надо.
— Нам ничего не нужно от тебя.
— О чем тогда базар?
Повисла напряженная пауза.
— Доброй воли движение к тебе навстречу, — был витиеватый ответ. — Информация. Мы информируем. Нас информируют. Взаимно выгодное существование.
При этом собеседник даже через кучу посредников не смог скрыть нервозности. Кроме того, он ухитрялся накладывать понимание ментального посыла на значение слов, которые произносил Воронков. Поэтому воспринял слово «базар» как торг, а не просто разговор. И теперь, это доносилось до Воронкова отчетливо, пытался понять, что на что собирается Сашка менять. Сам же собеседник почитал за ценность только информацию.
— Ну, так поделитесь тем, что имеете, — сказал тогда Воронков, — бросьте мне кость!
Про кость он ляпнул скорее интуитивно, чем осмысленно. Просто раз собеседник улавливает не только мысли, но и заглядывает в ассоциативный словарь, который у каждого человека живет в голове свой и индивидуальный, то пусть поморочится с идиомой.
Результат оказался совершенно нелинейный. Что тут сработало, неизвестно. Возможно, убежденность, с которой он требовал информацию, а возможно, неизбежная ассоциация с собакой, заключенная в идеоматическом выражении, а может, и еще что-то.
Сначала собеседник будто бы впал в ступор. Ничего не было. Шаман сидел и покачивался. Разве только не гудел, как приемник на несущей частоте. А потом прорвало.
На него хлынула лавина образов. Из сонма информации, полученной таким образом, Сашка мог сделать вывод, что его, как минимум, не обманывают, но и всей правды не выдают, потому что собеседник контролирует поток сознания.
Что-то общее было с тем, как он общался с художником. Однако сам мозг, передававший образы, был иным. И разум был иным. Каким-то емким, прозрачным и всеобъемлющим. Но у собеседника явно был опыт общения с человеческими существами, поэтому он переводил поток сознания в строй образов, более понятных для человека. Примитивного в чем-то, в чем-то иного, чем Воронков, но все же человеческого существа.
Во-первых: собеседник был огромным, могучим и во всех отношениях великолепным существом. Так он себя воспринимал сам и так привык представлять себя людям. У него не было врагов. Единственным его врагом был он сам. И в этом был первый урок. Этакая философская парадигма.
Потом: собеседник был существом, способным решать свою судьбу и другие судьбы. И полагал в этом свое назначение. Очевидно, нужно было принять такую постановку вопроса как неоспоримую данность.
Далее: собеседник предпочитал жить в морских просторах, которые почитал как некий абсолютный космос, самую естественную и правильную среду обитания с несчетным количеством измерений и направлений. И себя почитал он космосом, уходящим в глубь себя как в прямом, так и в переносном смысле.
И только уже после этого: собеседник почитал себя совершенным существом и только допускал существование более совершенных, но каких-то бесплотных сущностей, видимо, божественного порядка, что делало честь его скромности. К тем же, кто вынужден существовать в плоскостном мире поверхности суши, собеседник относился снисходительно и покровительственно. Он не отказывал им в примитивном разуме, но непререкаемо был убежден, что этому разуму не хватает способности мыслить объемно, что этот разум утилитарен и примитивен. Примерно так сам Воронков думал о мозговых способностях Джоя.
И вот тут речь дошла до первопредка. И стало сложно. Перво-предок, действительно похожий на собаку, был не научно доказанным прародителем и морского философа и шамана, а скорее философско-теологической категорией. Люди пошли от первопредка, но прямые потомки первопредка служили человеку, пока не исчезли, «УШЛИ», а теперь человек, являющийся предком морского философа, находится как бы в услужении и под покровительством великих и могучих морских обитателей, которые лучше самих людей знают, как надо жить на тверди земной, раз уж такая участь им отпущена.
Уф!!!
Но все это было обильно пересыпано фрагментами легенд и притч, картинами из реального и мнимого прошлого и даже, кажется, будущего, что голова шла кругом. Да кроме того, очень многие категории и понятия были недоступны, как их ни упрощай, и создавали только впечатление непреходящей и вселенской мудрости собеседника.
Сашка при всей иронии и самоиронии все же не смог не почувствовать себя интеллектуально убогим неучем пред лицом светила науки и гиганта мысли.
Но главное, что вынес из сообщенного ему Воронков — то, что морские обитатели (разумные плотоядные млекопитающие, кстати!) имели еще и виды на иные миры. Они были совсем не прочь расселиться в студеных и в меру теплых морях иных измерений. Там объяснить плоско мыслящим обитателям суши, как надо жить и во что верить, а также проводить разведку относительно поползновений к ним со стороны параллельных миров.
Вот, правда, сеть миров они воспринимали не в пример объемнее, что-то вроде взаимопересекающихся многогранных кристаллов, в толще воды почти неразличимых. И сложных донельзя.
Поделились они и своими заботами. Оказалось, что их волнуют проявления неких МЕЖМИРОВЫХ сущностей (а есть и такие!!!) и неких миссионеров, которые шастают по мирам и ведут не всегда чистую политику.
И еще они были за что-то благодарны лично ему — Сашке Вороненку — за какое-то доброе дело, которое было при его посредстве вот только что сделано…
На сем сеанс был внезапно прерван.
Последнее, что он понял, так это что у шамана есть сей момент насущные какие-то дела и ему нужно их все переделать, дабы потом он мог опять, не отвлекаясь, послужить посредником в общении, которого собеседник будет нетерпеливо ждать.
Занятно, что про многие беды, которые он, Сашка, кому-то сулит было как-то незаметно забыто. Впрочем, вполне возможно, что к этому вопросу морской бог (или морской рыжий водоглаз?) еще вернется в самый неподходящий момент.
С одной стороны общение хотелось продолжить, а с другой, пауза была как раз кстати, потому что непросто все это было и утомительно.
— Сказка про белого бычка, — пробормотал Сашка, поматывая головой, как теленок в стойле.
Общение оглушило его несколько. Мышцы шеи затекли со страшной силой, будто голова сделалась на время «разговора» тяжкой как котел.
Ему передали в ответ на эти слова, что про бычка вовсе не сказка, а самая насущная реальность, с которой надо что-то делать. Этого он не понял до конца. По крайней мере не сразу.
«Большой белый зверь пришел! — Сашка понял, что это уже сам шаман ему говорит. — Большой зверь хочет умирать. Надо помогать. Мясо будет. Теплая шкура будет. Пошли со мной. Помогать зверю умирать будем».
Почему-то ментальный посыл шамана Сашка, видимо, в силу игры ассоциаций, переводил для себя в речь, напоминающую немного манеру выражаться чукчи из анекдота.
«Помогать умирать вместе хорошо!» — настаивал шаман.
И в сознании возник образ мультяшного какого-то белого бычка. Лохматого и толстого. Аппетитного. Смешного, как наивный наскальный рисунок древнего человека. Шаман не мог мысленно передать образ подлинного животного. А представлял себе его забавно.
Вышли «помогать умирать».
Сашка и Джой выпростались из квазичума на воздух. Небо прояснело. Светило солнце, перебивавшее колючий морозец. С той стороны, где грело, было тепло, а в тенечке — морозно.
Несильный ветер нес впереди поземку.
Джою не понравилось, что ветер задувает сзади и ерошит шерсть. Он же все-таки не лайка, а колли. И песя шел как-то смешно, бочком, занося задницу вбок против ветра, будто бы заднее передаточное число было у него больше, чем переднее.
Приладили к ногам «дощечки», на лыжи встали то бишь, да и покатили потихоньку.
— Что же мы на охоту и с наветренной стороны? — удивился Сашка вполголоса.
«Белый зверь нас услышит и пойдет навстречу!» — пояснил ментально шаман, вслух же промяукав что-то невразумительное.