Страница 69 из 104
Большая часть земель острова абсолютна непригодна для жизни людей, привыкших полагаться на плуг. Значительная часть земель во внутренних районах острова покрыта густыми зарослями еловых и лиственничных лесов. Там же, где нет даже лесов, безраздельно царят скалы и северные торфяниковые болота. Правда, и здесь есть участки почв, способных дать жизнь растениям с глубокой корневой системой, но они встречаются лишь в немногих местах.
Впрочем, все то, чего не могут дать здешние земли, с лихвой возмещали и возмещают воды окрестных морей. После отступления ледника жизнь в прибрежных водах расцвела, что называется, пышным цветом. Планктон, бурно размножаясь в струях холодных подводных течений, приносивших массу питательных веществ, представлял собой своего рода живой суп, в котором жировало и плодилось бесчисленное множество рыб самых разных видов. Мальками этих рыб питались протянувшиеся до самого горизонта стада морских птиц, которые, садясь на островки и скалы, покрывали их толстым слоем помета. Каждую осень из Арктики на зимовку в эти места приплывали огромные стада тюленей, а по весне они вновь уходили на север, забирая с собой подросших детенышей, которым предстояло резвиться в бухтах северных островов и водах залива Св. Лаврентия. Стада китов, как больших, так и малых, не имевшие себе равных по численности ни в какой другой точке на Земле, мирно жирели в глубоких фьордах, изрезавших побережье. В заливах и фьордах блаженствовали несметные полчища моржей, резвившихся в мелких песчаных лагунах. Во внутренних водах острова изобиловали серые гренландские тюлени и тюлени обыкновенные, а также огромные стаи бурых дельфинов. На рифах, отмелях и прибрежных мелководьях кишмя кишели лобстеры, всевозможные моллюски, разиньки, береговички и крабы. На самой кромке воды жили морские выдры, исчезнувший ныне вид морских норок, а также бурые и белые медведи. Лососи, морские терпуги, угри, алозы и другие виды рыб приходили на нерест в прибрежные реки в таком невероятном множестве, что в них буквально начинала бурлить вода.
Бесконечное обилие и разнообразие форм жизни в морях, окружавших Великий остров, достигало столь буйного расцвета, что залив Св. Лаврентия в те времена по праву мог считаться морским аналогом саванн на равнине Серенгети в Африке.
Именно это изобилие морской фауны и делало возможной жизнь человека на острове. Море продолжало поддерживать это благоденствие человека вплоть до конца XII в., когда человеческий гений, изощрявшийся в истреблении всего живого, сумел настолько опустошить ресурсы жизни в океане, что море наконец оказалось не в состоянии удовлетворять запросы своих губителей.
Люди на Ньюфаундленде, по всей видимости, появились около восьми тысяч лет назад. Следом за этими первопришельцами, которых обычно называют палеоиндейцами, пришли люди — представители так называемой культуры архаических народов моря. И хотя возраст наиболее ранних стоянок архаических народов моря, обнаруженных на Ньюфаундленде, датируется примерно 5000 г., на берегу полуострова Лабрадор, обращенном к проливу Бель-Иль, и притом в местах, удаленных всего на какую-нибудь дюжину миль от Ньюфаундленда, были найдены стоянки, где люди жили уже более 7500 лет тому назад.
Первые пришельцы благодаря своей малочисленности и изолированности процветали. Их потомки со временем и стали теми самыми племенами, которых переселенцы из Европы стали называть краснокожими индейцами, что объясняется тем, что те любили покрывать свои тела охрой красноватого оттенка. Мы знаем их под именем беотуков.
Около трех тысяч лет назад потомки беотуков стали делить остров с предками тунитов. До нас не дошло никаких свидетельств о конфликтах или вражде между этими народами, весьма различными и в этническом, и в культурном отношении. Но в те времена правило «жить самому и давать жить другим» было нормой для племенных и межобщинных отношений во всем мире, пока численность населения была очень небольшой, а природных ресурсов хватало на всех, так что людям не приходилось поневоле вступать в роковое соперничество с себе подобными.
В X в. на Ньюфаундленде было достаточно солидное население, а богатств земли и моря имелось более чем достаточно, чтобы дать людям все необходимое.
Не только альбаны с Окака, но и туниты были весьма обеспокоены перспективой встречи с инну в предстоящем плавании. Мощный горный массив Киглапейт, образующий южную оконечность Окакской бухты, служил своего рода санитарным кордоном между народами, жившими на севере и юге Лабрадора. И преодолеть этот кордон представлялось делом весьма нелегким.
Что касается двух тунитов с юга, то они волновались куда меньше, что отчасти объяснялось тем, что они уже имели опыт дружеских отношений с лесными людьми у себя на родине, а отчасти тем, что инну не чинили им никаких препятствий во время прошлогоднего плавания на север.
Июль уже приближался к концу, когда два судна, выйдя из гавани Окака, прошли мимо мыса Киглапейт и вступили в область неизведанного. Их окутал густой туман, когда они, стараясь не налететь на скалы, осторожно пробирались по лабиринту островков в бухте Нейн.
Хотя туман, естественно, укрывал их от вражеских глаз, он делал продвижение вперед томительно медленным. Тем не менее лоцманы-туниты твердой рукой вели суда от островка к островку, руководствуясь главным образом чутьем — ну, или так, по крайней мере, казалось альбанам. Они не только не встретили, но и в глаза не видели никаких инну. Действительно, внешние острова выглядели родным домом разве что для чаек да всевозможного морского зверя.
После шести суток после отплытия из Окакской бухты и следуя курсом на юго-восток вдоль побережья, леса по берегам которого становились все более и более густыми, суда пошли прямо на юг, а еще двое суток спустя — на юго-запад. Вскоре они достигли устья пролива, который в наши дни носит название пролива Бель-Иль.
Лоцманы-туниты вели корабли вдоль северного побережья пролива в спокойных водах вплоть до тех мест, где он начинает сужаться, приближаясь к горловине шириной всего какую-нибудь дюжину миль, разделяющей Лабрадор и Ньюфаундленд. Они шли по взморью, и спирали дыма, поднимавшиеся над мрачными материковыми лесами и заметные еще издалека, однозначно указывали на присутствие в этих местах инну. Достигнув современного Пойнт Амур, они повернули прочь от Лабрадора, направившись через пролив.
Приливные течения оказались здесь настолько стремительными, что угрожали унести их во внутреннее море. Но титаническая мощь приливных течений оказалась далеко не главным, что вызвало восторгу альбанов, когда они пересекали пролив. Более всего их поразило несметное богатство и обилие всевозможных видов зверей и птиц в заливе. Мореходам то и дело попадались стаи китов: серых, гладких, горбатых и полосатиков; они кормились, нежились на солнце или просто лениво плыли куда-то. Впоследствии настал день, когда от всего это несметного множества китов не осталось и следа, ибо массовый их промысел привел к тому, что они вообще исчезли в акватории внутреннего моря. Но описываемую нами эпоху и это кровавое будущее разделяло еще как минимум несколько веков.
Подойдя к побережью Ньюфаундленда неподалеку от нынешнего Флауэрс Коув, наши мореплаватели двинулись на юго-юго-запад, выбирая удобную якорную стоянку, на этот раз — не из страха перед инну, а потому, что низкий берег в этих местах настолько изобиловал мелями и рифами, что был практически неприступным.
Спустя сутки-другие они миновали кишащий островками залив Бэй оф Бердз, сегодня — залив Сент-Джон Бэй. Как оказалось, они были не одиноки здесь. В предрассветном сумраке они заметили толпу мужчин, одежда и волосы которых были выкрашены красноватой охрой. Люди эти прятались за двумя большими, длиной добрых двадцать футов, каноэ, сделанными из бересты. Каноэ эти стояли на каменистом берегу у самой воды. По сигналу своего предводителя, высокого, мускулистого мужа, мужчины вошли в волны прибоя, держа над головами свои хрупкие суденышки и стараясь не повредить их об острые камни. И когда солнце поднялось из-за края окрестных холмов в глубине острова, мужчины уже гребли изо всех сил, направляясь к прибрежным островкам.