Страница 100 из 104
Каким бы ни было происхождение этого этнонима, джакатары по-прежнему считают себя особым народом, провозглашая своей исконной родиной юго-западный Ньюфаундленд и в особенности земли на побережье заливов Сент-Джордж Бэй и Порт-о-Порт.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
СЕЛЬСКАЯ ТРОПА
Утро выдалось ясное, но он был стар, и подъем на вершину горы утомил его. Благодаря судьбу, что он все же осилил его, он уселся на землю в длинной тени одной из двух башен. Отсюда, с этой господствующей точки, ему были хорошо видны воды залива, на зеленеющих берегах которого жило большинство людей его народа.
Он направил свое каноэ вверх по Флат Бэй Брук к горной тропе и уже оттуда начал свое восхождение. Его привел сюда вещий сон. Вот уже на протяжении более поколения к здешним берегам не приходило ни одно судно из Европы. И вот в прошлую ночь ему приснилось, что один корабль наконец прибыл сюда.
Последний купеческий корабль, побывавший в водах залива, помнили разве что люди пожилые да старики. В тот раз судно привезло уйму всяких товаров, но и ворох дурных новостей. Суперкарго, говоривший на местном языке, рассказывал, что в окрестных водах Европы развелось столько морских разбойников, что более или менее в безопасности могут чувствовать себя только экипажи военных судов, да и те, по большом счету, подвергаются риску. А купеческие суда пираты захватывают, грабят и пускают ко дну или угоняют в дальние моря. Суперкарго, крепкий моряк из Бристоля, заключил свою тираду такой сентенцией: «Если наша старая развалина доползет обратно и опять почует под килем воды Северна, клянусь, я проглочу якорь и выйду на берег как ни в чем не бывало».
Отбытие купеческого корабля стало для всех печальным событием; люди, собравшиеся на берегу и провожавшие судно взглядами, пока оно не скрылось за горизонтом, слишком хорошо сознавали, что они, вероятнее всего, никогда больше его не увидят.
И вот, прищурив глаза и прикрыв их рукой от ослепительного сияния солнца, отражавшегося в море, старик действительно заметил вдалеке очертания паруса. Да, человек был стар, но зрение у него по-прежнему было острым. И он как зачарованный наблюдал за тем, как его сон, поразивший его ночью, наутро становился реальностью, причем реальностью совершенно особого рода, ибо он и представить себе не мог такой корабль, который сейчас с каждой минутой приближался к ним.
Корабль этот имел необычайно высокую осадку, а его размеры казались просто невероятными из-за больших надстроек на носу и на корме. Вместо традиционной одной мачты с квадратным парусом на нем было целых три мачты, большая из которых высилась в центре судна, а две поменьше — на носу и на баке. А парусов на этих мачтах было столько, что корабль напоминал скорее целую флотилию, чем одно судно.
Донельзя изумленный его появлением, старик наблюдал за диковинным кораблем до тех пор, пока не стало ясно, что тот направляется в гавань Флат Айленда, куда старик, кое-как спустившись с горы, и поспешил, чтобы поведать жителям ошеломляющую новость.
Обогнув мыс, отделяющий от моря Флат Айленд, корабль поднял на корме большое полотнище флага, совершенно незнакомого жителям, которые спешно собрались на берегу. Затем на верхушке главной мачты затрепетал на ветру другой флаг, поменьше. Этот имел более привычный вид: белый крест на темно-красном фоне. Откуда бы этот корабль ни пришел и кто бы ни приплыл на его борту, он, по крайней мере, шел под христианским стягом.
Как оказалось, корабль представлял собой баскский каррак [176] , одним из первых проникший в залив Св. Лаврентия. Его впередсмотрящие давно заметили две башни на вершине Кэйрн Маунтейн, когда судно находилось еще далеко от берега, и капитан принял решение зайти и поглядеть, что же они предвещают.
Им двигало не простое любопытство. Его большой корабль (водоизмещение его превышало двести тонн) был китобоем. Оказавшись в проливе Бель-Иль, корабль постоянно шел буквально посреди множества китов. И вот теперь экипажу судна не терпелось подыскать подходящую гавань, где на берегу можно было бы устроить нечто вроде базы, чтобы оттуда на больших лодках отправиться к китам и загарпунить несколько этих гигантов, топленый жир из туш которых ценился чуть ли не на вес золота.
Обрывистый северный берег отпугнул их, зато в заливе Сент-Джордж Бэй они нашли как раз то, что искали. Да вдобавок они встретили здесь гостеприимство местных жителей, которые, как им показалось, были не вполне чужды им, европейцам.
НИЖЕСЛЕДУЮЩИЙ ТЕКСТ ВО МНОГОМ ОСНОВАН НА ПРЕДПОЛОЖЕНИЯХ, однако я совершенно уверен в его достоверности и способности выдержать огонь самой предвзятой критики.
Альба на Западе в XV в. могла только приветствовать появление басков. На протяжении многих последующих десятилетий туземные жители и пришельцы поддерживали дружеские и взаимовыгодные отношения. Прибывая в начале лета и отплывая на родину поздней осенью или даже оставаясь на зимовку, китобои привозили сюда европейские товары и с выгодой продавали их, получая взамен меха редких зверей, свежие продукты и дешевую рабочую силу. Местные жители помогали баскам разделывать туши убитых китов, а некоторые нанимались гребцами и становились искусными гарпунщиками, уходя на промысел на легких, быстроходных лодках китобоев.
Фермеры поставляли китобоям продукты со своих полей и пастбищ и давали возможность отдохнуть и расслабиться после долгих дней напряженного труда, напоминавших работу мясника на бойне. Добытчики «валюты», которые давным-давно забросили свой старинный промысел из-за нехватки рынков сбыта, теперь получили повод вновь вернуться к нему. Они наведались на сказочно богатые лежбища моржей на островах в заливе Св. Лаврентия и вскоре повели активную торговлю, сбывая китобоям моржовую кость и шкуры.
Год от года в залив приплывало все больше и больше баскских судов, пока их разделочные столбы, черные и закопченные от жира, не появились на всем западном побережье Ньюфаундленда от пролива Кэбота до пролива Бель-Иль и вдоль большей части южного побережья Лабрадора. К концу XV в. промысел в водах залива Св. Лаврентия вели многие дюжины, если не сотни баскских китобойных судов.
Команды этих судов были народ грубый и бесцеремонный, но они все же придерживались определенного кодекса, определявшего их поведение в отношениях не только между собой, но и с туземцами. Старинная запись, несмотря на всю свою лаконичность, свидетельствует, что баски вели себя в отношении туземцев куда более гуманно, чем моряки других европейских держав того времени.
К началу XVI в. баски, совершавшие плавания на запад, приводили в порты Бискайского залива корабли, груженные дорогостоящими товарам: китовым усом и жиром, моржовой костью и драгоценными мехами. Разумеется, баски держались как можно более скрытно, но французы на севере, испанцы и португальцы на юге неизбежно почувствовали запах денег и наживы в ветре, прилетавшем с запада. И не успел еще кончиться тот же XVI в., как искатели легкой добычи из всех трех держав устремились вслед за басками в воды залива Св. Лаврентия.
Одни из них были рыбаками, которых более всего интересовали несметные уловы трески. Но многие представляли собой скорее пиратов — викингов своей эпохи. И если они и придерживались какого-то кодекса чести, то он звучал так: каждый сам за себя, и черт побери слабейших.
Эти авантюристы были из того же племени мародеров, из-за которых в водах Европы более века царил настоящий хаос. И подобно тому, как их отцы несли хаос и разрушение обитателям многих прибрежных стран Европы, эти рейнджеры начали свирепствовать в прибрежных районах западной Атлантики.
Они никогда не проявляли милосердия в отношении своих земляков-европейцев. Тем не менее они были склонны щадить туземцев Нового Света, обращаясь с ними с той поистине варварской жестокостью, на которую способен лишь цивилизованный человек.
176
Каррак — большое двух-трехмачтовое судно многоцелевого назначения с прямыми и косыми парусами, распространенное в Испании и Португалии с конца XV в., предшественник более поздних бригов и бригантин. (Прим. перев.)