Страница 52 из 66
Когда пистолет Ешоннека очутился у меня в кармане, я наклонился, чтобы посмотреть, что с ним. Не нужно быть владельцем похоронного бюро, чтобы понять, что он мертв. Есть, конечно, и более элегантный способ прочистить человеку уши, чем манипуляции с таким инструментом, как девятимиллиметровая пуля, но обстоятельства диктуют свое.
Я закурил сигарету, во рту у меня давно пересохло, и, присев на стол, стал ждать, когда Хауптхэндлер и девушка придут в себя. Я выпускал дым, не разжимая зубы, через короткие паузы. Было совершенно дурацкое ощущение, что у меня внутри кто-то играет на гитаре.
Мебели в комнате почти не было – только потертый диван, стол и пара стульев. На столе на кусочке фетра лежало ожерелье Сикса. Я отбросил сигарету и положил бриллианты на ладонь. Камни, стукнувшись друг о друга, как камешки из мрамора, на ощупь казались холодными и тяжелыми. Трудно было представить это ожерелье, скользкое, как нож, на женской шее.
Недалеко от стола лежал портфель. Я заглянул туда: он был набит деньгами – доллары и фунты, как я и полагал. В портфеле были два фальшивых паспорта – на имя господина и госпожи Рольф Тайхмюллер. На те же самые имена были выписаны и авиабилеты, которые я держал в руках в доме Хауптхэндлера. Подделка была качественная, но в принципе получить такие паспорта нетрудно, особенно, если у вас есть знакомый в паспортном отделе и вы готовы хорошо заплатить. Мне как-то не пришло это в голову раньше, но теперь не стоило сомневаться, что Ешоннек, к которому постоянно обращались за финансовой помощью евреи, уезжавшие из Германии, конечно, держал людей, занимавшихся изготовлением фальшивых документов – весьма доходный побочный промысел.
Девушка застонала и села, оставаясь по-прежнему на полу. Держась за щеку и тихонько всхлипывая, она потянулась к Хауптхэндлеру, чтобы помочь ему подняться. Пока тот, перевернувшись на другой бок, вытирал кровь с носа и подбородка, она держала его за плечи. Я раскрыл ее паспорт. Красавицей, как считала Марлен Зам, я бы ее не назвал, но какая-то привлекательность и даже интеллигентность, несомненно, присутствовали. По крайней мере, ничего общего с той второсортной девицей, какой я ее себе представлял, когда узнал, что она работала крупье.
– Извините, что мне пришлось так поступить, фрау Тайхмюллер. Не знаю, как к вам правильнее обратиться – Ганна, или Ева, или как-то иначе. Какое у вас сейчас имя?..
Она посмотрела на меня с такой нескрываемой ненавистью, что у нее сразу высохли слезы.
– А вы небольшого ума. – Она говорила сухо и отрешенно. – Не понимаю, почему эти два идиота решили, что вас нужно убрать с дороги.
– Теперь я считаю, что это и в самом деле было необходимо.
Хауптхэндлер сплюнул на пол.
– А что же теперь изменилось?
– Ну, как вам сказать... Теперь все зависит от вас. Мы можем придумать такой вариант: мотив убийства – страсть или что-то в этом роде. У меня друзья в Алексе, и эту проблему мы решим, договоримся. Но сначала вы должны помочь мне. Со мной работала женщина – высокая, с темными волосами, хорошо сложенная, одета в черное пальто. На вашей кухне на полу кровь, и я тревожусь, не случилось ли что с моей сотрудницей. Кажется, она пропала. Вам об этом, видимо, ничего не известно, так?
Ева насмешливо фыркнула.
– Пошел ты к черту! – сказал Хауптхэндлер.
– С другой стороны, – я решил их припугнуть, – преднамеренное убийство – это, друзья мои, преступление, наказуемое смертью. Причем почти наверняка, если тут замешана большая сумма денег. Я видел однажды, как вешали преступника в тюрьме на озере Плетцен. Гелпл, официальный палач, приступает к делу, облачившись в белые перчатки и фрак. Довольно милое зрелище.
– Бросьте пистолет, господин Гюнтер, прошу вас. – Голос звучал откуда-то сбоку, возможно за дверью, по интонации – терпеливо, но настойчиво, как будто обращались к капризному ребенку. Но приказ я исполнил, так как знаю точно, что спорить с автоматическим оружием, направленным на тебя, бессмысленно, а короткого взгляда на физиономию его владельца, напоминающую боксерскую перчатку, было достаточно, чтобы понять, что он, не задумываясь, выстрелит, если я посчитаю его обращение всего лишь милой шуткой. Он вошел в комнату, а за его спиной возникли еще двое с пушками.
– Эй, вы, – сказал человек с автоматическим пистолетом, – поднимайтесь на ноги, вы, двое. – Ева помогла Хауптхэндлеру встать. – Лицом к стене. И вы тоже, Гюнтер.
Обои были дешевые. Чересчур темные и мрачноватые, на мой вкус. Несколько минут я изучал их, ожидая, когда они приступят к обыску.
– Если вам знакомо мое имя, значит, вы должны знать, что я частный детектив. Эти двое разыскиваются по обвинению в убийстве.
Я не столько увидел резиновую дубинку, сколько услышал, как она просвистела у меня над головой. Перед тем как упасть на пол и потерять сознание, я успел подумать, что это стало утомительным – то и дело оказываться в нокауте.
Глава 16
Странная вещь – куранты отбивали время и одновременно кто-то бил в большой турецкий барабан. Мучительно знакомый мотив. «И только Анну из Тарау я одну люблю»? Нет, это никакая не мелодия. Это звонок пятьдесят первого трамвая, идущего в депо на Шонхаузералле Мы ехали по Шиллерштрассе, Панкову, Брейтештрассе, и машину немилосердно трясло. Теперь я отчетливо слышал звон олимпийского колокола на большой часовой башне. Этот колокол звонил на открытии Олимпийских игр, и его же звон возвестит об их закрытии.
Раздался выстрел стартера Миллера, и под рев зрителей Джо Луис бросился на меня и вторично в этом раунде уложил на пол. В ночном небе ревел четырехмоторный моноплан «юнкере», летевший в Кройдон, и казалось, что от этого звука можно просто сойти с ума. Вдруг я услышал собственный голос:
– Выбросите меня у озера Плетцен.
Моя голова дрожала, как доберман, почуявший суку. Я попытался оторвать голову от пола машины, в которой меня везли, но тут выяснил, что мои руки наручниками скованы за спиной. В этот момент меня пронзила совершенно невыносимая боль, такая боль, что я думал только об одном – как бы случайно не шевельнуть головой...
...Я услышал, как сотни тысяч ног, обутых в сапоги, отбивая шаг, маршируют по Унтер-ден-Линден, и кто-то поднес микрофон поближе к колонне солдат, чтобы усилить этот убивавший душу звук. Создавалось такое впечатление, что по улице скачет гигантских размеров лошадь. Раздался вой сирены, объявлявшей воздушную тревогу. На окопы противника обрушился огневой вал – это началась артиллерийская подготовка. В ту минуту, когда мы выбрались из окопов и готовы были уже броситься в атаку, прямо над нашими головами разорвался снаряд, бросив нас на землю. Забравшись в воронку, забитую сгоревшими в огне лягушками, я ждал, когда стихнет этот шум. Казалось, что мою голову поместили внутрь огромного пианино, молоточки которого непрерывно били по струнам, отчего звон в ушах не прекращался.
Меня охватила противная слабость. Я почувствовал, как меня вытащили из машины и поволокли, а может, и понесли куда-то в сторону. Кто-то снял наручники с моих рук, а самого меня усадили на стул. Кто-то придерживал меня, чтобы я с него не свалился. Другой человек в форме, от которого сильно воняло карболкой, обшарил мои карманы. Он вывернул их наизнанку, и я вдруг почувствовал, что воротник пиджака прилип к шее. Дотронувшись до нее, я нащупал рану, из которой шла кровь. Какой-то человек осмотрел мою голову и заявил, что я способен отвечать на вопросы. С их точки зрения, мне не составило бы труда сыграть партию в гольф. Передо мной поставили чашку кофе и предложили сигарету.
– Вы знаете, где находитесь?
Я что-то пытался сделать со своей головой, чтобы она не тряслась, и пробормотал, что не знаю.
– Вы находитесь в отделении Крипо на Кенигсвег, в Грюневальде.
Я глотнул кофе.
– Меня зовут Хингсен, криминальинспектор Хингсен. – Это был человек, задававший вопросы. – А это – вахмистр Венц. – Он кивнул в сторону другого человека в форме, стоявшего рядом, от которого так несло карболкой. – Может быть, вы потрудитесь сообщить нам, что произошло.