Мартовские фиалки

Когда я вернулся в спальню, она все еще стояла посреди комнаты и ждала меня. Сгорая от желания, я сорвал с нее панталоны, повалил на кровать и раздвинул ее стройные загорелые ноги с тем вожделением, с каким ученый раскрывает бесценную книгу. На какое-то время я полностью углубился в «чтение», переворачивая страницу пальцами и любуясь зрелищем, о котором даже не мечтал.

Свет мы оставили, и я мог изучить все подробности ее тела. Когда все закончилось, она улеглась на меня сверху и, тяжело дыша, как собака, осторожно гладила мою грудь, словно слегка побаиваясь.

– А ты, оказывается, хорошо сложен.

– Моя мать работала кузнецом – она забивала гвозди в лошадиную подкову одним ударом ладони. Фигурой я пошел в нее.

Она хихикнула.

– Ты, в общем-то, не очень разговорчив, но, если уж разойдешься, становишься остроумным.

– Сейчас в Германии очень много людей, которые выглядят слишком серьезными.

– А ты к тому же еще и циник. С чего бы это?

– Дело в том, что в прошлом я был священником.

Она дотронулась до небольшого шрама на лбу – там, где меня задело шрапнелью.

– А это у тебя откуда?

– По воскресеньям после службы в ризнице я занимался боксом с мальчишками из хора. Ты любишь бокс?

Я вспомнил фото на пианино, где она была снята со Шмеллингом.

– Обожаю. И вообще предпочитаю грубых, сильных мужчин. Люблю ходить в цирк Буша, смотреть, как они готовятся к выступлению. Мне там все интересно: как отрабатывают приемы нападения и защиты, как боксер наносит удар. Там понимаешь по-настоящему, что такое воля к победе.

– Ты мне напоминаешь патрицианок Древнего Рима, которые, прежде чем сделать ставку на гладиаторов, ходили посмотреть на них перед боем, чтобы заранее определить, кто же станет победителем.

– Это было очень разумно с их стороны. Я люблю мужчин-победителей. Ты...

– Что я?

– Я вижу, что тебя не собьешь одним ударом. А может, и вообще не собьешь. Мне кажется, ты боец стойкий, терпеливый, действующий методично. Ты так можешь отделать противника, что тот долго не очухается. И потому ты очень опасен.

– А ты?

Она отчаянно заколотила кулаками по моей груди, ее груди возбуждающе заколыхались, но желания она у меня больше не вызывала, по крайней мере, сейчас.

– Ну, говори же, – она почти кричала, – какой я боец?

Я посмотрел на нее краешком глаза.

– Я думаю, ты их тех, кто танцует вокруг противника, стараясь вымотать его, а потом наносит решающий удар и отправляет в нокаут. Победа по очкам тебя не устроит. Тебе нужно, чтобы противник пал к твоим ногам. Но в нашем с тобой поединке есть одна деталь, которой я не могу понять.

– Какая же?

– Почему ты решила, что я сломаюсь?

Она села в кровати.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Нет, ты прекрасно понимаешь. – После того, как она побывала моей, мне стало легче с ней говорить. – Ты думаешь, что твой муж нанял меня, чтобы я шпионил за тобой, правда? И ты, конечно, не веришь, что я действительно расследую обстоятельства пожара. Именно поэтому ты все это устроила и теперь думаешь, что я стану послушным, как пудель, и по твоей команде встану на задние лапки, чтобы получить конфетку. Ну, так должен сказать тебе, что ты напрасно теряешь время. Я уже говорил, что делами о разводах я не занимаюсь.

Она глубоко вздохнула и закрыла грудь руками.

– Да, вы действительно умеете выбрать нужный момент для удара, господин Ищейка.

– Так, значит, я прав?

Она спрыгнула с кровати, и я сразу же понял, что это тело, обнаженное, словно булавка без головки, я вижу в последний раз. Теперь для того, чтобы мельком полюбоваться ее дразнящей наготой, мне, как и всем остальным мужчинам, придется покупать билет в кино.

Ильза подошла к буфету и, сдернув с вешалки халат, достала из кармана пачку сигарет. Она закурила, дрожа от злости, все еще прикрывая рукой грудь.

– Я могла бы предложить тебе деньги, – сказал она. – Но я отдала тебе себя. – Она нервно выдохнула дым, я видел, что она почти не затягивается. – Сколько ты хочешь?

Я раздраженно хлопнул ладонью по своему голому бедру.

– Ты меня не слышишь, черт подери. Я же сказал тебе, меня наняли совсем не для того, чтобы я подсматривал в твою замочную скважину и выведывал, кто твой любовник.

Она смотрела на меня с явным недоверием.

– А откуда ты знаешь, что у меня есть любовник?

Я встал и начал одеваться.

– Для того, чтобы понять, что у тебя есть любовник, лупа и пинцет не нужны. Если бы у тебя не было любовника, ты, конечно, так бы меня не боялась.

Она вся напряглась, я чувствовал, что не рассеял ее подозрений.

– Я вижу, ты из той породы, кто и на лысине вошь отыщет. А кстати, с чего это ты взял, что я тебя боюсь? Мне просто не нравится, когда другие суют нос в мои дела. Знаешь, я думаю, тебе лучше будет оставить этот дом.

Она повернулась ко мне спиной.

– Одну минуту, сейчас.

Я застегнул подтяжки и надел пиджак. Подойдя к двери, я сделал последнюю попытку достучаться до Ильзы.

– Еще раз хочу тебе сказать: меня пригласили не для того, чтобы следить за тобой.

– Но из-за тебя я попала в дурацкое положение.

– Я понимаю, тебе приходится это говорить, чтобы сохранить лицо. Но ты попала в дурацкое положение не из-за меня, а из-за своих подозрений, для которых нет оснований. Подобное может прийти в голову только какой-нибудь деревенской дуре. Благодарю за этот незабываемый вечер.

Когда я покидал комнату, мне в спину неслась такая дикая брань, на которую способен только мужик, попавший молотком себе по пальцу.

Домой я возвращался, чувствуя себя оплеванным. Мне было скверно от того, что все так повернулось, ведь не каждый день можешь переспать с одной из самых популярных кинозвезд Германии, это так. Но потом она тебя, как котенка, швыряет за порог, а ты еще не успел изучить это ошеломляюще прекрасное тело. Я пережил потрясение человека, которому сначала объявили, что он выиграл главный приз на ярмарке, а час спустя сообщили, что произошла ошибка. Все-таки, сказал я себе, следовало предвидеть, что все так и обернется: известно, что никто так не похож на проститутку, как богатая женщина.

Очутившись дома, я первым делом выпил, а затем нагрел воду для ванны[19]. Помывшись, я надел халат, купленный в магазине Вертхайма, и снова почувствовал себя хорошо. В комнате было душно, поэтому я открыл окно, взял книгу и начал читать. За книгой меня и сморил сон, а часа через два я проснулся от стука в дверь.

– Кто там? – спросил я из прихожей.

– Открывайте, это полиция, – ответили из-за двери.

– Что вам нужно?

– Мне нужно задать вам несколько вопросов об Ильзе Рудель. Час назад ее нашли мертвой в своей квартире.

Я распахнул дверь, и в живот мне уперся ствол «парабеллума».

– Назад, не оборачиваться, – приказал человек с пистолетом.

Я сделал несколько шагов, инстинктивно подняв руки вверх.

Человек этот был одет в светло-голубую льняную спортивную куртку в баварском стиле, дополненную канареечно-желтым галстуком. На его бледном юношеском лице был шрам, но такой аккуратный, что, скорее всего, подумал я про себя, парень сам его себе сделал, чтобы другие думали, что это память о студенческой дуэли. Он него сильно пахло пивом. В прихожую он буквально ввалился.

– Я сделаю все, что прикажешь, сынок, – сказал я с облегчением, увидев, как он нервничает и как неловок в обращении с оружием. – Ты меня здорово разыграл с этим сообщением о смерти Ильзы Рудель. Сам удивляюсь, как я мог попасться на такую удочку?

– Подонок! – прорычал он в ответ.

– Можно мне опустить руки? Знаешь, затекают быстро, не то что прежде. – Я опустил руки. – Ну, чего ты от меня хочешь?

– Только не вздумайте отпираться.

– Отпираться? А от чего я должен отпираться?

– От факта изнасилования.

Он пошевелил пальцами, державшими пистолет, сглотнул, при этом кадык его дернулся.

19

В те годы газа в квартирах не было. Пользовались колонками с восьмидесятилитровым баком, который нагревался с помощью брикетов из бурого угля. Если колонки не было, подключались к электросети.