Что скрывал покойник

— Может быть. Не помню. У меня есть разрешение, как вам известно.

— Я спрашивал не об этом. Вы охотились утром в прошлое воскресенье?

Андрэ лишь пожал плечами.

— В подвале я видел испачканный лук.

«Это вполне в духе Андрэ, — подумал инспектор, — не привести оружие в порядок после охоты». Но, глядя на антисептический дом, Бювуар понимал, почему Андрэ может тосковать по грязи, И беспорядку. Только бы отдохнуть хотя бы немного от чистящего средства с ароматом лимона.

— Вы, должно быть, полагаете, что он влажный и грязный еще с прошлой недели? — с издевкой поинтересовался Андрэ.

— Нет, только после сегодняшнего дня. Вы ведь охотитесь по воскресеньям, верно? Вы не пропускаете ни одного воскресенья, включая и прошлое, когда была убита Джейн Нил. Позвольте мне внести полную ясность. Речь идет об убийстве, и мы его расследуем. Кто главный подозреваемый в любом деле об убийстве? Член семьи. Кого подозревают сразу после него? Того, кто что-нибудь выигрывает от смерти. А если у этого человека есть еще и возможность, то, наверное, самое время готовить для него теплое местечко в камере предварительного заключения. Смерть Джейн Нил выгодна вам обоим. Мы знаем, что вы погрязли в долгах. — Он высказал предположение, которое не казалось ему таким уж невероятным. — Вы ведь были уверены, что унаследуете все, а вы, Андрэ, знаете, как стрелять из лука так, чтобы убить наверняка. Я понятно изъясняюсь?

— Послушайте, инспектор, — Андрэ встал с кресла, и страницы газеты одна за другой соскользнули на пол. — Я пошел на охоту и завалил оленя в тот день, когда убили Джейн Нил. Можете спросить Бокслейтера на бойне, он разделывал его для меня.

— Но вы охотились еще и сегодня. Разве лимит на дичь не ограничивается одним оленем?

— Что, теперь вы еще и егерем заделались? Да. Я ходил на охоту сегодня. Я убью столько оленей, сколько захочу.

— А ваш сын Бернар? Где был он в прошлое воскресенье?

— Спал.

— Спал так же, как и вы?

— Послушайте, ему всего четырнадцать, и по выходным подростки в его возрасте спят. Он спит, потом просыпается так поздно, что приводит меня в бешенство, потом съедает всю жратву, которую я оставляю для него в холодильнике, и снова отправляется в постель. Хотел бы я, чтобы и у меня была такая жизнь.

— Чем вы занимаетесь и как зарабатываете на жизнь?

— Я безработный. Я был астронавтом, но потом меня вышибли. — И Андрэ заржал, будучи в восторге от собственного остроумия. От этого мерзкого, гнилого смеха комната умерла окончательно. — Ага, они взяли однорукую черную лесбиянку вместо меня.

Бювуар ушел из этого дома, снедаемый желанием позвонить жене и сказать ей, как сильно он ее любит, а потом рассказать ей, во что он верит, рассказать о своих страхах, надеждах и разочарованиях. Поговорить с ней о чем-нибудь реальном и значимом. Он вынул из кармана сотовый телефон и набрал номер. Но нужные слова застряли где-то на полпути. И он принялся рассказывать ей о том, что погода прояснилась, а она, в свою очередь, поведала ему о фильме, который взяла напрокат. Потом они одновременно положили трубки. Возвращаясь на машине обратно в деревушку Три Сосны, Бювуар ощутил запах, которым пропиталась его одежда. Чистящее средство с ароматом лимона.

Он обнаружил своего шефа стоящим перед коттеджем мисс Нил. В руке тот сжимал ключ. Гамаш ждал его. Наконец, спустя ровно неделю после смерти Джейн Нил, двое мужчин вошли в ее дом.

Глава одиннадцатая

Да это целая молельня, черт меня побери! — прошептал Бювуар. Мужчины замерли на месте и, кажется, даже забыли, что нужно дышать. — Господи Иисусе!

Они стояли на пороге гостиной Джейн и не могли пошевелиться от изумления. То, что открылось глазам, приковало к себе все их внимание, как если бы они оказались на месте жуткой катастрофы. Но здесь перед ними были следы отнюдь не несчастного случая. Нет, здесь кто-то потрудился на славу, целеустремленно и со знанием дела.

— На месте Джейн Нил я тоже бы никого не пускал сюда, — произнес Бювуар, и голос его вновь обрел мирские интонации. Впрочем, ненадолго. — Sacre! [54]

Комната Джейн Нил оскорбляла своим цветовым безумием. Со стен на них смотрели светящиеся цветы Тимоти Лири, психоделические трехмерные серебряные башни и грибы надвигались со всех сторон и вновь отступали, Веселые Лица [55]маршировали вокруг камина. Это было подлинное торжество дурного вкуса.

— Караул! — прошептал Бювуар.

В сгущающихся сумерках комната светилась собственным сиянием. Даже потолок между старыми деревянными балками был заклеен обоями. Это была уже не просто шутка, это была пародия. Любитель исторического и архитектурного наследия провинции Квебек почувствовал бы себя просто ужасно в этой комнате, и Гамаш, который относил себя к их числу, заподозрил, что еще немного, и он простится со своим обедом.

Такого он не ожидал. Столкнувшись с подобной какофонией цвета, он растерялся и даже не мог вспомнить, на что он, собственно, рассчитывал. Но уж никак не на это, во всяком случае. Он с трудом оторвал взгляд от маниакальных Веселых Лиц и заставил себя взглянуть на деревянные полы из широких досок, срубленных и обтесанных каким-нибудь лесорубом, спасавшимся от подступающей зимы пару сотен лет назад. Гамаш знал, что подобные полы даже в Квебеке считались настоящим произведением искусства. Джейн Нил посчастливилось жить в одном из небольших оригинальных домов, сложенных из булыжника, то есть из камней, которые в буквальном смысле вырывали из земли, расчищая участки для посевов. Владеть таким домом означало выступать в роли хранителя истории провинции Квебек.

Со страхом, ожидая худшего, Гамаш опустил взгляд со стен на пол.

Он был выкрашен в розовый цвет. Блестящий и омерзительный.

Он застонал. Стоя рядом с ним, Бювуар уже было протянул руку, чтобы поддержать старшего инспектора, но в последний момент отдернул ее. Он понимал, каким ударом такое зрелище должно было быть для подлинного знатока и любителя истории. В некотором смысле это можно было рассматривать как святотатство.

— Зачем? Для чего? — вырвалось у Гамаша, но Веселые Лица хранили молчание. Он не мог найти ответа, хотя, впрочем, подсознательно ожидал чего угодно от этих Les Anglais [56]. Эта комната могла служить еще одним примером их непостижимого поведения. Молчание затягивалось, и Бювуар почувствовал, что должен предложить шефу хотя бы намек на ответ.

— Может быть, она решила, что ей нужно сменить обстановку. Ведь, кажется, именно так большая часть нашего антиквариата попала в дома к другим людям? Наши прадедушки и прабабушки продавали его богатым англичанам. Избавлялись от столиков из сосны, гардеробов и кроватей с медными шарами в обмен на всякое барахло из каталога Итона.

— Вы правы, — согласился Гамаш. Именно так все происходило каких-нибудь шестьдесят или семьдесят лет тому назад. — Но вы только взгляните сюда! — Он указал в угол. Там возвышался роскошный стенной шкаф, сохранивший свой родной, первоначальный цвет топленого молока, полки которого прогибались под тяжестью антикварной художественной керамики. — Или сюда. — Гамаш кивнул на огромный дубовый валлийский буфет. — А вот это, — он подошел к приставному столику, — подделка под мебель в стиле Людовика Четырнадцатого, вручную сработанная столяром-краснодеревщиком, который наверняка жил во Франции, был хорошо знаком с этим стилем и попытался воспроизвести его. Такой столик практически не имеет цены. Нет, Жан Ги, Джейн Нил разбиралась в антиквариате и любила его. Не могу себе представить, почему она собирала эти вещички, а затем вдруг сделала поворот на сто восемьдесят градусов и раскрасила пол. Но я спрашивал вас не об этом. — Гамаш медленно повернулся на каблуках, оглядывая комнату. В голове, в районе правого виска, возникла пульсирующая боль. — Мне кажется странным, что мисс Нил не пускала сюда друзей.

54

Будь я проклят!

55

Персонажи поздравительных открыток.

56

Англичан.