Страница 109 из 151
— Не сочтите за труд рассмотреть его, сэр, — продолжал мой коллега, — и скажите мне, нет ли на лезвии, ближе к острию, треугольной зазубрины длиной примерно в одну восьмую дюйма?
Коронер взглянул на нож и сказал удивленно:
— Да, есть. Значит, вы уже видели этот нож?
— Нет, не видел, — отвечал Торндайк. — Но позвольте продолжить мой рассказ. То, что отпечатки на фотографическом снимке и на свече принадлежат Паулю Петровски, — неоспоримо; поэтому перейдем к улике, найденной при осмотре тела.
В соответствии с вашим распоряжением, я отправился в морг и произвел осмотр тела. Рану уже подробно и точно описал доктор Дэвидсон, но я отметил одну деталь, которую, я полагаю, он упустил. В толще позвонка — точнее, в левом поперечном выступе четвертого позвонка — я обнаружил небольшой кусочек стали, который осторожно извлек.
Он вытащил из кармана коробочку для образцов, вынул из нее бумажный конвертик и протянул коронеру.
— Этот кусочек здесь, — сказал он, — и он, вероятно, подойдет к зазубрине.
В напряженной тишине коронер открыл конвертик и вытряхнул кусочек металла на лист бумаги. Положив нож на тот же лист, он осторожно вложил крохотный обломок лезвия в зазубрину и поднял взгляд на Торндайка:
— В точности подходит.
С противоположного конца зала раздался громкий звук падения. Мы обернулись.
Петровски рухнул на пол, лишившись чувств.
— Весьма поучительное дело, Джервис, — заметил мой друг по дороге домой, — ведь оно повторяет урок, которому власти до сих пор не желают внимать.
— Какой же? — спросил я.
— Вот какой. Когда обнаруживается, что произошло убийство, место преступления тотчас же должно превратиться в дворец Спящей красавицы. Ни единой пылинки нельзя смахнуть, ни единой живой душе нельзя входить до тех пор, пока ученый-эксперт не осмотрит там все, in situ [104]и в совершенно нетронутом виде. Нельзя, чтобы там топали энергичные патрульные, чтобы все перерывали следователи, чтобы туда-сюда носились ищейки. Представьте, что бы случилось в этот раз, если бы мы прибыли несколькими часами позже. Труп был бы в морге, волосы — в кармане у сержанта, кровать бы перетряхнули и рассыпали весь песок, свечу забрали бы, а на лестнице было бы полно свежих следов. Не осталось бы ни одной настоящей улики.
— А послание со дна моря, — добавил я, — так бы и не дошло до адресата.
У. X. ХОДЖСОН
1877–1918
Перевод и вступление Надежды Гайдаш
Уильям Хоуп Ходжсон родился 15 ноября 1877 года в Эссексе в семье англиканского священника, вторым из двенадцати детей. После неудачного побега из дома Уильям все-таки уговорил отца отпустить его «на волю» и на четыре года ушел в юнги. Ходжсон ходил в торговом флоте, дослужившись до чина помощника капитана, а в 1898 году получил медаль за спасение товарища, упавшего за борт — в море, кишащее акулами. Свободное время он посвящал физическим упражнениям и фотографии, вел дневник.
В 1899 году Ходжсон навсегда простился с морем и открыл в Блэкберне Школу физической культуры У. Х. Ходжсона, основными клиентами которой сделались местные полицейские. Ходжсон не гнушался самой неожиданной рекламы. Однажды, когда уже знаменитый тогда эскапист Гарри Гудини выступал в Блэкберне и, помимо прочего, совершил показательный побег из местной тюрьмы, Ходжсон бросил ему вызов, обещая «королю наручников» такие оковы, с которыми тот ни за что не справится. 24 октября 1902 года в местном театре «Палас» публика с интересом наблюдала представление. Гудини удалось освободиться с большим трудом. Под занавес он заявил, что за четырнадцать лет выступлений с ним никогда прежде не обращались так дурно.
Несмотря на довольно широкую известность (среди прочих рекламных подвигов — спуск на велосипеде по крутой, наполовину состоящей из ступеней улице), к 1903 году Ходжсон понял, что Школа физической культуры не приносит достаточного дохода, и переключился на литературную деятельность. Начав с иллюстрированных статей по физкультуре, вскоре он попробовал свои силы в беллетристике. За десять лет активной литературной деятельности Ходжсон написал пять романов, множество рассказов и два сборника стихов — в основном в готическом духе.
В 1912 году он женился на Бетти Фарнуорт, работавшей тогда в женском журнале «Домашние заметки». В начале Первой мировой войны Ходжсон, невзирая на флотский опыт, стал лейтенантом Королевской артиллерии. В апреле 1918 года он погиб под артобстрелом в Ипре.
Цикл «Карнаки — охотник за привидениями» включает в себя девять рассказов. Все они — ярчайший пример столкновения готического и детективного жанров и зародившегося на этом стыке «сверхъестественного детектива». Если Ходжсона спасла от забвения прежде всего высокая оценка другого мастера готического жанра — Лавкрафта, то Карнаки пользуется растущей популярностью в наши дни. «Сверхъестественный детектив» импонирует молодежной игровой субкультуре (и, по сути, лежит в ее основе), поэтому неудивительно, что приемы Карнаки были использованы создателями «научно-романтической ролевой игры» Forgotten Futures, полностью посвятившими один из ее тематических выпусков «миру Карнаки».
«Конь-призрак» — один из самых ярких рассказов цикла, сочетающий в себе как детективные, так и готические элементы. Несмотря на нетрадиционный для обычного сыщика интерес ко всяческим потусторонним силам, Карнаки подходит к расследованию каждого дела с научной точки зрения, взяв за правило не делать поспешных выводов, если загадку можно объяснить естественными причинами.
Впервые рассказ «Конь-призрак» был опубликован в 1910 году в журнале «Айдлер».
W. Н. Hodgson. The Horse of the Invisible. — The Idler, 1910.
• H. Гайдаш, перевод на русский язык и вступление, 2008
У. X. ХОДЖСОН
КОНЬ-ПРИЗРАК
Тем утром я вновь получил приглашение от Карнаки. Придя, я обнаружил, что он сидит в полном одиночестве. Карнаки поднялся мне навстречу — движения его были скованны, лицо исцарапано, правая рука висела на перевязи. Я пожал левую, и он протянул мне свою газету, от которой я отказался. Тогда, предложив мне стопку фотографических пластин, он снова погрузился в чтение.
В этом весь Карнаки. С момента моего прихода он не произнес ни слова, я же ни о чем его не спросил. Позже он сам все расскажет. А до тех пор я удовлетворился рассматриванием пластин. На большинстве из них была запечатлена (чаще всего со вспышкой) чрезвычайно хорошенькая девушка; ее красоту невозможно было не отметить, хотя выглядела она смертельно испуганной, и не оставалось ни тени сомнений: девушке этой угрожает страшная опасность.
Все фотопластины изображали разнообразные комнаты и коридоры, на каждой присутствовала девушка; она стояла то вдалеке — и тогда была изображена в полный рост, — то почти вплотную к фотографу — тогда камера выхватывала лишь часть ее руки, головы или платья. Очевидно, запечатлеть хотели не девушку, а то, что ее окружало, и, как вы понимаете, эти фотографические пластины возбудили во мне немалое любопытство.
Просмотрев их почти до конца, я наткнулся на нечто поистине небывалое. Девушка замерла в свете вспышки, она смотрела вверх, будто испугавшись внезапного звука. Прямо над ней, точно сотканное из тени, нависало огромное полупрозрачное копыто.
Я долго и внимательно рассматривал этот снимок, но только и смог заключить, что он, видимо, имеет отношение к последнему делу Карнаки. Когда подошли Джессоп, Акрайт и Тейлор, Карнаки без слов протянул руку за пластинами, которые я так же молча вернул, и мы сели ужинать. Наконец, проведя час за столом в безмолвии, мы устроились поуютнее, и Карнаки начал.
— Я был на севере, — заговорил он, растягивая слова и то и дело попыхивая трубкой. — У Хисгинсов, в Восточном Ланкашире. Полагаю, когда я расскажу все в подробностях, вы согласитесь, что дело это оказалось очень странным. Еще до поездки я был наслышан о таинственном коне Хисгинсов, но никогда не думал, что мне самому придется с ним столкнуться. Теперь я понимаю, что никогда не принимал всерьез эту историю, несмотря даже на то, что держу за правило не делать поспешных выводов. Воистину, мы, люди, странные создания!
104
На (своем) месте (лат.).