Страница 131 из 223
В столовой было тихо.
Марина сжала руку Флегонта. У Флегонта колотилось сердце. И он слышал, как колотится сердце Марины. Александр говорил:
— То, что ты возился с красногвардейцами во время восстания, об этом никто не вспомнит… все это понятно каждому…
Тихо было в квартире Драгомирецких. В комнатке Марины Драгомирецкой быстро–быстро, словно спеша за неумолимым и безвозвратным бегом времени, тикали часики: атлант с земным шаром на плечах. Теперь, когда маятник оторвался, минутная стрелка обегала циферблат за одну минуту.
— Слышишь, Ростислав, и о твоем дезертирстве с фронта никто не станет поминать: боевыми делами, кровью смоешь позор… А!
Гулко и звонко прозвучала пощечина. Грохнул и покатился опрокинутый стул. Марина вскочила. Флегонт схватил ее за руку.
— Пусти!
Марина бросилась к двери. Но Флегонт перехватил ее:
— Не надо! Сейчас не надо!
— Пусти!..
Они боролись у запертой двери в темноте.
— Тише! — Марина замерла в руках Флегонта: она слушала.
Но в столовой все было тихо. Потом шпоры зазвенели, быстро приближаясь сюда, в прихожую. Александр шел, не произнося ни слова.
Но на пороге столовой он остановился.
— Сволочь! — хрипло выкрикнул он. — Сволочь! Я тебе… ничего не забуду!.. Дезертир! Красная сволочь…
Слышно было, как Александр рванул с вешалки свою шинель. Наружная дверь хлопнула, быстрые шаги протопали вниз по лестнице — дальше и дальше, ниже и ниже. Потом они затихли, но еще раз гулко хлопнула дверь, в подъезде.
Марина в темноте нашаривала крючок.
— Марина!
— Подожди меня здесь.
4
Ростислав наливал себе из чайника чай, когда Марина появилась на пороге столовой. Рука Ростислава дрожала, он был бледен.
— Ростик!
— А! Ты проснулась? Разбудил этот…
— Ростик! — Марина кинулась к брату. Схватила его за плечи. Припала щекой к груди.
— Что такое?..
— Ростик!
— Ты слышала…
— Ты его ударил!
— И наш разговор ты слышала?
— Слышала… слышала все…
Марина обнимала брата, терлась щекой о щеку.
— Ростик, бедный… Ростик, какие мы с тобой бедные!..
Ростислав освободил руку и похлопал сестру по спине:
— Ничего. Успокойся, Марина. Иди спи…
— Ты выгнал его?
— Он сам ушел.
— Ах, Ростик…
Ростислав освободил и вторую руку и стал размешивать ложечкой чай в стакане.
— Ведь ты не положил сахару. Я сейчас!
Марина метнулась к буфету.
— Боже мой, и чай–то холодный. Я согрею!
Она схватила, чайник, хотела бежать на кухню.
— Не надо, Марина. Ты же знаешь, я люблю холодный.
— Hy, так… я тебе поджарю сейчас свежих блинчиков!
— Не надо. Спасибо. Я уже поужинал.
Марина отодвинула стул и села против брата. Локтями она оперлась о стол, лицо положила на ладони. Она смотрела на брата. Во взгляде ее было все: и сочувствие, и боль, и тревога, и как будто бы радость, а больше всего — растерянность.
— Что скажет… отец? — прошептала Марина.
Ростислав не ответил. Он пил чай маленькими глоточками и смотрел поверх Марининой головы куда–то на стенку.
— Он правда уедет на Дон?
Ростислав не ответил.
— Их в самом деле уезжает сейчас много: три военных училища, пять школ прапорщиков… Нет, — поправилась Марина, — школ прапорщиков четыре: украинская школа прапорщиков остается…
Ростислав поставив на стол пустой стакан. Не глядя на сестру, он спросил:
— Ты… очень сердишься, что я его… ударил?
Теперь не ответила Марина.
Ростислав поднял на нее глаза. Марина смотрела на него, в ее взгляде были недоумение, укор, гнев. Ростислав кивнул. Марина смотрела на него — вот–вот заплачет.
Ростислав скользнул взглядом по Марининой голове и улыбнулся:
— Какая ты трепаная, Маринка!
Маринина грива, и всегда вихрастая, теперь, после того как она повалялась по подушке и Флегонтовым коленям, была похожа на перевернутый сноп прошлогодней соломы. Марина покраснела — ей в эту минуту подумалось, что Ростислав видел, как она… Она встрепенулась и стала приглаживать волосы руками.
Ростислав встал.
— Знаешь что, Маринка? — сказал он. — Давай и впредь друг у друга ни о чем не спрашивать? Согласна?
Марина тоже поднялась.
— Разве я о чем–нибудь спрашивала?
— Нет, это я так… — Ростислав снова усмехнулся. Усмешка была какая–то кривая, горькая. — Просто, чтоб тебе не вздумалось…
— Я и не собиралась.
Марина подошла к брату и положила ему руки на плечи:
— Ах, Ростик!..
Она спрятала лицо у него на груди.
— Ах, Ростик, то–то и плохо, что я прекрасно понимаю, что… не понимаю тебя! И что ты меня… не понимаешь…
— Ax, какие же мы с тобою загадочные!
— А ведь мы — брат и сестра.
Ростислав помрачнел:
— Александр тоже нам… брат. Брат! — повторил Ростислав с болью. — И как нам с тобой… вытащить его из болота?
Марина молчала, молчал Ростислав. Они стояли посреди комнаты — Маринина голова по–прежнему у него на груди, а глаза смотрят куда–то в пространство, ничего не видя. Ростислав тоже уставился пустым взглядом неведомо куда. Найдутся ли у них силы, чтоб спасти брата? Есть ли способ его спасти? И что это означает — спасти? И кого из них надо спасать?..
Наконец Марина тихо спросила:
— А все ж таки, Ростик, скажи мне: что ты думаешь делать?
Ростислав взял ее голову за вихры и повернул лицом к себе:
— Ты это о нем спрашиваешь?
— Нет, нет! Что ты! — испугалась, даже ужаснулась Марина. — Я же не о том! Это я и сама знаю! Это только тот… кокаинист мог подумать. Я о том, собираешься ли и дальше оставаться в красногвардейском штабе?
Ростислав смотрел на сестру, в глазах его мелькнул смех:
— Мы же договорились не спрашивать?
Марина упрямо тряхнула волосами:
— И все равно спрашиваю!
Искорки смеха разгорались во взгляде Ростислава:
— А ты бы хотела, чтоб я… перекинулся в твое «вильное козацтво»?
Марина отшатнулась возмущенная:
— Фи!
— Что — фи? — искренне удивился Ростислав. — Не поверю, чтобы ты изменила свои… симпатии и взгляды. Чтоб тебе на твои украинские дела было — фи!
— Ах, нет! — даже топнула ногой Марина. — Я не потому сказала «фи». — Она вдруг засмеялась этому забавному междометию, которое они сейчас обсуждали, словно какой–то важный тезис. Но тут же стала снова серьезна, даже сурова. — Я же знаю, что ты никогда не пойдешь против своих убеждений! И возмутилась: как ты мог подумать, что я спрашиваю об этом.
Ростислав прервал ее.
— Ну вот, — сухо промолвил он, — значит, не о чем и спрашивать. Мы договорились, что не будем задавать друг другу вопросов. И я тебя ни о чем не спрашиваю.
— Ах, Ростик! — вскрикнула Марина, не скрывая муки. — Может быть, как раз и надо, чтоб ты меня спросил!
Она гневно оттолкнула брата.
Ростислав внимательно посмотрел на нее:
— О чем ты, Марина? С тобой что–нибудь… неладно?
Марина стояла отвернувшись. Она уже овладела собой.
— Мы же договорились… не спрашивать.
С минуту длилось молчание. Совсем тихо было в квартире Драгомирецких. За окном шел дождь — сеялся по стеклам, словно сквозь сито.
Ростислав произнес задумчиво:
— Да… да!.. Не думал, что и тебя… обуревают сомнения…
Марина тряхнула головой, выпрямилась, постояла так минутку, словно ожидая, словно надеясь на что–то, и пошла к двери.
— Спокойной ночи, Ростислав.
— Спи спокойно.
Но на пороге Марина задержалась на миг и бросила через плечо:
— Я б и правда хотела, чтобы мы с собой были… вместе.
5
И вот они лежали рядом в Марининой комнате — теперь уже и не зажигая лампы. Света от чуть сереющего прямоугольника окна было достаточно, чтоб различить контуры мебели в комнате, но, если смотреть друг на друга вблизи, черты лица едва мерещились — их надо было угадывать, даже придумывать; только чуть блестели глаза.
— Может быть, мне уже уйти? — прошептал Флегонт. — А то… неудобно…