Страница 13 из 14
В больницу можно было проникнуть через служебную дверь, защищенную кодовым замком. Замка Меф коснулся одновременно с Багровым. Тот вспыхнул и начал плакать расплавленным металлом, но внезапно застыл и покрылся толстым, в ноготь, слоем льда.
– Ты чокнутый… смотри, приварилось все! Ауч! – Багров плечом толкнул дверь и, застонав, схватился за голову.
– Кто же знал, что и ты с магией полезешь! Отойди! – Меф отодвинул его и открыл дверь.
С лестницы пахло супом. На площадке между первым и вторым этажами, застенчиво выпуская дым в трещину в стекле, курили трое язвенников. Рядом с громоздкой, похожей на стартовую ступень ракеты, плевательницей сидела белая кошка с черной головой. Со стороны казалось, что она в маске.
Травмпункт обнаружился между рентгеном и регистратурой. Рядом на банкетке помещались двое молодых гаишников. Один вертел в руках логическую игру из множества проволочек. Другой мучительно шевелил пальцами и умоляюще повторял: «Коль, а Коль! Дай, а?»
– Сиди! – треснутым баском отвечал его коллега.
– Ну дай! Ты все неправильно делаешь!
– Сиди! – повторял Коля, ничуть не смущаясь, что его приятель и так сидел без всяких указаний.
Мефу важно было понять, сколько народу в очереди.
– Вы потерпевшие? – спросил он, аккуратно усаживая Багрова на банкетку.
– Ты кому это сказал? – обиделся гаишник с игрой.
– Не надо, Коль! Пострадавшая в кабинете, – миролюбиво объяснил напарник.
Как выяснилось, гаишники сопровождали женщину, сбитую на пешеходном переходе всадником, который с треснутой ключицей уже дважды выглядывал из перевязочной и что-то порывался объяснять.
– У меня там лошадь плохо привязана! Удерет!
– Лежи! – говорил ему гаишник Коля.
– Нервная она! Да и об тетку ушиблась!
– Все нервные. Все ушиблись. Лежи!
– Коль, игру дай! – стонал другой гаишник.
– Лежи! Тьфу! Сиди! А ты лежи!
Выходила медсестра и уводила парня лежать.
Меф стал поднимать Матвея, но услышал плаксивые звуки скрипящего колеса. Два санитара бодро толкали каталку, на которой лежал плотный мужчина, лет сорока пяти, в дорогом светлом костюме. Правая брючина у него была основательно изодрана и изжевана. Мужчина смотрел в потолок и ответственно дышал через нос. Вихляя колесами, тележка въехала в дверь.
Почти сразу из травмпункта стали доноситься громкие голоса.
– Йогурты «Жирафыч» ели? Это мои! Я Чухвостин! У машины спустило колесо, я вышел, а тут собачья свадьба! Немедленно переведите меня в ЦКБ!
– Да вам и здесь помогут. Подумаешь, собачий укус, – успокаивающе отозвался кто-то.
– «Подумаешь?!» А если она бешеная? – взревел первый голос.
– Вы же сами сказали «собачья свадьба»? Думаете, взбесившаяся псина решила напоследок жениться?
– Очень смешно! Со здоровьем не шутят! Все отдам за здоровье! Вы слышите? Все!
– Вот и замечательно! Вам сделают укол. Если потребуется, госпитализируют! Расстегивайте ремень! Оля, как обычно! Следующий!
Когда Буслаев провел Багрова в кабинет, покусанного «Жирафыча» было уже не видно. Его отволокли за ширму, где тот звенел ремнем, стонал, называл медсестру садисткой и отправлял ее доучиваться в ветеринарное училище.
Хирург оказался веселый, рыжий, подмигивающий. Усадив пострадавшего на стул, он деловито и бережно ощупал пальцами ушиб.
– Так… смещение… гематома… тошнит? Голова кружится? Ясно! При каких обстоятельствах была получена травма?
– А это еще зачем? – подозрительно спросил Матвей.
– Подсудное дело. Если авария, нападение или драка – снимут показания. Так кто тебя?
Багров мстительно покосился на Мефа. Тот внимательно разглядывал люстру, делая вид, что ему все равно.
– Об стул ударился, – ответил тот после паузы.
Хирург присвистнул.
– Хорошенький стул! Эдак наискось, со смещением. Так что, пишем стул?
– Стул! – упрямо повторил Багров.
Веселый хирург вздохнул, вопросительно посмотрел на сопровождающего и большим пальцем энергично поскреб лоб.
– Топайте на рентген. Надо убедиться, не треснула ли черепушка.
Выходя в коридор, Буслаев слышал, как хирург сказал медсестре:
– Ишь ты, стул им… Оля, пиши: «Поскользнулся в ванной на мокром кафеле»! Написала? Задачка на засыпку! С балкона пятого этажа летит старушка весом в шестьдесят килограммов. Ты проходишь мимо. Надо ли ее ловить или лучше отбежать в сторону?
Меф протянул Матвееву руку.
– Спасибо, – шепнул он.
Тот задумчиво посмотрел на его ладонь, как на что-то не совсем понятное. Потом пожал Мефодию руку.
– Смотри только Ирке не говори! – предупредил он.
Тяжелая металлическая дверь закрылась за ним.
Трещины не оказалось, но голова неожиданно закружилась так сильно, что, выходя из рентгена, он не сообразил, куда идти, и грудью опрокинул защитный экран. Хотя Матвей твердил, что это ерунда, и кидался поднимать экран, медики засуетились, забегали и на лифте подняли его в отделение. Знакомая ржавая каталка скрипела и ныла, жалуясь на жизнь уже под Багровым.
Где-то рядом мелькало участливо-виноватое лицо Мефа, лезшего с какими-то вопросами, но в отделение того не пустили и велели приходить завтра. Матвей смотрел на Буслаева отрешенно. Ему было все равно.
Багров лежал на спине. В палате было жарко. Бившее в окно солнце нагревало линолеум и резало единственный незакрывшийся глаз. Он набросил на лицо полотенце, выключил телефон и заставил себя заснуть.
Он не знал, сколько проспал, и понятия не имел, что заставило его проснуться. Матвей осторожно повернул голову, заставив полотенце провиснуть, и увидел короткий хирургический халат. Неизвестный стоял спиной, не обращая на него внимания. Из зеленых, входивших в хирургическую форму, брючек подозрительно торчали босые пятки, оставлявшие на светлом линолеуме странные следы. Матвей, которому совершенно, прямо-таки абсолютно, не нравились эти пятки, хотел привстать, но голова закружилась, и его откинуло на подушку. Он ощутил слабость, да такую, словно на него навалили огромный мешок с мукой. Мог только смотреть, дышать и, пожалуй, все.
С усилием отлепляя ноги от нагревшегося пола, неизвестный направился к соседней кровати. Когда Матвей засыпал, кровать была пустой, а теперь там помещался тот самый укушенный директор, вполне румяный и даже уткнувшийся в газетку.
Зеленый халат настойчиво кашлянул, и газетка обреченно провисла, как лишившийся ветра парус.
– Да? – вопросительно отозвался йогурт «Жирафыч».
– Не «да», а доктор медицинских наук, профессор Хламович! Вы тут с собачкой кусались? – строго одернул его зеленый халат.
– Да, я, но… – пугливо начал укушенный.
Профессор нетерпеливо дрыгнул ножкой.
– Нокать будете дома! А пока поднимите маечку, сахарный вы мой!
Тот покорно задрал майку, обнажив живот, похожий на сдобную булку. Хламович наклонился, некоторое время неодобрительно изучал пупок, затем отступил и неожиданно ткнул директора согнутым пальцем в солнечное сплетение.
– Ай! – вскрикнул «йогурт».
– Це-це-це! – строго сказал профессор и пальцем ткнул его в печень.
– Ай!
Зеленый халат помрачнел.
– Что, и тут болит? А тут? – спросил он, щипая директора за шею у адамова яблока.
Пациент тихо охнул. Профессор сурово сложил руки на груди и велел тому опустить майку.
– Все плохо, да? – простонал директор, ослабевшими руками дергая майку.
– Почему же сразу плохо? – удивился Хламович. – Что за гнилой пессимизм? Современная медицина творит, как говорится, чудеса! Кстати, вы помните телефоны близких родственников?
Лицо «йогурта» посинело.
– З-зачем?
– Да ни за чем, дорогой вы мой и бесценный! Просто, знаете ли, на всякий случай! У такого хорошего человека и родственники, как говорится, хорошие, славные люди!
– Профессор! Умоляю: скажите правду!
– Це-це-це… Переведем вас в другое отделение, сделаем кое-какие анализы!
– Профессор! Я настаиваю! Я способен ее выдержать!