Книга Семи Дорог

Давным-давно три сильнейших темных мага создали собственный мир – Книгу Семи Дорог – и заключили в него свои эйдосы. Поселившись в новой реальности, маги получили абсолютную власть и неуязвимость. Однако, чтобы жить вечно, они должны периодически заманивать к себе семь добровольцев. Попавшие в книгу навсегда забывают прошлое и воспринимают любого встречного как врага. Именно на этот артефакт и сделал ставку Лигул. Мефодий, Дафна, Шилов, Чимоданов, Прасковья, Варвара и Мошкин – все они для главы канцелярии Мрака отыгранные карты, но если он заставит их сражаться друг с другом, то отомстит Свету за поражения.

Тем временем Аида Плаховна Мамзелькина, а проще говоря Смерть, ищет преемницу. И выбор падает на бывшую валькирию – Ирку. Но вот как устроить ей ловушку?

Дмитрий Емец

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

notes

1

Дмитрий Емец

Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог

Препятствий не миновать, но имея в себе опору, он, хоть с трудом, преодолел бы их. Побудь он весь день в этом преодолении, на другой день они оказались бы гораздо менее чувствительными, а на третий – еще меньше.

Преподобный Никодим Святогорец

В сущности, чтобы прослыть глупым, достаточно просто быть злобным.

Троил

Вспомните, что писатели, которых мы называем вечными или просто хорошими и которые пьянят нас, имеют один общий и весьма важный признак: они куда-то идут и Вас зовут туда же, и Вы чувствуете не умом, а всем своим существом, что у них есть какая-то цель, как у тени отца Гамлета, которая недаром приходила и тревожила воображение.

А. П. Чехов из письма к А. С. Суворину

Глава 1

Плачущий пакет

Всем людям очень тяжело. Они устают от слабостей друг друга, несовершенств, ошибок, истерик, непредсказуемого поведения. Безумно хочется просто повернуться спиной и уйти на все 4 стороны, подальше от окружающих. В той же мере и другие люди устают от нас, якобы мягких и пушистых, а на самом деле колючих и противных. Надо терпеть и беречь друг друга, не думая о себе. Другого выхода попросту нет, иначе сумма общей боли будет с каждым годом возрастать, пока не станет критической.

Ирка, дневниковые записи

Праворульный японский микроавтобус стоял перед окнами. Матвей спал на заднем сиденье. К Бабане он не пошел, заявив, что не хочет передозировать общение. Лучше немного недообщаться, чем переобщаться. Чем дольше отношения развиваются, тем на дольше их потом хватает. Особенно с родственниками девушки, которые до последнего момента остаются кем-то вроде дружественно настроенных врагов.

Ирка сидела на кухне у Бабани и качала ногой, дерзкой, танцевальной, смуглой, с прекрасно прокачанными мышцами голени. Она не собиралась больше скрываться и дурачить Бабаню инвалидными призраками в колясках, выгребая потом из-под стола мумифицировавшиеся бутербродики. В конце концов, валькирией она больше не была, и смерть Бабане не грозила.

На то, чтобы Бабаня восприняла ее выздоровление без разрыва сердца, потребовались все силы Эссиорха. Но и сейчас она по привычке вскакивала, чтобы поддержать Ирку, когда та начинала вставать, и пугливо порывалась показать внучку каким-то «дохтырям», для «закрепления успеха».

– Это все Эмиль Исаич! Кудесник! Руки бы ему расцеловала! – восклицала Бабаня, за отсутствием волосатых рук Эмиля Исаича целуя свои собственные, с глубоким отпечатком швейных ножниц на среднем пальце.

– Исаич – это который шерстью дохлого енота лечит? Сто долларов сеанс? – неосторожно ляпнула Ирка.

Бабаня поджала губы.

– Не шерстью дохлого енота, а лечением биотоками с электронейростимуляцией! Шерсть енота – идеальный проводник.

– Устаревшие сведения! Идеальный проводник – Иван Сусанин.

– Ира!!!

– А твой Исаич батарейкой по позвоночнику водит и бормочет не то мантры, не то стишки своего дедушки! И слюна его на спину капает!.. Матвей обещал, что возьмет туалетный ершик и вылечит Эмиля Исаича от слюнотечения. Триста долларов сеанс – и тот здоровехонек!

– Матвей? Уж это-то, конечно, все знает!

Бабаня быстро, как птица, взглянула на блестящую крышу микроавтобуса, и Ирка пожалела, что подставила Матвея. Ей-то Бабаня простит, а на Багрова отложит теперь компромат в копилочку. И не надо думать, что у хороших людей их нет. Просто туда больше мелочи помещается.

– Ты злая и неблагодарная! Врачи в тебя вкладывали свои навыки, поставили тебя на ноги, а тебе плевать! – лицо Бабани перечеркнули две складки, и рот на секунду стал похож на букву Н.

Ирка с грустью подумала, что борьба с ее болезнью стала центром Бабаниной жизни. Болезнь ушла – и цель исчезла. Сколько еще пройдет времени, прежде чем бабушка и внучка сумеют выстроить новые отношения? И на сколько уступок придется обеим пойти?

Бабаня барабанила ногтями по столу. Ей хотелось к чему-нибудь придраться.

– Ты яблоко мыла? – внезапно спросила она.

– Мыла!

– Видела я, как ты мыла. Просто микробов попоила!

– Ну я пошла, – сказала Ирка грустно.

Бабаня спохватилась, что нельзя расставаться в ссоре. Засуетилась, вскочила.

– Ой! Я много хлеба купила! Возьмешь один батон? И курицу захвати – вчера вечером сварила… В чем бы тебе ее дать? В тарелке довезете?

– Не, бульон прольется.

– Ну хорошо, берите с кастрюлей! Только верните потом! Этотникогда ничего не возвращает. Скоро буду в раковине себе еду готовить. Кипятильником.

– Почему сразу этот? – возмутилась Ирка.

– Ну прости, прости! Иди я тебя поцелую!..

Бабаня попыталась обнять Ирку, но ей мешала кастрюля. Ирка приподняла руки и попыталась втиснуть Бабаню между собой и кастрюлей.

– Ты что, ку-ку? Мне в этой кофте на работу идти! Топай давай! – возмутилась Бабаня.

Ирка спускалась по лестнице, а Бабаня сверху испуганно смотрела на ее сильные ноги и, наклонившись вперед, шевелила руками, готовая броситься на помощь, если Ирка начнет терять равновесие.

* * *

Автобус стоял все там же под окнами. Спереди кто-то припарковался, и Ирке пришлось обходить его сзади. Мало-помалу Матвей набирался опыта вождения. Летом знак «У» на заднем стекле машины выгорел на солнце, и Ирка фломастером переделала его в детскую рожицу.

– Ты в курсе, что он означает? – поинтересовался тогда Багров.

Ирка выронила фломастер. Она вообще-то не вкладывала в эту рожицу никакого смысла.

– Сколько у нас детей родится? Пять? Шесть? – продолжал Матвей.

– Не знаю, – испуганно сказала Ирка. От неожиданности «не знаю» прозвучало как «нэаю».

Сейчас руки у Ирки были заняты кастрюлей, и в стекло машины она постучала лбом.

– Отпустила? – спросил Багров, открывая двери.

– Угум.

– Мне кажется, когда мне будет шестьдесят лет, я застрелюсь. Дальше жизни нет! – заявил Матвей.

Ирка что-то промычала, мельком прикинув, в каком году родился сам Багров. Иногда при подсчетах у нее получалось, что, не попади Багров к волхву, он мог бы стать отцом Льва Толстого и шлепать его на коленке, повторяя: «Два романа у тебя хороших, а третий слабенький!» Матвей понял ее мычание по-своему.

– Ой, прости! Я не подумал. А Бабане сколько?

– Понятия не имею.

– Не знаешь сколько лет твоей бабушке?

– Она не бабушка, а Бабаня! – ответила Ирка голосом, закрывающим тему.

Багров почувствовал интонацию и об этом больше не говорил. Всю дорогу он ругал дураков, которым не сидится дома и которым обязательно надо всунуть свою тушку в машину, чтобы купить в магазине три пельменя. Увлекшись критикой, Матвей пропустил разворот, стал мудрить, сдуру повернул на узкую, забитую автомобилями улицу и из-за произошедшей впереди аварии застрял там на полтора часа.