Тайны Истон-Холла

Осеннее солнце бросало последние пламенеющие лучи на верхушки вязов. Где-то вдалеке залаяла собака. Еще дальше, там, где лес переходит в кустарник и пастбищные земли, по изрытой глубокими колеями дороге тяжело катился фургон, и Эстер увидела, как на кнутовище возницы заиграл вдруг солнечный луч. Захваченная этой картиной, она совсем было упустила из виду стоявшего рядом верзилу и, почувствовав на своей руке его ладонь, повторила резче, чем собиралась:

— Ну так что тебе надо?

— Господи помилуй, Эстер, чего ты на людей бросаешься? Видно, мы и впрямь давненько с тобой не разговаривали. Ладно, тут такое дело: в следующую субботу в Уоттоне устраивают танцы, а потом ужин. Приходи.

— Танцы?

— Ну да, благотворительный вечер, деньги пойдут на нужды волонтеров, что-то в этом роде. Говорят, буффонада будет и струнный оркестр. Хозяин — патрон волонтеров, так что все чин по чину, на высшем уровне. Даже старый Рэнделл не прочь поплясать, хотя вообще-то он не любит, когда слуги развлекаются. И фургон нам дадут. Давай соглашайся.

Эстер сразу же представилась картина, даже несколько картинок: платье из красной мериносовой шерсти, на ногах мягкие туфельки, а не тяжелые башмаки, как обычно; господа в строгих черных фраках, готовые пригласить ее на танец. В то же время девушку охватил настоящий страх. Она продолжала вглядываться в даль, где сине-фиолетовое небо разрезали полосы заходящего солнца. Возница в фургоне уже покачивался на самой линии горизонта. Скоро уйдет из поля зрения.

— Ну же, Эстер, решайся. Какое-никакое, а разнообразие, не все же сидеть на кухне да проповеди выслушивать.

Переведя взгляд на молодого человека, все еще стоящего, небрежно прислонившись к дверному косяку, хотя и убравшего ладонь с ее руки, она почувствовала, что благодарна за приглашение. Истон-Холл — место особенное, это она признала давно. Самого мистера Дикси Эстер встречала не часто — раз десять, не больше. Гости время от времени появлялись, но необычные. Однажды были двое довольно грубых на вид мужчин, они уединились с хозяином в его кабинете. Приезжал старый господин в черном, которого мистер Рэнделл называл мистером Крэббом, а Эстер приняла за врача или адвоката. В общем, миссис Уэйтс оставалось лишь вздыхать над своими рецептами французских соусов и сладких кремов, ибо, как она говорила, «если нет никаких развлечений, тогда к чему все остальное?». Выяснилось также, что Истон-Холл не то место, где слуги привыкли к дружескому общению. «Право слово, — как-то колко заметила Сара, — наверное, землетрясение нужно, чтобы кто-то заговорил с тобой за ужином». Мистера Рэнделла отличала от других истовая вера: по выходным в полдень всегда можно было видеть, как, облачившись в строгий костюм, он с достоинством направляется в часовню. Маргарет Лейн занимала свой досуг вырезанием из иллюстрированных журналов портретов благородных дам и наклеиванием их в альбом. И лишь с Сарой, по крайней мере Эстер так казалось, у нее завязались более или менее дружеские отношения.

Однажды, когда хозяин куда-то уехал, а по дому делать было особенно нечего, у них обеих выдалось днем свободное время. Девушки побродили по Истону, зашли в единственный на всю деревню магазин, попили чаю на постоялом дворе. Потом поднялись по парадной лестнице, свернули по коридору и задержались на пороге хозяйского кабинета, осматривая медвежье чучело и стенды, поблескивающие в полумраке своими гладко отполированными стенками. Такими моментами Сара поистине наслаждалась. И все-таки даже эта дружба давалась как бы в награду. Случались в крошечной чердачной комнате вечера, когда Сара, стоило задуть свечи, забиралась с головой под одеяло, заявляя, что говорить ей ни о чем не хочется. Полагая, что догадывается о причине грусти, которая время от времени накатывает на подругу, Эстер решила схитрить.

— Мне кажется, Сара в гостиной.

— А вот это удар ниже пояса. Тебе же прекрасно известно, что между нами ничего нет. А теперь скажи: пойдешь со мной на танцы?

Из кухни донеслись тяжелые, несколько беспорядочные шаги: это миссис Уэйтс начала готовиться к ужину. Эстер подняла корзину с бельем и принялась пересчитывать рассыпавшиеся прищепки.

— Ну что ж, будь по-твоему.

— Эй, Эстер, — донесся из дома глухой голос миссис Уэйтс, — уже половина пятого, а к чаю еще ничего не готово. Пошевеливайся, девочка моя.

И Эстер заторопилась.

Однажды сырым ноябрьским утром, когда крыши домов покрылись тонким слоем инея, Эстер оторвалась от работы и обнаружила, что рядом с ней молча стоит Сара.

— Эй, Эстер. Сэм Постмен принес мне письмо!

— Правда? — Эстер отложила резак, окунула пальцы в таз с ледяной водой и вытерла их о подол грубого дерюжного фартука. Она чувствовала себя уставшей: поднялась в шесть утра, разожгла камин в гостиной и убрала холл, заменяя Маргарет, которая слегла с ангиной. Тем не менее девушка с интересом посмотрела на подругу. — И от кого же?

— Я… То есть… — Сара понурилась. — Слушай, сделай милость, прочитай мне его, а?

— Тогда пошли в гостиную, там светлее. Хозяин дома?

— Нет-нет. Уильям увез его на собаках.

Письмо в белом конверте лежало нераспечатанное. Добравшись до гостиной, где весело горел огонь, который она развела пять часов назад, Эстер взялась за нож для разрезания бумаги.

— Ну, от кого оно? — Сара места себе не находила от волнения. — Уж конечно, не от Джо, его почерк я знаю. Ну же, Эстер, не томи!

При свете газовой лампы девушка быстро пробежала глазами один-единственный листок стандартного размера. Это был официальный бланк, на котором каллиграфическим почерком написано, что 29 августа в Кантоне скончался от брюшного тифа младший капрал энского полка Джозеф Паркер, о чем начальник канцелярии с прискорбием извещает его сестру мисс Сару Паркер, выражая соболезнования от имени командования полка…

— Наверняка что-нибудь про Джо, — простонала Сара. — Погиб в бою, слон затоптал…

Эстер решила солгать:

— Нет-нет, он жив, ранен только.

— Слава Богу. Бедный Джо. А что там еще говорится?

— Что он идет на поправку, хотя сам писать еще не может. Об этом тебе и сообщают.

— Ясно. Большое тебе спасибо, Эстер.

Сара ушла, и девушка осталась одна. Она разглядывала письмо, которое ее подруга от волнения забыла взять с собой. Строки жгли ей глаза. Зачем она так поступила? Ну конечно, чтобы пощадить чувства подруги. Но что она скажет, если придет очередное письмо или, того хуже, известий вообще не будет? Ответить себе на этот вопрос Эстер так и не смогла. Она еще долго сидела в кресле, погрузившись в раздумья, а ветер стучал ставнями и виноградные плети бились об окна. В гостиную с графином шерри и стаканами на подносе вошел Уильям и, увидев уставившуюся на огонь в камине девушку, сказал:

— Эй, что это ты тут расселась? С минуты на минуту хозяин будет. К тому же тебя ищет миссис Уэйтс.

Эстер начала пониматься с кресла, пряча письмо в складках платья. Уильям пристально посмотрел на нее.

— Что это с тобой? Вид у тебя такой, словно только что с призраком повстречалась.

Эстер покачала головой и молча ушла на кухню, представ пред очи пылающей праведным гневом миссис Уэйтс.

— Ну и народ пошел, — заговорила она. — В жизни такого не видывала. Маргарет Лейн в постели, за доктором пришлось посылать, а ее светлость, видите ли, прохлаждается в гостиной.

Понимая, что оправдываться нет смысла, Эстер покорно склонила голову и поплелась к себе на судомойню, где, как немой укор, возвышалась груда не мытой со вчерашнего вечера посуды. Впрочем, перед тем как уйти, она скатала письмо в шарик и бросила в огненное жерло кухонной печи.

Зима пришла в эту унылую глушь рано. Каждое утро, просыпаясь, Эстер видела, как за окном тонкая пелена тумана покрывает верхушки деревьев. Разводя огонь в кухонной печи, она почти не чувствовала пальцев от холода. Однажды, когда Эстер развешивала сушиться белье, порыв ветра вырвал у нее из рук носовой платок и отнес футов на пятьдесят в сторону. Ветер дует из Ютландии, пояснил мистер Рэнделл, и на пути у него не встречается никаких возвышенностей, только равнины Западного Норфолка, а половина из них лежит ниже уровня моря. Хотя сами они обитали в доме, стоящем на вершине холма, жизнь их была самым тесным образом связана с водой. Фронтоны дома были пропитаны влагой. Рыбу и угрей, что подавали к столу, вылавливали в больших искусственных водоемах, расположенных к западу от Истон-Холла. Пруд за огородом настолько увеличился в размерах, что детям егеря было уже небезопасно плескаться в нем. Зима будет суровая, говорил мистер Рэнделл, это дожди предвещают. Как-то раз появился коробейник, говоривший на диалекте, который почти невозможно было разобрать, и разложил на кухонном столе свой товар: иголки, зеленые и желтые нитки, иллюстрированную Библию. Склонившись над ней и изучая вульгарные ярко раскрашенные картинки, мистер Рэнделл только головой покачал: Иона тщетно взывает из пасти кита, солнце поблескивает на лезвии ножа, которым Авраам собирается убить своего сына. Чистое святотатство, заметил мистер Рэнделл, представлять таким образом Божий промысел. «Как будет угодно вашей чести, — почтительно возразил коробейник. — Но только картинки классные и все понятно становится. Смотрите, вот дьявол искушает Еву, а вот Валаамова ослица прижимает ногу своего хозяина к стене». Служанки купили по несколько мотков ниток и гребешки из слоновой кости, а миссис Уэйтс — лекарство от запора: мятную настойку, которая по запаху своему подозрительно напоминала джин.