Влюбленные безумны

– Я рад, что все оказалось не так уж и безнадежно, – улыбнулся граф. – Позвольте предложить вам чаю, кузина?

Оттаявшая Аннета, подобрав подол огромной юбки, уселась на диван, бесцеремонно сказав хозяйке:

– Садись-ка рядом, душа моя. Буду тебя рассматривать. Вот уж не ожидала, что Алексис женится во второй раз! Да на такой хорошенькой, беленькой девочке! Что ж это? Любовь, а? Седина в бороду, бес в ребро, так что ли?

– И на старуху бывает проруха, – в тон ей ответил граф. – Каюсь, я совершил безрассудный поступок и теперь хотел бы все исправить.

– Жена не рукавица, – нахмурилась Аннета, – с белой ручки не стряхнешь.

– Какие новости при дворе? – поспешила перевести разговор, стараясь уйти от щекотливой темы, Александра.

– При дворе вовсю обсуждают последнее «васильковое чудачество» государя нашего, Николая Павловича, – оживилась Аннета.

– Как-как? – удивилась графиня.

– Вот уж точно: седина в бороду, бес в ребро! Тютчев как-то метко назвал милые шалости Николая Павловича «васильковыми чудачествами», да так оно и пошло. Что ж, он поэт, наш Федор Иванович, мастер слова. Он шутит, мы принимаем. После того как Александра Федоровна родила седьмого ребенка, доктора сказали, что следующие роды могут стать для императрицы последними. Государю пришлось с этим смириться, но его особое внимание к фрейлине Вареньке Нелидовой уже ни для кого не секрет. Ходят слухи, что теперь она беременна, хотя ничего еще не заметно.

– Выходит, теперь у государя постоянная любовница. Это хорошая новость или плохая? – спросил Алексей Николаевич.

– Да кто ж его знает? Но вокруг Нелидовой мигом собралась толпа искателей.

– А что она?

– Мила, остра на язычок, хотя красоты особой я в ней не замечаю. Не то что твоя женушка, – пристально глянула на юную графиню Аннета. – Беленькая, ясноглазая, а та черна, как галка. Но фрейлина Нелидова, как никто другой, может Николая Павловича позабавить. Говорят, он устал от государственных дел. И даже жаловался недавно Смирновой-Россет: ах, почему я император? Был бы я птичкой, улетел бы на волю. Хочу, мол, отдохнуть от трудов праведных.

– А не привирает ли наша Александра Осиповна? – улыбнулся граф. – У нее ведь такая богатая фантазия, говорят, она даже пишет мемуары.

– Уж и не знаю, правда ли это? Но ей пишет Гоголь, – поджала губы Аннета. – Этот скверный, желчный человек низкого происхождения, распространяющий прескверные, злые карикатуры на наше общество.

– Ей, кажется, и Пушкин писал, и господин Лермонтов.

– Дурной-то пример заразителен! – рассмеялась вдруг Аннета. – Ну да бог с ней. Пусть пишет.

– Что еще обсуждают при дворе?

– На днях государь выиграл в карты двадцать пять рублей и купил на них Александре Федоровне прелестную шляпку. Та была в восторге.

Александра звонко рассмеялась.

– А еще обсуждают жену Сержа Соболинского.

И граф, и графиня одновременно вздрогнули, но оба не подали виду, что упоминание имени Соболинского их взволновало.

– Он нам сосед, – ровным голосом сказала Александра. – Имение его тетушки находится в той же губернии, где прошло мое детство. Я часто у нее бывала. Федосья Ивановна очень мила, хотя и старомодна. И его я немного знаю, хотя мы и не в родстве.

– Вот как? Тогда вам это покажется занятным. Года три назад или чуть меньше? Да, впрочем, разницы никакой нет, когда это случилось. Наш красавец Серж вдруг взял да и женился на Кэтти Берсеневой. Мы так и зовем ее: Кэтти, бог знает отчего. Она рыжая, как какая-нибудь шотландка, до самых ушей усыпана веснушками и одевается так нелепо, что над ней смеется весь двор. Мы принимаем ее из жалости. Ведь после того, как отец Катерины Григорьевны принял дворянство, перед Берсеневыми захлопнулись двери лучших купеческих домов. Должны же мы были как-то ее поддержать? Брак Соболинского, конечно, откровенный мезальянс. Он-то из столбовых дворян, а она дворянка новая. Мало того, что жалованная, еще и за деньги! За то, что ее отец несметно разбогател! Это ли не позор для столбового дворянина, такого как Серж Соболинский? Но, видать, совсем плохи дела у нашего красавца.

– И что ж, ему простили этот брак? – тихо спросила Александра.

– Ему все сходит с рук, – махнула рукой Аннета. – Простили, мало того, дали чин камергера. Дамы просто с ума сходят, так хотят видеть его на придворных балах. Замучили государыню просьбами. Не понимаю я, чем уж он их берет? – с досадой сказала Аннета. – Что до его жены, я с ней едва здороваюсь и уж, конечно, никогда у них не бываю. И принимать у себя не намерена, даже если она вылижет языком всю пыль от ворот моего дома до дверей гостиной. Таких выскочек, как эта Кэтти, надо обходить стороной. Старое-то оно вернее.

– Но говорят, Берсеневы очень богаты, – осторожно заметил Алексей Николаевич.

– Так-то оно так. Приданое за Екатериной Григорьевной дали миллионное. Иначе не быть бы ей замужем за Соболинским. К тому же она старше его на пять лет. В девках засиделась.

– Отчего же засиделась при таком-то приданом? – спросил граф.

– Очень уж собой нехороша.

Александра тайком вздохнула с облегчением. Значит, жена Сержа почти уродка и старше на пять лет. Так ему и надо! А он, выходит, выжил после тяжелого ранения. Выжил и женился на Уральских заводах. Значит, и он теперь богат.

– Вернемся к нашим делам, – важно сказала Аннета. – Дворцовыми сплетнями я уже вас позабавила.

– Я написал государю письмо, – Алексей Николаевич поднялся и направился к бюро. – Вот оно.

– Письмо я передам. И на словах за тебя, кузен, похлопочу. Только будет ли толк?

– Что еще можно сделать?

– Что тут сделаешь? – вздохнула Аннета, пряча письмо своего кузена в потрепанный бархатный ридикюль необъятного размера. – На все воля Божья и государева.

Она поднялась и едва заметным движением рук, свойственным только дамам высшего света, оправила юбку. Несмотря на высокий рост, Аннета держалась удивительно прямо, казалось, что под платьем на ней отлитый из стали корсет. Это прибавляло гофмейстерине еще пару сантиметров роста. Аннета получила хотя и домашнее, но весьма суровое воспитание. Граф как-то рассказывал Сашеньке, что его кузин, совсем еще маленьких девочек, будили в семь часов утра, обливали ледяной водой и после скудного завтрака отправляли в классную комнату, а строгая гувернантка-француженка заставляла их часами лежать на полу, на ковре, вытянувшись во весь рост, чтобы выработать горделивую осанку. Поэтому Аннета скорее умерла бы, чем позволила себе хоть на минуту расслабиться, согнуть спину.

Зато благодаря безупречным манерам и родственным связям она, практически бесприданница, не обладающая особой красотой, сумела составить блестящую партию. Ее муж был намного старше, и вот уже лет десять как Аннета овдовела. Вся ее жизнь прошла при дворе, влиятельные родственники сумели добиться ее назначения во фрейлины, потом Аннета весьма удачно вышла замуж, получила новый придворный чин, а когда овдовела, постоянную должность при императрице. Гофмейстерина теперь заведовала ее канцелярией. Александра Федоровна была по-особому расположена к Головиной. Хотя Аннета и не блистала при дворе, она формировала там мнение. И ее мнение зачастую становилось мнением всего высшего общества. Вот почему граф Ланин так надеялся на свою кузину.

Когда она уехала, Алексей Николаевич задал жене прямой вопрос:

– Итак, ты узнала, что Соболинский жив. И что ты при этом почувствовала?

– Я также узнала, что он женат.

– И какие при этом были твои чувства? – настойчиво спросил граф.

– Я разлюбила его еще три года назад, когда узнала, что он стал причиной смерти Долли.

– Так ли это?

– Алексей Николаевич, мне не нравится, как ты это спросил. Ты будто ревнуешь. Да, я сейчас узнала, что Соболинский жив. Но у меня не возникло желания его увидеть. В моей душе нет больше никаких чувств к нему. Все умерло.

– Потому что ты была уверена в его смерти. Юной женщине, полной, как ты, жизни, трудно любить мертвеца. Но теперь все изменилось. И я вынужден взять с тебя слово.