Между ангелом и бесом

Ангел на бегу решил, что в таком обличье Гуча его точно не найдет, а значит, и домой возвращаться не придется.

Гуча будто уловил его мысли — на душе у черта, даже несмотря на злость, стало как-то беспокойно. Он остановился и задумался. Что будет правильнее — догнать сбежавшего принца, который наверняка за ночь далеко ушел, или потом всю оставшуюся жизнь разыскивать недотепу Бенедикта, который, конечно же, влипнет в какую-нибудь историю. Гуча присел на траву, посидел, раздумывая, и, решив, что с Сам­соном ничего не случится, встал и пошел обратно.

На полянке, которую он покинул пять минут на­зад, все было по-прежнему. Вещи лежали там, где он их бросил, тихо тлел непотушенный костерок, вот только ангел куда-то отлучился. Гуча похолодел, чувствуя, что случилось что-то непоправимое.

— Бенедикт! — закричал он, распугивая лесную живность. Ответом ему был щебет взлетевших с вет­вей птиц.

Черт долго обшаривал кусты, заглянул в каждое дупло, но собрата по несчастью нигде не было. Изрядно утомившись, неумелый следопыт рухнул рядом с торбой и с отчаянием понял, что впервые в жизни не знает, что делать. Он перевернулся на спину, размышляя о том, где искать своих спутников.

Легкий укол в живот отвлек многострадального черта от горестных дум. Он опустил глаза вниз и увидел огромного комара, сосущего его кровь Гуча замахнулся на гнусное насекомое и прихлопнул его ладонью, но нечаянно задел пальнем острый язычок змеиной головки на ремне. Вскрикнув от боли, он сунул палец в рот, тупо глядя на красное пятнышко расползающееся по белой рубахе. На ремешке темнел кляксой покойный кровосос.

Змеиная головка хитро блеснула каменными глаз­ками и приподнялась. Гибкий ремешок превратился в шуструю змейку с симпатичной серебристой че­шуей. Новорожденная гадюка скользнула на грудь начинающему магу и прошипела:

— Чего изволишь, хозяин? Укуш-ш-шить кого али напугать?

— Ты кто? — осипшим голосом спросил расте­рявшийся черт.

—Я — медвяная змея. Приказывай, хозяин. Укуш-ш-шить кого, отравить, удуш-шить али пош-ш-шлание дош-ш-штавить?

— А четвертовать можешь?— Гуча аккуратно, двумя пальцами снял нежданную помощницу с груди.

— Никак нет,— по-военному ответила та,— не мой профиль. Только отравить. Или удушить.

— Что ж ты раньше пояском-то прикидывалась? — поинтересовался черт.

— Питания не было. Капельку хозяйской крови на язычок — и я оживаю, а как не нужна, опять в поясок перекидываюсь.

— А я не того,— Гуча сплюнул и опасливо по­смотрел на опухший палец,— не отравлюсь?

— Нет, хозяина трогать не моги,— возмущенно от­резала змея, даже перестав шепелявить.— Хозяин — фигура неприкосновенная! Кого другого я с радо­стью!

И тут Тучу осенила мысль. Гениальная мысль. Он прищурился: 

—Ты сыскной собакой не работала случайно?

— Могем,— ответила змея.— А ты что, охотиться собрался, али с провиантом проблемы возникли?

—Тут у меня два кобеля потерялись,—ответил черт, не подозревая, насколько точно описал ситу­ацию.

— Это мож-ж-жно,— тихо прошипела шейка.— Ш-шледуй за мной.

Она перестала раскачиваться, упала в траву и, бе­зошибочно почуяв, кто именно нужен хозяину, за­мелькала серебряной струйкой. Гуча подхватил тор­фу, повесил на посох узел с провиантом, вскинул на плечо и поспешил за проводницей.

Змейка ползла, выискивая неприметные следы, оставленные Самсоном. Гуча бежал следом, приду­мывая наказание для наглого принца и бестолкового ангела.

— Слуш-ш-шай, а ты уверен, что кобелей две ш-ш-штуки? Я только одного чувствую, — спросила змея, не останавливаясь.

— Ты хоть одного найди, а второй рядом будет. Нутром чую!

— Как скажешь, хозяин.— Змея заскользила да­льше, и под вечер они вышли к избушке отшельника.

— Слуш-ш-шай, я думала ты ш-ш-шутишь,— прошипела змея,— действительно кобели и действи­тельно два.

— Где? — спросил Гуча, гадая, в какую передрягу попали его подопечные.

— Да здесь были, потом к реке понеслись. Ка­жется, там и толкутся.

— Ладно, спасибо за службу, пока ты мне не нужна.

— Всегда пожалуйста,— вежливо ответила змея. Она юркнула в складки одежды, обвилась черту во­круг талии и застыла холодным серебряным пояском.

Гуча направился было к избушке, но что-то яркое привлекло его внимание. Подойдя ближе, растерявшийся черт узрел роскошную одежду Бенедикта и разноцветные тряпки Самсона.

— Н-да-а, — озадаченно пробормотал он, — без бутылки не разобраться. — Рука сама потянулась к фляжке, но ничего не обнаружила. Гуча сердито скривился: — Ну ладно, кошель, это еще можно понять, но чтобы человека без выпивки оставить... Да уж, если человек — вор, это надолго. — Черт махнул рукой и уверенно зашагал к домику. — Эй, есть кто-нибудь дома? — спросил он, стукнув пару раз кула­ком в дверь.

— Никого нет, потому что это не дом, а проходной двор,— донеслось из хибары. — С утра пораньше бу­дят, вечером уснуть не дают. Да кто же я — отше­льник или царский казначей в день зарплаты?

— Отшельник, — подтвердил Гуча. — Я вам сочув­ствую. Поспокойнее место найти не пробовали? Не такое многолюдное и не у дороги, а где-нибудь в лесу, например.

— Пробовал,— ответил старик, выходя на крыль­цо,— а все одно покоя нет. Когда дом ставил, тут не то что дороги — тропки не было. Это потом уже появилась. Нет сейчас таких мест, где бы от людей можно было скрыться. Недавно вот ушел в Забытые земли, так один привязался, возьми, говорит, в уче­ники. От суеты мирской отойти хотел, мудрость по­знать.

— И что, отошел? — участливо поинтересовался поздний гость.

— Отошел. С моими вещичками. А мудрости я сто на городской площади учил. В Последнем При­юте.

Черт мгновенно понял, о ком идет речь и к чьей избе нечаянно вышел. Склонив голову, он смиренно попросил:

— Пустите переночевать, уважаемый Аминат. Не ради любопытства к вам, а по делу. — Ишь ты, прыткий какой, и имя-то мое он знает. Дай-ка я тебя рассмотрю получше.

Отшельник поднял фонарь, и Гуча увидел перед собой очень старого человека с седой бородой по пояс.  Обликом ну прямо святой, если не смотреть в глаза, поблескивавшие из-под мохнатых бровей, потому как были то красноватые глазки любителя выпить и закусить. Дополняла впечатление фигура, нисколько не изнуренная долгим постом и вегетарианской диетой. От старца исходил крепкий си­вушный аромат.

«Вот тебе, бабушка, и святой Аминат»,— обескураженно подумал черт, впервые увидев светило мест­ной магии.

— Ну, заходи, гостем будешь,— неохотно пригла­сил отшельник, понимая, что от знающего человека просто так не отмахнешься.

Гуча шагнул внутрь и остолбенел. В полутемной горнице был устроен самый настоящий спиртзавод. Рай самогонщика! В больших котлах булькала брага, по тонким трубкам струился белесый пар. Чудовищ­ный агрегат занимал половину комнаты, у противо­положной стены, на грубо сколоченных стеллажах, стояли бутылки самых разных размеров и цветов с аккуратными   этикетками.   В   центре  размещался огромный стол из темного дерева, заваленный свит­ками, скомканной бумагой и прочей мелкой дребе­денью.

Отшельник небрежно отодвинул все в сторону и поставил на выщербленную столешницу бутыль с прозрачной жидкостью. Черт, бросив свои пожитки около двери, сел на грубо сколоченный табурет. Рачительный хозяин быстро организовал закуску и до стал две довольно большие чаши.

— Ну, за знакомство,— произнес он, опрокинул спиртное в рот и на минуту замер, прислушиваясь к своим ощущениям.

Гуча внимательно наблюдал за стариком. После того как тот проглотил жидкость и вытер рот кончиком бороды, он тоже решился и полнее к губам чашу. Сделал глоток. Горло обожгло огнем, из глаз потекли слезы, в носу защипало, но уже через мгно­вение черт почувствовал во рту тонкий вкус ягод.

— Хорошо,— выдохнул он и одним глотком допил остальное.

— То-то,— поучительно крякнул Аминат и достал со стеллажа небольшой бутылек. — На, вот это попробуй.

Тут гость вспомнил вдруг, зачем сюда шел.