Убийца Леди

Хоуз спустил курок.

Раздался слабый щелчок.

Щелчок показался Хоузу ужаснее самого страшного грохота; он ударил по барабанным перепонкам Хоуза, словно взрыв пушечного ядра.

Смит прыгнул.

Хоуз вскочил на ноги, проклиная себя, на бегу перезарядил пистолет и одним прыжком оказался там, где только что стоял Смит. Он окинул взглядом крышу соседнего дома. Смита нигде не было видно. Ушел, гад!

Ругаясь на чем свет стоит, Хоуз вернулся на крышу пятого дома от угла. Надо обыскать квартиру Смита. У него не было времени перезарядить пистолет, пока не стало слишком поздно, а раз поздно, то ничего не поделаешь. Понуро опустив голову, он брел по вязкому от жары гудрону.

В тишине, царившей на крыше, внезапно грянули два выстрела, и Хоуз снова залег. Он поднял голову. На краю соседней крыши стоял полицейский и целился в него.

— Ты, тупая башка, прекрати стрелять! — Хоуз был вне себя от ярости. — Я на твоей стороне!

— Брось пушку! — заорал в ответ полицейский.

Пришлось подчиниться. Полицейский перемахнул щель между домами и осторожно приблизился к Хоузу. Тут он его узнал.

— А… это вы, сэр! — пробормотал он.

— Да, это я, сэр, — передразнил его Хоуз.

Домовладелица стала для Коттона Хоуза последней каплей. Она визжала как резаная и требовала, чтобы он немедленно убирался из ее дома. У нее никогда не было неприятностей, а сейчас копы заполонили весь дом и устроили пальбу средь бела дня; что же будет с ее жильцами? Они все съедут — и все из-за него, рыжего здорового придурка! Хоуз приказал одному из полицейских отвести женщину вниз, а сам направился в квартиру Смита.

В постели накануне ночью спали. Простыни были измяты. Хоуз подошел к единственному, кроме кровати, предмету мебели в спальне — гардеробу — и открыл его. Внутри болтались только пустые вешалки. Пожав плечами, Хоуз направился в ванную. Утром жилец явно умывался. Раковина была забита мыльной пеной. Он открыл аптечку. На верхней полке стоял пузырек с йодом. На нижней валялись ножницы, опасная бритва, коробка пластыря, тюбик крема для бритья, зубная щетка и паста. Хоуз закрыл шкафчик и вышел из ванной.

Вернувшись в спальню, он осмотрел туалетный столик. «Смит, надо же! — думал он. — Да еще и Джон Смит. Самый дурацкий псевдоним, какой только можно придумать». В комоде не оказалось ни одежды, ни постельного белья. Лишь на верхней полке в углу лежали шесть магазинов для автоматического пистолета. Хоуз взял один, обернув предварительно руку носовым платком. Если он не ошибается, такой магазин подходит к «люгеру». Собрав все улики, он распихал их по карманам. Затем пошел на кухню, единственное помещение в квартирке, где он еще не был. На кухонном столе стояла кофейная чашка. На плите — кофейник. Возле тостера — хлебные крошки. Очевидно, сегодня утром Джон Смит тут завтракал. Хоуз подошел к холодильнику и открыл дверцу.

На одной из полок лежали батон хлеба и начатый брусок масла. Все.

Он открыл морозилку. В шапке тающего льда стояла бутылка молока.

Парням из лаборатории придется как следует повозиться в квартире Смита. Однако ему, Хоузу, в данный момент делать тут больше нечего. Можно, конечно, поразмыслить, почему в квартире нет одежды, еды. Отсутствие самых необходимых вещей, скорее всего, означает, что Смит — кем бы он ни был — на самом деле не жил в этой квартире. Может быть, он снял ее только из-за готовящегося убийства? Может, собирался вернуться сюда после того, как сделает свое черное дело? Может, здесь разрабатывал план операции? Ведь дом расположен совсем рядом с их участком. Или недалеко от того дома, где живет намеченная им жертва? Почему?

Хоуз закрыл дверцу морозилки.

И тут услышал за спиной какой-то звук.

Кроме него, в квартире был кто-то еще!

Глава 11

Хоуз круто повернулся на каблуках, одновременно выхватывая из кармана пистолет.

— Эй! — удивленно воскликнула женщина. — А это еще зачем?

Хоуз опустил пистолет.

— Кто вы такая, мисс?

— Соседка по лестничной клетке. Я живу напротив. Коп внизу велел мне подняться и поговорить с детективом. Ведь вы — детектив?

— Да.

— Ну вот, я живу в квартире напротив.

Соседку Смита трудно было назвать красавицей, но не из-за внешности. Волосы у нее были черные, глаза — карие, а кожа очень белая. Просто она разговаривала уголком рта, словно лихая девчонка-бандитка из голливудского боевика. На ней была надета лишь тоненькая розовая комбинация; пышная грудь угрожающе выпирала из нее, смущая взор случайного свидетеля.

— Вы были знакомы с вашим соседом Джоном Смитом? — спросил Хоуз, с трудом отводя глаза в сторону.

— В те несколько раз, когда он здесь ночевал, я видела его, — ответила девица. — Он поселился здесь всего недели две назад. Такого трудно не заметить.

— Сколько раз он ночевал здесь с тех пор, как поселился?

— Всего пару раз. Однажды вечером я зашла к нему — просто так, чтобы познакомиться, понимаете? По-соседски. — Когда она смеялась, ее груди тряслись вместе с нею. Хоуз старался не смотреть на нее. — Он тогда сидел вон там, за кухонным столом, и резал газеты. Я спросила, что он делает. Он объяснил, что коллекционирует газетные вырезки.

— Когда это было?

— Где-то с неделю назад.

— Значит, он резал газеты?

— Ага, — кивнула девица. — Представляете? Просто придурок какой-то! И вид у него был такой… нелепый. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Хоуз наклонился и внимательно осмотрел столешницу кухонного стола. Ему удалось разглядеть следы клея на замызганной клеенке. Значит, свое письмо Смит составлял здесь, и это было всего неделю назад, а не в воскресенье, 23 июня! Он просто использовал старую газету.

— Вы не помните, у него на столе тогда был клей? — спросил он у соседки.

— Да… наверное. Тюбик клея. Конечно… Клей нужен, чтобы вклеивать вырезки в альбом.

— Ну да, — кивнул Хоуз. — А после того раза вы с ним не виделись?

— Я видела его только на лестнице.

— Сколько раз?

— После того нашего разговора он был здесь однажды вечером. То есть на прошлой неделе. А еще — вчера вечером.

— Он спал здесь вчера ночью?

— Наверное. Откуда мне знать? — Внезапно до девицы дошло, что на ней ничего нет, кроме прозрачной короткой рубашки. Она поспешно прикрыла ладонями пышный бюст.

— Когда он вчера пришел домой?

— Довольно поздно. Наверное, уже после полуночи. Я слушала радио. Понимаете, вчера ночью было очень жарко. В этих квартирах спать почти невозможно. Они нагреваются, как духовки. Дверь была открыта, и я услышала, как он поднимается по лестнице, потом идет к своей квартире… Я выглянула поздороваться. Он как раз вставлял ключ в замок. Ну и вид у него был, клянусь богом! Вылитый русский шпион! Только пилюль от кашля недоставало для полноты картины.

— У него в руках что-нибудь было?

— Только сумка, вернее, бумажный пакет — вроде бы с продуктами. Ах да. Еще бинокль! Представляете? По-моему, театральный. Я даже спросила: наверное, были в театре?

— И что он ответил?

— Рассмеялся. Вот пугало огородное! Смит. Джон Смит. Надо же! Просто смех! А вы как думаете?

— Что — просто смех? — спросил Хоуз.

— Ну, такая фамилия и все такое. Вы понимаете. Он просто чучело. Сдается мне, больше он сюда не вернется.

— Да, это вряд ли, — согласился Хоуз. По-видимому, решил он, у соседки Смита тоже ветер в голове гуляет, уж больно она бессвязно выражается и постоянно перескакивает с одного предмета на другой. О чем это она говорила?

— Он кто — вор?

— Мы не знаем. А он сам ничего не рассказывал вам о себе?

— Нет. Ничего. Он вообще не отличался разговорчивостью. Да и потом, он ведь был здесь всего несколько раз. И даже тогда, казалось, все время торопился. Однажды я в шутку сказала: наверное, тут у него летняя дача. Понимаете, я ничего такого не имела в виду. А он говорит: да, здесь, мол, его убежище. Ну и чучело! Надо же — Смит! — И девица снова расхохоталась.