Страница 17 из 17
─ Ой, да вы что делаете?! ─ вырвалось у нее.
Понимание появилось неожиданно и шокировало Веру, особенно после того, когда женщина поцеловала кончики своих пальцев и коснулась золотого распятия, висевшего на цепочке, которая выпала из выреза платья и сверкала на грубой темной ткани.
За кого они ее принимают?
Установилось молчание, весьма неприятное для Веры. Женщина смотрела на нее с трепетом и признательностью. Не зная, как прервать тягостную паузу, Вера сунула в детскую ладонь таблетку антибиотика и подумала:
«Не знаю, за кого приняла бы я сама себя, если бы оказалась на ее месте! Она еще очень смелая, эта гречанка»!
Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это неловкое молчание, но издалека донесся высокий женский голос. Услышав его, феодорийка встрепенулась. Вера различила повторяющееся несколько раз слово:
― Эльпидэ! …или Элпида?
─ Элпида… ─ негромко повторила Вера вслух, чтобы получше запомнить. Женщина тотчас же повернулась к ней. Не нужно было знать язык, чтобы понять, что значило это слово. Так звали молодую феодорийку. Первое, что пришло на ум ― нужно протянуть руку и тоже назвать свое имя. Но Вера прикрыла ладонью рот и вздохнула ― третьи сутки не с кем и поговорить.
Стефано
Дорогу, ведущую к выходу из города, Вере пришлось долго искать. Оказалось что, хотя город и невелик, заблудиться в нем вполне можно. Было очень жарко; утомленная путница долго бродила по незнакомым улицам, пока наконец не вышла к городским воротам. Горячий воздух разносил неприятные запахи навоза, конского и овечьего, вызывая тошнотворные ощущения. По дороге, мощенной крупными плоскими булыжниками, шли люди, ехали повозки, запряженные двумя лошадьми, быстро проносились всадники. Бросалась в глаза чересчур большая разница между людьми. Роскошная одежда у некоторых горожан говорила о туго набитом кошельке, у других же, наоборот, серые домотканые туники прикрывали худые, смуглые от жгучего солнца тела.
Усталая скиталица подняла к небу глаза и перевела дух. Солнце поднялось высоко и жгло так сильно, что, казалось, скоро закипит кровь. Слабый ветерок гнал по небу редкие рваные облачка. Вера посмотрела на женщин, одетых в длинные платья, и ей стало еще жарче. Белый платок не спасал от палящих лучей, и ужасно хотелось снять его. По телу бежали струйки соленого пота, пропитывая плотную ткань. Обессилив, она подошла к большому дереву, растущему возле обочины, и прислонилась к его могучему стволу. Длинные, ниспадающие вниз ветви почти доставали до земли, создавая прохладную тень. Вера села прямо на землю, прикрыла глаза и с тоской подумала, как хорошо было бы сейчас принять душ или окунуться в море. Голова гудела, ноги налились раскаленным свинцом. Куда ей идти дальше, она совершенно не знала, и решила отдохнуть минут пятнадцать, ― может, что-нибудь и придет в голову. Немного отдохнув в тени, Вера подумала, что сидеть под деревом небезопасно, и можно нажить себе проблемы. Любой взгляд, брошенный на нее, воспринимался молодой женщиной, как начало очередного неприятного приключения. Поэтому она поднялась и побрела в потоке людей и повозок.
Внезапно все путники стали разбегаться в разные стороны, освобождая какому-то важному чину дорогу. Вера также отошла вместе со всеми, стараясь не выделяться из толпы.
Тот, для кого освободили проезд, сразу оказался на виду, и Вера вздрогнула, увидев знакомое одутловатое лицо и бегающий взгляд маслянистых глаз. Грек важно восседал в седле, надменно посматривая на окружающих. Испуганная Вера отвернулась, надвинув платок на лоб пониже бровей. Опять стать пленницей совсем не хотелось, и она попыталась затеряться в толпе. Ничто не предвещало неприятностей, на нее особо никто и не смотрел, длинное мешковатое платье и стоптанная обувь изменили ее внешность до неузнаваемости. Еще вчера ей пришла в голову неплохая мысль найти монастырь и поселиться там… если, конечно, ее примут. Она шла и представляла свою будущую жизнь в монастыре, продумывала, как будет объясняться людям, кто она и откуда, надеялась быстро выучить их язык. Вдруг Вера почувствовала прикосновение чужой руки к своему бедру. Она резко обернулась и увидела наглую, улыбающуюся физиономию смуглого черноволосого мужчины в грязной оборванной одежде. Молодая женщина бросила презрительный взгляд на бродягу и резко отпрянула в сторону. Полуденное пекло, грубая обувь неподходящего размера, непривычно- резкие запахи, от которых подкатывалась тошнота, совсем обессилили бедняжку. Вера, сделав несколько шагов, споткнулась об камень, ― длинный подол сыграл свою трагическую роль. Потеряв равновесие, девушка упала. Яблоки выпали из фартука и покатились по мостовой; кто-то насмешливо засмеялся, кто-то, более добрый, помог ей собрать жалкие пожитки. Она ушиблась несильно и быстро вскочила на ноги, зная, что ей нельзя расслабляться и плакать.
Краем глаза она увидела, как возле нее остановилась черная лошадь. Народ продолжал веселиться и громко обсуждать ее неловкость. Десятки глаз устремились на нее, и вдруг среди них она натолкнулась на уже знакомые, холодные и безжалостные. На нее сурово смотрел молодой мужчина, который тащил ее по приказу пожилого грека. Он ее узнал! Вера отвернулась. От волнения и предчувствия беды щеки залило жарким румянцем, бешено застучало сердце.
Оглянувшись, она увидела, что толстый грек уже спрыгнул с лошади, очень ловко для человека такого плотного телосложения. Вера старалась не смотреть в его сторону и попыталась незаметно раствориться в людской толчее. Страх и холодное отчаяние завладел всем ее существом.
А грек сразу же узнал ее. Заметив его злобный взгляд, Вера бросилась бежать, расталкивая толпу. Инстинкт подсказывал: надо спасаться. Ее ругали, пинали, но она не замечала ничего, кроме мостовой и своей обуви. Главное было ― не упасть! И вдруг ее остановила резкая боль. Спину будто раскололи на части, и Вера, вскрикнув, замерла, задыхаясь от резкой боли. На миг все потемнело и приняло нечеткие очертания. Боль снова пронзила ее тело, она обернулась. Увидев над своей головой плетку, Вера успела закрыть голову руками, и в тот же миг плеть снова опустилась на нее. Несправедливость и безразличие окружающих потрясли ее. Она не кричала, а лишь закрывала руками лицо и голову. Плохо завязанный платок упал на мостовую, и по плечам рассыпались белокурые локоны.
Больше никто не смеялся, а лишь с интересом смотрели, как богато одетый мужчина избивает кнутом хрупкую молодую женщину, и тихо высказывались по этому поводу. Вера уже почти ничего не соображала, она лежала на мостовой, сознание почти покинуло ее. Она лишь смогла слегка приподнять голову, и тут же опустила ее, положив на раскаленный камень ― сопротивляться жестокой судьбе не было сил. Здесь, в этом городе, никому ничего не докажешь. Закон, если он и был, на нее не распространялся.
Чей-то низкий голос, заглушил гул толпы. Голос прозвучал властно и грубо. Зеваки, шумя и переговариваясь, начали торопливо расходиться по обе стороны дороги. Звонкое цоканье копыт приближалось, но обеспамятевшей Вере было уже все равно, что с ней будет
На дорогу медленно выехала кавалькада, состоящая из десяти человек. Если бы Вера могла видеть их, она бы поразилась роскоши их одежды и великолепию дорогого оружия.
─ Будь они прокляты, чертовы феодориты! ─ процедил сквозь зубы предводитель отряда. Зычный низкий голос принадлежал именно ему.
─ Прочь с дороги, скоты! ─ гаркнул он на греческом. Гнедая лошадь, почуяв гнев хозяина, поднялась на дыбы, чуть не задев копытами замешкавшегося горожанина.
─ Не горячись, друг Паоло, ─ обратился к нему всадник, едущий следом за ним. ─ Подлое и неотесанное быдло, ты же знаешь! ─ мужчина громко рассмеялся и поправил сбившийся от быстрой скачки бархатный берет, украшенный страусиным пером Его роскошная одежда выделялась богатством отделки, а лошадь ― дорогим, изысканным снаряжением.
─ Как же тут не горячиться, сеньор ди Монтальдо, вы только посмотрите, никакого уважения к посольской делегации! ─ Он указал рукой в то место, где толстый грек в окружении развлекающейся толпы сводил свои счеты с Верой. Мужчина выругался на итальянском и гневно сплюнул.
Конец ознакомительного фрагмента.