Страница 4 из 47
Конечно, Султан давно бы оставил этот чудовищный город, если б его спутница проявила малейшую слабость, весьма простительную для женщины, и попросила об этом небольшом одолжении. Но хрупкая девушка стоически переносила все невзгоды, связанные с пребыванием в краю палящего солнца. В душе приятель поражался ее терпению и силе духа, но объяснял себе это миниатюрностью сложения Принцессы, не ведающей о страданиях людей с солидным весом, тем более в условиях этой одурманивающей жары. Стоило Эли однажды немного занедужить, как Султан, донельзя обрадованный подвернувшейся возможностью достойно выйти из щекотливого положения, тут же предложил покинуть Бухару и отправиться в поисках счастья в Персию.
— Куда угодно, только не в Персию! — взволнованно воскликнула Эльнара. Этой осенью у ее деда Сатара, из-за которого в числе прочих она покинула родные места, заканчивается срок службы в Хоршикском ханстве, после чего он намеревался вернуться к себе на родину.
— Ты не хочешь попасть в страну сказки? — искренне огорчился приятель. — Жаль, я слышал, тамошним сладостям цены нет, они просто тают во рту, да и фрукты там, в отличие от Бухары, никогда не переводятся. Принцесса, я уверен, Персия тебе очень понравится!
Однако Эли, погруженная в свои невеселые воспоминания, молчала и будто не слышала своего приятеля.
— Быть может, нам стоит отправиться в Османскую империю, Принцесса? — выдвинул Султан очередное предложение. — Один мой знакомый когда-то сказывал мне, что там готовят отличный кебаб. Мол, кто-кто, а уж турки в этом деле толк знают и мяса не жалеют.
— Ты что-то сказал, Султан, про Османскую империю? — очнулась девушка от своих дум.
— Я говорю, Принцесса, что хоть турки по натуре — звери, а не люди, но ведь нам с ними хлеб не есть, кров не делить, так что жить в их стране можно. Да и, помнится, еще моя покойная матушка говаривала, будто есть в Османской империи с незапамятных времен одно зажиточное селение, где живут только хоршики. Когда-то наши земляки проходили через те места с завоевательным походом в глубь Азии и возвращаться обратно не пожелали. Так что мы могли бы примкнуть к ним. На чужбине-то, чтоб не пропасть, всегда лучше своих держаться. Правда, Принцесса, ты и так за мной как за каменной стеной, но все же на первых порах поддержка не помешает, пока мы там осмотримся да поймем, что к чему, верно?
Как выяснилось, ближайший путь в Османскую империю проходил через Персию. У Эли при этом известии слегка кольнуло сердце, но, успокоив себя мыслью, что до осени ее деда в тех краях все равно не будет, она вместе с другом отправилась в дорогу. Утомительным и далеко не безопасным оказался для Султана и его Принцессы переход через пустынные песчаные барханы, но все тяготы путешествия быстро забылись, когда их встретил персидский город Мешхед — тихий, немного сонный, но такой уютный и красивый после тоскливого однообразия и нещадного зноя пустыни. К тому времени запасы денег и провизии у путешественников подошли к концу. Оставив Эльнару в маленьком караван-сарае на окраине города, Султан отправился попытать счастья на местном базаре. Удача улыбнулась ему: всего за несколько дней, играя в любимую игру — метание костей, — которая приносила ловкому хоршику не только удовольствие, но и кое какой доход, Султан сумел набрать почти полкошеля серебряных монет. Он счел это добрым знаком свыше и решил продолжать хотя бы до тех пор, пока не наполнит свой кошель до самого края, разводя прижимистых персов на золото, а то и на драгоценности.
Однажды вечером, вернувшись в караван-сарай после очередной успешной вылазки на рынок, довольный собой и окружающим миром, Султан обнаружил Эли спешно упаковывающей их нехитрый скарб. Он даже не успел открыть рот, дабы узнать, что все это значит, как она уже тянула его к выходу. Словно воры, подданные хана Тани покидали гостеприимный Мешхед, стараясь как можно реже попадаться на глаза народу, расходящемуся по домам в преддверии наступающей ночи.
— Ради Аллаха, Принцесса, объясни, что произошло? — взмолился Султан, когда очертания города за их спинами слились с темнотой.
— Ты дорожишь, Султан, своим языком? — обескуражила Эли приятеля неожиданным вопросом. — Так вот, я тоже не хотела бы остаться без него. Сложно будет разговаривать, понимаешь?
— О чем это ты, Принцесса? — Султан от удивления остановился, немного поразмышлял, а потом бросился догонять свою спутницу, стремительно направлявшуюся в сторону гор, где всегда находили спасение неспокойные или чересчур самостоятельные умы. — Я понял, Принцесса! В Персии хоршиков оказалось больше, чем мы могли себе представить, да? Ты встретила Фаруха?
— И не только его, — тяжело вздохнула Эльнара. — Сегодня, друг мой, я решила немного прогуляться по городу, который в скором времени мы с тобой собирались покинуть. Мне хотелось, чтобы он остался в моей памяти как место, где мы смогли восстановить свои силы и как-то веселее взглянуть на жизнь с тех пор, как оставили нашу родину. Я проходила мимо одного роскошного дворца и вдруг увидела двух мужчин, которые вели беседу у дверей. Не поняла: то ли они собирались зайти в дом, то ли, наоборот, выходили из него, — но дело не в этом. Лицо одного из них мне показалось очень знакомым. Внимательнее приглядевшись, я поняла, что не ошиблась. Хотя, пожалуй, сердце узнало его раньше, чем глаза, — так кольнуло! Это был Фарух. Человек, который с ним разговаривал, стоял вполоборота ко мне, но спустя мгновение я узнала и его. Это был мой дед Сатар. Не представляю себе, каким образом они вдруг оказались в Персии и что их связывает друг с другом, но я ничуть не сомневаюсь в том, что это были именно они. К тому же мне показалось, будто Фарух узнал меня: на какое-то мгновение мы встретились взглядами, я тут же накинула на лицо покрывало и поспешила уйти прочь. Хотя, конечно, этого недостаточно. Я знаю, Фарух не сможет спокойно дышать, пока мы оба живы. Он очень гордится своим происхождением и не может допустить, чтоб на его имя упала даже малейшая тень. Наверное, он ненавидит меня за то, что я знаю его тайну, а все остальное, что связывало нас прежде, не имеет для него никакого значения... Я хочу жить, Султан! Просто жить...
— Ты будешь жить, Принцесса! — твердо ответил взволнованный друг. — И будешь жить очень счастливо. Поверь моим словам и ничего не бойся, Я сумею защитить тебя!
К исходу десятого дня уставшие путники прибыли в город Тебриз — теперь до границы с Османской империей оставалось рукой подать. Султан предложил Эльнаре провести здесь ночь, чтобы на следующий день со свежими силами вновь пуститься в дорогу. Ни один из них не имел ни малейшего понятия о том, где в чужой и довольно густозаселенной стране искать селение хоршиков, точное название которого они даже и не знали. Однако Османская империя сулила безопасность, а это было сейчас важнее всего.
Переступая порог тебризского караван-сарая, путники ни сном ни духом не ведали, что одна случайная встреча здесь не просто изменит их планы, а повлияет на ход всей дальнейшей жизни. После ужина они вышли во двор и увидели хозяина караван-сарая, переминавшегося с ноги на ногу в явном нетерпении поскорее улизнуть от наседавшего на него маленького человека, который, отчаянно жестикулируя, упорно пытался ему что-то втолковать на гремучей смеси арабского, турецкого, латинского и еще одного, неизвестного Эли языка. Владелец караван-сарая Мурад заискивающе улыбался, часто кивал головой, прикладывая правую руку к груди, но, по всей видимости, ничегошеньки не понимал. Незнакомец выглядел весьма диковинно для здешних мест. На нем был приталенный ярко-голубой атласный жакет, доходивший ему до колен, а под ним — еще один жакет покороче, с глубоким округлым вырезом, из которого виднелась белоснежная сорочка, отделанная пышными кружевами и рюшами. Худые икры, выглядывающие из-под узких коротких рейтуз, обтягивали плотные белые чулки. Волосы у незнакомца были чересчур длинные для мужчины, они были белого цвета и завивались на концах. Иностранец тараторил без умолку, размахивая руками, словно крыльями, приседал, бегал вокруг растерянного Мурада, но ничего не мог добиться. Его голубые глаза метали громы и молнии, тонкие ноздри небольшого узкого носа хищно раздувались, а сухие бледно-розовые губы недобро кривились, обещая бедному персу сотни всевозможных несчастий.