Страница 16 из 47
Обрадованный Гане, заметив, что ему все же удалось убедить своих гостей, что Ланшерон намного лучше Франции и, вообще, самое лучшее место на свете, сразу после ужина принялся объяснять, как можно добраться до столицы. Эльнара и Султан внимательно слушали, пытаясь запомнить незнакомые названия городов и деревень, через которые им предстояло пройти.
Вдруг, осененный блестящей идеей, старик хлопнул себя по лбу:
— Вам, главное, гости дорогие, добраться отсюда до Фаркона, где живет моя дочь Эльза со своим мужем Маошем Басоном — они вам лучше объяснят и обязательно помогут всем, что будет в их силах.
Наутро Эльнара с Султаном распрощались с гостеприимным Гане, который собрал для них в дорогу целую корзинку всяческой провизии, и отправились в путь. После ночи, проведенной в тепле и уюте, идти было легко и весело. Прежде чем добраться до побережья Средиземного моря, хоршикским путешественникам пришлось проделать немалый путь, пройдя даже через Великую Степь, где человеческое жилье встречалось так редко, что порой невольно возникало впечатление, будто они оказались на самом краю света. Однако, к удивлению восточных гостей, королевство Ланшерон оказалось весьма густозаселенным государством. Основная часть его населения жила в деревнях, занимаясь земледелием и скотоводством. Причем селения располагались так близко друг от друга, что скучать в дороге Эли с Султаном не приходилось. Ланшеронские деревни, все как одна, были небольшими и удивительно опрятными. Ни разу путникам не встретилась покосившаяся изгородь у дома или коровий помет на улице. Аккуратно побеленные домики с высокими острыми крышами, покрытыми красной черепицей, и низкими окнами, вытянутыми в длину и украшенными разноцветными резными наличниками. Улицы этого королевства радовали глаз, согревали душу и вызывали желание остаться навсегда среди этих добрых и трудолюбивых людей.
На седьмой день гости из прекрасной знойной Азии вошли в Фаркон. Это был крупный город, население которого насчитывало около десяти тысяч человек. В центре Фаркона были в основном двух- или трехэтажные дома, в которых проживало по восемь — двенадцать семей, а на окраинах ровными рядами располагались небольшие домики, традиционно окруженные садами. Как и говорил старик Гане, деревьев здесь почему-то росло немного. Гораздо чаще встречались невысокие, аккуратно остриженные кустарники, а также везде, где только возможно, были разбиты яркие ухоженные цветники, которые, судя по всему, пышно цвели в теплое время года, восхищая глаз своей красотой и наполняя ароматом городской воздух. Улицы Фаркона были покрыты таким плотным и гладким грунтом, что по ним при желании даже летом можно было бы кататься на санях. До глубокой ночи по улицам ходили смотрители с короткими, но увесистыми палками в руках и охраняли покой горожан. От прочего люда этих людей отличала одинаковая темно-синяя форма, обшитая по краям серебристой лентой, и сапоги насыщенного багрового цвета. Правда, в народе этих стражей порядка чаще называли «синяками» не только за цвет их формы, но и за следы, которые они нередко оставляли на лицах и телах своих сограждан, нарушающих установленный порядок.
Зять старого Гане, Маош Басон, проживал со своей семьей на улице Руси, что в двух кварталах от здания городской ратуши, в старом двухэтажном доме из желтого кирпича. Дом был построен еще до рождения нынешнего короля Ланшерона Генриха Бесстрашного, и помимо семейства Басон здесь жило еще семь семей — по четыре на каждом этаже. Старинная легенда гласила, что ланшеронский город Фаркон в незапамятные времена был основан несколькими десятками русичей, покинувших свою отчизну после жестокого опустошительного набега иноземцев. И якобы в честь этого исторического факта одна из центральных улиц города получила такое удивительное название. Сейчас уже никто не мог сказать, есть ли хоть доля правды в этой легенде, или же она была просто красивым вымыслом, однако среди местных жителей встречались люди с весьма необычными именами, как, например, Иван, Сидор, Артамон. Они называли себя русичами и очень гордились своим происхождением. Внешне эти горожане ничем не отличались от прочих фарконцев, были такими же рослыми, светловолосыми и голубоглазыми. Но некоторые злые языки подмечали, что так называемые русичи отличаются от истинных ланшеронцев несколько ленивым характером и недопустимой по местным меркам беспечностью, особенно в денежных делах. Как бы то ни было, покидать свою вторую родину русичи явно не намеревались, сохраняя безупречную верность доблестному и справедливому королю Генриху Бесстрашному и проживая в основной своей массе по улице Руси.
В доме, где жил Маош Басон, русичи занимали весь первый этаж. Хоршики пришли сюда после полудня, дернули за веревку, которая свисала через аккуратно проделанную дырочку, и калитка гостеприимно распахнулась. На дворе стоял погожий осенний день, ярко светило солнце, и старый дом, построенный из желтого, слегка выцветшего от времени и непогоды кирпича, заиграл новыми красками и даже приобрел весьма нарядный вид. На входе в дом была массивная деревянная дверь легкомысленного салатового цвета, располагавшаяся в самой середине первого этажа. А чуть выше, прямо над ней, находилось так называемое «французское окно», которое представляло собой легкую стеклянную двустворчатую дверь. Правда, оно никогда не отворялось, дабы никто из жильцов ненароком не выпал. По обе стороны от этих дверей шли окна — по три с каждой стороны. Все они были выкрашены в разные цвета: от бледно-серого до темно-коричневого. Свои жилища ланшеронцы, жившие в этажных домах, называли крышами. Крыша русича по имени Василий, которого и соседи, и домочадцы звали просто Васеной, находилась слева от входной двери, как раз под крышей семейства Басонов. Одно окно у него было выкрашено в розовый цвет, а другое — в серый, и это имело свой особый смысл. Все соседи знали: в каком из окон они с утра увидят Васену, такое у него и настроение сегодня будет. Если в розовом — быть веселью на дворе, а в сером — пиши пропало. Самобытный русич являлся единственным в Фарконе гробовщиком, и заказчики порой не знали, как и в чем им хоронить скоропостижно скончавшегося родственника или доброго знакомого, если его смерть выпадала на день, когда Васена с самого утра крутился у серого окна. Поэтому некоторые хитроумные фарконцы, дабы не иметь лишней головной боли, умудрялись загодя заказывать непредсказуемому мастеру его деликатный товар — при первых же признаках нездоровья близкого человека.
Рассказывали, что в доме одного очень престарелого фарконца сия малопривлекательная вещь, изготовленная согласно пожеланиям и размерам предполагаемого покойничка, стояла добрых несколько лет в ожидании своего часа. Неизвестно почему, гроб поставили в коридоре у самой входной двери, невольно напоминая многочисленным домочадцам, что все люди смертны. Конечно, были и те, кто впервые переступал порог этого дома и пугался до колик в животе, не имея представления о подробностях этой истории и особенностях натуры местной достопримечательности по имени Васена. Закончилась сия трагикомедия тем, что родственники, взбешенные неприличным долголетием веселого и бодрого старика, буквально за гроши уступили непригодившуюся в хозяйстве вещь близким своего соседа, который скоропостижно скончался в самом расцвете сил. А на следующий день отдал Богу душу дед-долгожитель. Его опростоволосившиеся сыновья, в силу возраста уже и сами-то подумывающие о дорожке на небеса, с тяжелым сердцем, памятуя о причудах гробовщика, направились к известному дому по улице Руси. Не было предела радости этих горемык, когда они увидели Васену, важно попивающего холодный квас, в комнате с розовым окном. Правда, русич, уже прослышавший о продаже первого гроба, за новый товар и срочность предстоящей работы затребовал сумму, вдвое превышавшую прежнюю. Однако спорить с мастером никто не решился. С тех пор представление фарконцев о беспечности русичей в денежных делах сильно поколебалось, а виной тому стал Васена — рослый рыжеволосый детина тридцати лет от роду с безмятежным взглядом ясных голубых глаз и открытой улыбкой на круглом веснушчатом лице.